Застава - Сергей Лукьяненко

– Тогда надо кому-то из наших тебя усыновить, – подкинул я идею.

Дед покосился на меня и подозрительно спросил:

– Ты, что ли, предлагаешь? А вдруг ты извращенец?

– А вдруг ты пироман и сожжешь ночью квартиру? – спросил я. – Нет, я не предлагаю, на фига мне такая ответственность. И не гожусь я тринадцатилетнему парню в приемные отцы ни по возрасту, ни по складу характера. Вот Ведьма – она тебя любит, возьмет к себе, если попросишь.

– Она предлагала уже, – вздохнул Дед. – Но она же запилит, она строгая… Вот если бы Калька…

Мы дружно засмеялись.

– К ней я и сам на усыновление готов попроситься, – согласился я. – Но она… – я осекся.

– С прибабахом, – согласился Дед. – Как и я. – Он снова взял бинокль и стал обозревать окрестности, потом пробормотал: – Спасибо, Ударник.

– За что спасибо-то? – не понял я.

– За участие. Нет, не могу я к нашим податься, у меня причины есть. Но ты добрый.

Такие разговоры были настолько нехарактерны для Деда, что я даже рискнул потрепать его по голове, а Дед сделал вид, что этого не заметил. Несколько минут мы обозревали окрестности. Я скользил биноклем по унылому пейзажу Центрума и размышлял о своих товарищах.

Вот интересно, кто они мне? Коллеги? Друзья? Или братья по оружию?

Все очень разные. Все очень странные. Ни с кем из них на Земле я бы не сошелся, а вот Центрум нас спаял накрепко…

Старик. Таких называют «хитрованами». Едкий, ироничный, начитанный и образованный… хотя как-то бессистемно… искренне о нас всех заботящийся, но и любящий помыкать. В армии я не служил, но мне казалось, что в Старике есть что-то от старшины или прапорщика, который себе на уме, но и бойцов своих рассматривает как ценное имущество и готов за них костьми лечь. Друг он мне? Ну… скорее, товарищ. Старший товарищ. Надежный. Несмотря ни на что.

Ведьма. Ох, не простая она старушка… С заставы отлучается редко, торчит на ней неделями, видно – никто уже дома не ждет. Вроде как командует только по хозяйству – кто будет пол мыть, а кто в Антарию за продуктами отправится, но почему-то и в серьезных делах все напряженно ждут ее слов. При матриархате такая была бы матерью рода. И другие племена нашему бы завидовали. Она, конечно, мне не друг и не боевой товарищ… она именно бабушка. Мои, так уж случилось, умерли давным-давно, я их и не помню. А Ведьма такая, какой я хотел бы видеть собственную бабку.

Калька. Умница, красавица. С какой-то очень сильной болью внутри. С явно нехорошим прошлым… вроде как она с ним развязалась – Старик говорил, что первые полгода на заставе Калька бешено зарабатывала деньги, переводила их в золото и утаскивала на Землю. Даже при наших вольных нравах Старик ей пару раз устраивал промывание мозгов за махинации с контрабандой. Потом подуспокоилась, видимо, решила свои «внешние» проблемы, а вот внутренние остались – и открытие врат только когда ее ругают почем зря, и резкая, практически рефлекторная неприязнь к любым телесным контактам с мужчинами (даже когда пожимают руку при встрече – видно, что это она себя пересиливает). Все мы, конечно, Кальку воспринимаем как красивую девушку и немного начинаем петушиться в ее присутствии, тем более что, несмотря ни на что, Кальке это явно нравится, но никому ничего не светит. Ни пионеру и ни пенсионеру. Друг она мне? Или сексуально привлекает? Скорее – непутевая родственница. Достаточно дальняя, чтобы поглядывать на фигурку с интересом, но достаточно близкая, чтобы только поглядывать.

Скрипач. Вот он, пожалуй, почти что друг. Но это тип людей такой, который быстро становятся хорошими знакомыми, потом – приятелями, потом – почти друзьями. В разряд настоящих друзей они переходят редко, но только потому, что у них очень-очень-очень много почти друзей, между всеми им не разорваться. Но если подружишься – то это будет настоящий друг, который со всем кавказским темпераментом станет тебя хвалить, ругать, горой за тебя стоять, а если надо – то и затрещину по-дружески отвесит. Да, Скрипач – почти друг.

Иван Иваныч – тоже почти друг. Ну или хороший приятель. Просто по той причине, что молчит. Зато слушает замечательно, ему можно что угодно рассказывать, он будет кивать, улыбаться, мимикой и жестами выразит свое ощущение, при этом у тебя даже неловкости не будет от того, что ты умеешь говорить, а он – нет. Если бы он заговорил, мы бы точно стали друзьями.

Ну и Дед. Мальчишка, воришка и страж закона одновременно (было у меня сильное подозрение, что со своим прошлым парень так и не завязал до конца). Грубоватый, порой наглый, порой дурашливый. Но как ни странно, вот он как раз – ближе всего к понятию друга. Не младший брат, не нуждающийся в опеке «сын полка», а именно боевой друг. Наверное, это означает, что я сам – инфантильный и безалаберный человек. Но что поделать, мы таковы, каковы мы есть.

– Вот он чапает! – азартно сказал Дед. – Глянь, Ударник! На восемь часов!

Я повернул бинокль и увидел нарушителя. Тот как раз остановился, чтобы напиться, и с удивлением изучал пластиковую бутылку. Видимо, первый раз видит, как пластмасса в Центруме превращается в белесые пузырящиеся сопли.

– Думаю, стрелять не придется, – решил Дед. – Возьмем тепленьким. Ударник, если у него ружье хорошее – оно мое!

– Ты вначале возьми, – пробормотал я. – А вдруг у него портал мгновенный и большой?

Но мы его взяли без всяких проблем. Это и впрямь оказался авантюрист-одиночка, он с энтузиазмом воспринял мысль стать пограничником, месяц кантовался с нами, но для его натуры у нас было скучно, так что он перебрался на другую заставу, куда-то в Аламею.

А ружье у него было паршивое, с таким только на уток охотиться. Дед сам не захотел его брать.

Кабинеты в «Шпалах и гравии» были небольшими, но универсальными. Имелся и стол с несколькими стульями, и мягкий диван – вроде как предназначенный для спокойного отдыха, рядом с ним стоял курительный столик с пепельницей и стойка со старыми газетами и журналами. Но все прекрасно знали, что диван раскладывается, а внутри, в ящике, лежит чистое постельное белье.

Что поделать – казармы-общежития уединения не гарантировали, а жизнь есть жизнь. Среди наемников были и мужчины, и женщины, да и проституция в Клондале хоть и не была разрешена официально, но и особо не скрывалась и не табуировалась.

В ожидании Эйжел (или бармена с известием, что посыльный получил по уху и вернулся один) я развалился на диване и цедил виски, разбавляя его водой. Технология производства виски в Клондале была один в один как в Шотландии. Торф, ячмень, солод, перегонные кубы… Более того – клондальский виски был только солодовым, никакое зерно, кроме местного ячменя, абсолютно похожего на земной, не использовалось. И все-таки вкус отличался разительно. Он был не то чтобы хуже – просто другой.