Гротенберг. Песнь старого города - Александр Деворс

Ему хотелось злиться. Злиться от всего происходящего. Злиться на Гарри, всадившего ему нож в спину, злиться на этот проклятый город, который не преминул отобрать не только часть его рассудка, но теперь и самое дорогое, что он планировал, наконец, забрать с собой. Забрать в место многим лучше этого. Ему хотелось злиться на себя, за всю глупость, и недоверие письмам.

Тьма заволокла это место полностью, как и улицы вокруг, и даже редкие фонари, не заправленные рабочими, горели тускло. Сейчас улицы уже пустовали, и лишь патрульные ходили по улочкам, обсуждая друг с другом нервозное начало ночи. Улицы уже через миг наполнялись вскриками, агонией тех, кто обращается. Те, кто был здоров, прятались, или ещё до заката тянулись к Церкви. Это было похоже на паломничество, только вот причины были другими.

Однако в центре города происходило нечто другое. Росчерки крови оккультистов, готовящих круги богов, готовя Гротенберг к празднеству. Люди не понимали, к чему это. Кто-то надеялся, что большая церемония поможет городу, наконец, выбраться из проклятых рук Ваканта, а другие считали, что Мэйнард на празднестве только утопит этот город в крови.

Чтобы они не думали, им приходилось исполнять волю. Старшая Жрица меж тем вынашивала другой план. Она тихо вносила изменения в традиции. Старший Жрец отослал людей патрулировать город. Искать служителей Ваканта, чтобы они не смогли помешать их планам.

Только Тьме это было неважно. Людям нужно было ещё пережить эту ночь. Пережить, и остаться собой.

5.1

5

Ночь. День третий

Первые несколько кварталов они шли в тишине. Каждый размышлял о чем-то своем, и угадать, что это были за мысли — сложно. Сегель чувствовал, что его душа рвется на куски от осознания и сожалений. Может, ему стоило сразу отреагировать на письмо. Не тянуть время, не строить иллюзий по поводу подлинности писем. Это же с самого начала было глупо! Он прекрасно знал, что о его родине никто не в курсе. Все его истории брали совершенно другое начало, другой регион. Смена имени, смена личности, высокая плата за новые документы — всё это, чтобы от Сэмюеля Ривгольда не осталось ни следа за пределами Гротенберга. Быть может, если бы он сразу бросился за ней, успел бы?

Эти размышления рвали его душу на куски.

Только вот было что-то еще.

Песня. Он снова слышал ее тихий шелест на грани сознания. Словно незримый дудочник снова достал свой инструмент, и это была его увертюра для ночи. Может, она предназначается не только для него?

Еще он чувствовал нарастающее чувство, подкатывающее к горлу. Тошно было. Тошно от собственного бессилия, тошно от какого-то присутствия. Голова наполнялась белым шумом, смешивая мелодию в кашу, и начинала болеть. Что-то внутри шептало, что смерть тоже неплохой вариант выхода из ситуации. Что можно оставить все эти проблемы кому-нибудь другому, и сбежать просто из города. Это тоже вариант. Столько выходов, но он тянется за какой-то мнимой надеждой на хороший финал.

В реальности редко когда есть место счастливым финалам, правда?

Едва ли божку есть дело до того, что он перережет себе глотку, верно?

— Ты совсем помрачнел. — Бросил Асари, уже несколько минут косясь на напарника, который шел все медленнее и медленнее. Он был бледен как мел, а круги под глазами делали его угловатое лицо чем-то схожим со змеей.

Сегель прислонился плечом к стене и потер виски. Он чувствовал это странное присутствие. Оно, то подкрадывалось ближе, то сковывало сердце железной хваткой, то отпускало.

— Сегель? — Голос Асари стал настороженным. Тьма вокруг показалась вязкой и неприятной. Словно стоять в тенях, и прислушиваться к музыке было противоестественно. Неправильно. Его душа об этом орала, а сознание… его тянуло во тьму, вниз. Упасть в ее объятия. Раствориться. Оставить этот прокажённый город догнивать, и влиться в то, во что он превратится. Просто усталость навалилась. Смертельная усталость.

В этот миг его повело, и только жесткая хватка напарника не позволила ему безвольно шмякнуться на холодный камень.

— Так, хорош убиваться. — Жестко заметил парень. Хватка стала прямо таки железной. — Думаю, у Нерла найдется способ помочь ей.

Он не понимал. Он ничего не чувствовал. Сегель поднял на него взгляд, оглянулся на тени. Живые, тянущиеся к ним, сходящиеся к ногам, ласкающие пятки, словно незримый кот кружил у ног. Асари проследил за его взглядом, и движение прекратилось.

— Ты слышишь песню? — Неожиданно для самого себя спросил Сегель. Обычно он не спрашивал о том, разделяет ли кто-то его странные состояния. Панические атаки в городе, или внезапные страхи, сковывающие всё тело. Этот город уже второй раз пытается свести его с ума. Возможно, в этот раз он доведёт своё дело до конца.

— Какую песню? — Теперь Асари насторожился ещё сильнее.

Стоит ли вообще рассказывать?

— Красивая мелодия, похожая на музыкальную шкатулку. — Он легко вспоминал её мотив, даже «намычал» его, и та словно отозвалась ему в ответ, снова зазвучав, только громче.

— Нет. Я ничего не слышу. Никакой музыки нет, Сегель. Только завывания ветра меж высоких стен, топот стражников по главным улицам. Переговоры дозорных из церкви, расхаживающих, и ищущих нас.

Задавать вопрос о том, как он всё это расслышал, мужчина не стал. Он вслушался в эти звуки настоящего мира, и сосредоточился. Словно