Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

в котором объяснил, что война, которую он ведет, является оборонительной (борьбой против несправедливой узурпации), и пригласил его внести свой вклад, ради блага всего христианского мира, в восстановление законного христианского Дома Франции. 31 декабря 1424 года, находясь в замке Эспали Карл VII сформировал новое посольство во главе с Арно де Грандвалем, аббатом Сент-Антуан-де-Вьеннуа, Аленом Шартье, а также Гийомом Сенье, с которым Сигизмунд уже был знаком, поскольку во время своего пребывания в Париже в 1416 году, на заседании Парламента посвятил его в рыцари. Летом 1425 года посольство отправилось в Будапешт, где во время приема Сигизмундом, Шартье произнес великолепную речь на латыни. Он упомянул о величии Дома Франции, подтвержденном божественным даром его королей (способностью исцелять золотуху) и тем фактом, что ангел принес с небес щит с флер-де-лис, который стал гербом Франции. Он предложил Сигизмунду посетить Францию, как в 1416 году, и напомнил, что его дед, Иоганн, доблестный слепец, славно закончил свои дни, защищая королевство Франция от англичан[180], о чем французы не забыли. Какими бы ни были текущие невзгоды, ничего еще не было потеряно, так как у короля теперь был наследник, очень красивый ребенок, и у него по-прежнему были силы и мужество. Старый союз между Францией и Империей сохранился как в сердцах, так и в архивах, о чем свидетельствуют ранее произнесенные взаимные клятвы. Шартье осудил мятеж тех принцев крови, которые отдали Францию ее врагам и попросил Сигизмунда выступить посредником в установлении мира, который был желанным и отнюдь не невозможным.

Вторая, более краткая речь, также произнесенная Аленом Шартье, побуждала Сигизмунда заключить союз против тех, кто хотел лишить "законного сына и приемника" его наследства. В любом случае, мятеж вассалов является предупреждением для королей, печальным и пагубным примером[181].

Карл VII, несомненно, по этому случаю, уполномочил своего дядю по материнской линии Людвига, пфальцграфа Рейнского, герцога Баварского, аббата Сент-Антуана и его секретаря Удара Морше, в надлежащей форме, возобновить и заключить договор о дружбе и союзе со Священной Римской империей, а также с королевством Богемия[182]. Но этот договор так и не был заключен, а реакция Сигизмунда на цветистые речи Алена Шартье неизвестна.

17 февраля 1424 года договором  Аббиатеграссо были возобновлены "союз и дружеские отношения", которым суждено было продлиться следующие сто лет, с Филиппо-Марио Висконти, герцогом Милана, и его преемниками. С французской стороны в этот союз были включены номинальный король Неаполя Людовик III Анжуйский и его братья Рене, герцог Барский, и Карл Анжуйский (позднее граф дю Мэн), герцог Орлеанский и граф Ангулемский (два сына умершей в 1408 году Валентины Висконти, единокровной сестры Филиппо-Марио,), герцог Иоанн I Бурбонский и его сын Карл Клермонский, герцог Иоанн II Алансонский, граф Арманьяк, Ришар Бретонский, граф де Этамп (брат герцога Иоанна V) и сеньор д'Альбре; а с миланской стороны — Иоанна II, королева Сицилии, Амадей VIII, герцог Савойский, маркиз Монферратский, дож Венеции, маркиз д'Эсте, сеньор Мантуи, а также Людовик III Анжуйский, герцог Орлеанский и граф Ангулемский. Таким образом, была создана целая сеть союзов.

Однако, несмотря на попытки посредничества Сигизмунда Люксембурга, Карл VII почти не получил отклика, ни политического, ни военного, со стороны Венецианской республики. Венецианские купцы, проживавшие в Европе, внимательно следили за делами во Франции (также как в Англии и Бургундии), хотя передаваемая ими на родину информация часто оказывалась недостоверной. Они считали, что оккупация части Франции англичанами является непрочной и будущее примирение короля Франции и герцога Бургундского было уже делом решенным.

