Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Третье соображение касается того, что политолог Иэн Ластик назвал «солипсическим» использованием террора обеими сторонами как до, так и после 1948 г. Как убедительно показывает Ластик, цель террора — не только привлечь внимание к своему делу, причинить ущерб врагу и ввергнуть его в панику. Не менее важная функция террора — освобождающий и вдохновляющий вклад, который он может внести в самосознание и самоощущение сражающейся стороны[194]. Такое представление о неизбежности и очистительной силе насилия можно рассматривать как своего рода компенсацию деморализующего восприятия себя в качестве «праведной жертвы», свойственного обеим сторонам.

Чрезмерное употребление самих терминов «террор» и «терроризм», как и эмоциональное злоупотребление ими, может создавать дымовую завесу, которой следует избегать внимательному исследователю. Для одних, в том числе для сионистов 1930-х и 1940-х гг.,[195] слово «террорист» — характеристика, которую следует носить гордо и с вызовом. Для других — в том числе для израильтян и американцев, употреблявших его в отношении Организации освобождения Палестины с 1960-х гг. и далее, — оно стало до крайней степени очерняющим ярлыком, который использовали, чтобы дискредитировать врага. В особенности после 11 сентября 2001 г. этот термин столь вольно применялся для дискредитации оппонентов и критиков, что растерял большую часть своего первоначального смысла.

Насилие, к которому стороны прибегли в период мандата, продолжается и в наши дни, принимая различные формы сообразно развитию конфликта и совершенствованию технологий войны и убийства. Споры об оправдании и прославлении насилия продолжаются и сейчас, и они так и не разрешены, поскольку приверженцы каждой из сторон настойчиво следуют привычному и предсказуемому сценарию. Сначала они красноречиво описывают свое всепоглощающее и страстное стремление к миру, одновременно осуждая отсутствие такого стремления у другой стороны. Потом они заявляют, что насилие с их стороны — это на самом деле необходимая самооборона против угроз и необоснованной агрессии другой стороны. И наконец, они предъявляют доказательства, призванные опровергнуть, развенчать или лишить оснований утверждения другой стороны, что на самом деле это она действовала в порядке самообороны. Вот так, намертво вцепившись в не требующую доказательств веру в правоту своего дела и чистоту своих помыслов и поступков, приверженцы обеих сторон, пересматривая историю вспышек насилия и автоматически возлагая на противника вину за то, что оно длится и по сей день, ходят и ходят по замкнутому кругу.

Глава 6. Шоа, Ацмаут, Накба: 1939–1949 гг.

В годы Второй мировой войны и в последние годы мандата британцы управляли Палестиной в соответствии с пересмотренной в Белой книге 1939 г. трактовкой своих обязательств перед двумя общинами — трактовкой, которая на многих этапах оспаривалась и расшатывалась обеими сторонами и их союзниками в регионе и в мире. Вопрос о том, не отдавала ли Великобритания несправедливого предпочтения той или иной стороне, — как в этой последней инкарнации своей палестинской политики, так и в предыдущих — по-прежнему остается одним из неразрешенных основных противоречий в оспариваемой истории Палестины и Израиля.

В этой главе речь в основном пойдет о том влиянии, которое европейский Холокост оказал на ситуацию в Палестине и создание Израиля. Мы увидим, как в ходе этого переломного десятилетия возникло несколько новых основных противоречий между сионистами (которые вскоре станут «израильтянами»), палестинцами и арабами, по мере того как противостояние между ними принимало драматические и кризисные формы.

Свои показания комиссии Пиля в Иерусалиме 25 ноября 1936 г. Хаим Вейцман начал с того, что подробно описал «еврейский вопрос, каким он предстает перед нами сегодня». Напомнив о недавних событиях и неприязненных или антисемитских высказываниях, звучавших из уст руководителей Германии и Польши, президент Всемирной сионистской организации обосновал необходимость еврейской иммиграции в Палестину тем, что для растущего числа евреев «мир разделился на те места, где они не могут жить, и те, куда они не могут въехать»[196]. Это происходило почти за два года до печально известной «Хрустальной ночи» — погромов в Германии и Австрии, которые впервые дали миру представление о радикальных планах нацистского режима в отношении евреев Европы. В течение ближайших нескольких лет евреев на подконтрольных нацистам территориях будут поражать в правах, подвергать облавам, выселять в гетто, депортировать, расстреливать и в конце концов уничтожать в операциях промышленного масштаба, обрекших на смерть две трети из 9 млн европейских евреев[197].

В этой главе мы исследуем связь между (1) Холокостом (на иврите Шоа) и сионистско-арабским конфликтом до 1948 г., (2) Холокостом и созданием государства Израиль (обретением независимости, или, на иврите, ацмаут) и (3) еврейским Холокостом и палестинской катастрофой (на арабском — Накба)[198].

С 1930-х гг. и по сей день евреи, палестинцы и арабы используют (добросовестно и нет) Холокост в своих спорах о том, чьи права осуществляются, а чьи нарушаются в ходе борьбы за Палестину/Израиль. В такой перестрелке аргументами не было недостатка в сомнительных параллелях, сравнениях и уроках, вынесенных из этого беспрецедентного в истории человечества события[199]. В своих рассуждениях я постараюсь избегать злоупотреблений и необоснованных апроприаций — и при этом как можно точнее описывать, как сами стороны могли порой оказываться виновными именно в этом[200].

В главе 5 уже отмечалось, как события в Европе начали сказываться на арабской и еврейской общинах Палестины, особенно из-за резкого всплеска еврейской иммиграции после 1933 г., когда к власти в Германии пришел Гитлер. Некоторые связанные с этим аспекты до сих пор вызывают споры. И евреи, и палестинские арабы — каждые по своим собственным резонам — поднимают неудобный вопрос: почему другие страны, прежде всего США и малонаселенные британские доминионы, не проявили большей щедрости в увеличении квот и ослаблении визовых ограничений и так неохотно принимали еврейских беженцев. Сравнение еврейской иммиграции в США и в Палестину с 1933 по 1946 г. приводится в таблице 6.1.

Еще один вопрос, который до сих пор обсуждают историки и наблюдатели: следует ли винить лидеров сионистского движения в том, что в период нацистского правления они не поставили фундаментальный гуманитарный вопрос о спасении жизней выше политических преимуществ использования бедственного положения еврейских беженцев в качестве аргумента для подкрепления сионистских притязаний на Палестину и требований еврейского ишува в ней? Все это действительно серьезные противоречия, достойные внимательного этического и историографического изучения, но они выходят за рамки настоящего исследования[201].

Источник: по материалам From Haven to Conquest: Readings in Zionism and the Palestine Problem until 1948 (ed. Walid Khalidi). Beirut, 1971; 2nd printing, Washington, DC, 1987, Appendix VI, 855; Great Britain, Supplement to Survey of Palestine, Notes Compiled for the Information of the United Nations Special Committee on Palestine, June 1947. HMSO: 1947, rep. 1991 by the Institute for Palestine Studies, Washington, DC, 17; American Jewish Yearbook, vol. 48 (1946–1947), 610, http://www.ajcarchives.org/AJC_DATA/Files/1946_13_Statistics.pdf (дата обращения 19 ноября 2018 г.).