Напротив, связи с Кастилией, как и в предыдущие годы, хотя, возможно, и не оформленные официально, обеспечили Карлу VII значительную, если не основную поддержку на море, для транспортировки шотландских экспедиционных сил. В 1426 году, король уже официально возобновил договор с этим традиционным союзником, правда не добившись особых конкретных результатов.

Арагон и Франция оставались друг другу недружественными, поскольку Неаполитанское королевство было яблоком раздора и соперничества между Арагонским и Анжуйским домами.

Самым же эффективным, безусловно, был союз с Шотландией, поскольку позволил получить массированную военную помощь.

Король и регент: Карл VII и Бедфорд против французских принцев

Борьба между Карлом VII и Бедфордом происходила не только пол боя, но и в политической сфере. Оба стремились заручиться поддержкой знатных домов внутри королевства Франция. Эта задача была не из легких, поскольку эти дома прежде всего пеклись о своих интересах, которые изменялись в зависимости от текущей ситуации.

Когда Карл VI умер, Бедфорду, человеку в расцвете сил, скорее государственному деятелю, чем полководцу (хотя он слыл "мудрым и смелым воином"), прекрасно изъяснявшемуся на французском, было 33 года. Он проявлял осмотрительность в делах и заинтересованность в разрешении разногласий. В любом случае, в своем лагере он был главным. Парижский Буржуа оценивает его следующим образом: "Его характер была совершенно не такой как у англичан, ибо он искренне стремился к миру, а ведь англичане по своей природе всегда склонны без причины вести войну со своими соседями"[183]. Тома Базен, который был епископом Лизье в "английской Франции", высказывается в том же духе: "Что касается Франции, то тем, что было в его власти, с большой энергией и умением управлял герцог Бедфорд […]. Он был храбр, гуманен и справедлив, дружил с французскими сеньорами, которые ему подчинялись, и заботился о том, чтобы воздать им почести в соответствии с их заслугами. Кроме того, пока он был жив, нормандцы и французы в этой части королевства питали к нему большую привязанность"[184]. Чтобы устранить все возможные сомнения, Бедфорд с самого начала своего регентства поспешил напомнить парижанам, которые выступали за единство королевства, что его твердым намерением является "возвращение герцогства Нормандии французской короне"[185]. Но всех ли ему удалось убедить? Как бы то ни было, в феврале 1423 года герцог счел нужным потребовать от парижан новой клятвы: "Буржуа, батраки, даже возчики, пастухи, скотники, свинопасы аббатств, слуги и сами монахи, должны были поклясться быть добрыми и верными герцогу Бедфорду, брату покойного Генриха, короля Англии, регенту Франции, повиноваться ему во всем и всеми силами вредить Карлу, который называет себя королем Франции, и всем его союзникам и последователям"[186]. Но этого было недостаточно, и 17 апреля 1423 года в Амьене по инициативе регента, был заключен договор направленный на установление "истинного братства" между ним и герцогами Бургундским и Бретонским. Каждый из трех партнеров обязывался охранять честь другого "как тайно, так и публично" и в случае необходимости помогать друг другу контингентом в 500 солдат, оплаченным на один месяц (в последующие месяцы расходы должна была покрывать заинтересованная сторона). Цель договора была предельно ясна: "прекратить войну и установить мир и спокойствие в этом королевстве, чтобы жители свободно молились Богу, торговали и возделывали землю"[187]. Кроме того, предусматривалось, что Анна Бургундская, сестра Филиппа Доброго, не очень красивая, но деятельная, набожная и добрая принцесса ("в то время считавшаяся самой жизнерадостной из всех других дам"), выйдет замуж за Бедфорда (что и произошло 13 мая 1423 года, в церкви Сен-Жан-де-Труа), и что Маргарита, другая сестра герцога Бургундского, вдова герцога Гиеньского, выйдет замуж за Артура де Ришмона (брак состоялся в часовне герцогского дворца в Дижоне 10 октября 1423