Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

не дождавшись подкрепления, отступавший день спустя из соснового бора отряд полковника Заливского. Последний приказал забрать с собой тело Колодзейского, передав в установленном порядке вдове и похоронив на его родной Краковщине с причитающимися офицерскими почестями. Заливский со своими людьми удачно перешли границу с Австрийской Галицией, но 21 марта все они вместе с полковником были арестованы по требованию российских имперских властей.

И как тут в отношении Матеуша Колодзейского ни вспомнить слова выдающегося еврейского мистика и каббалиста Бааль Сулама о первом и втором сокрытиях Лика:

«Итак, прояснились два уровня восприятия скрытого управления, ощущаемого творениями, – одинарное сокрытие и сокрытие внутри сокрытия.

Одинарное сокрытие означает лишь сокрытие лика, а обратная сторона им (людям) раскрыта. То есть верят они, что это Творец устроил им страдания в наказание. И хотя трудно им постоянно узнавать Творца через Его обратную сторону, и потому они приходят к преступлению, вместе с тем даже тогда называются “незаконченным грешником”. То есть эти преступления подобны оплошностям, поскольку пришли к ним из-за множества страданий, но ведь в целом они верят в вознаграждение и наказание.

А сокрытие внутри сокрытия означает, что даже обратная сторона Творца скрыта от них, поскольку не верят в вознаграждение и наказание. И совершаемые ими преступления определяются как злоумышления. И (люди в этом состоянии) называются законченными грешниками, ибо они бунтуют и говорят, что Творец вовсе не управляет своими творениями, и обращаются к идолопоклонству, как сказано: “Когда обратился к богам иным”» (Бааль Сулам, он же Иегуда Ашлаг (1886–1954), «О внутренней сути каббалы и духовном пути человека», часть VI).

Эпилог

И сделай стол из дерева ситтим, длиною в два локтя, шириною в локоть, и вышиною в полтора локтя, и обложи его золотом чистым, и сделай вокруг него золотой венец [витый]; и сделай вокруг него стенки в ладонь и у стенок его сделай золотой венец вокруг; и сделай для него четыре кольца золотых и утверди кольца на четырех углах у четырех ножек его; при стенках должны быть кольца, чтобы влагать шесты, для ношения на них стола; а шесты сделай из дерева ситтим и обложи их [чистым] золотом, и будут носить на них сей стол; сделай также для него блюдо, кадильницы, чаши и кружки, чтобы возливать ими: из золота чистого сделай их; и полагай на стол хлебы предложения пред лицем Моим постоянно.

Исход, глава 25, стихи 23–30. Повеления Господа о постройке стола. Дерево ситтим – это акация пустыни Негев (прим, авт.)

Да будет желанием Твоим, Всевышний, чтобы умножились наши заслуги как зерна граната.

Давид Абудирхам, раввин из Севильи середины XIV столетия

Собрать воедино все рассыпавшиеся до последнего зёрна граната – кропотливая и сложная задача, но невозможно для человека другое – воссоздать плод, чтобы вложить их туда потом в соответствии с местом каждого зерна. Впрочем, со своей стороны, мы постараемся, насколько в наших силах, преуспеть в первой части оного поприща, с которым некогда прекрасно справился сам Ян Потоцкий в своем неоконченном романе «Рукопись, найденная в Сарагосе», – это произведение и не могло быть завершенным, поскольку представляет собой гранатовые ягоды историй, которые в пригоршне держит своими руками автор прежде чем их поместить в шкатулку, где с годами они, сгущаясь и уплотняясь, становятся уже россыпью гранатового камня. Согласимся, что вполне нормальное явление – окаменение литературной классики, правда, в отличие от природного камня, литературный камень пластичен и поддается оживлению.

Я долго искал ключ к сюжету своего повествования о Яне Потоцком, рассказанному по-французски Северином Потоцким и переданному мне от моей кровной предшественницы Анны Габриэлы фон Шмерфельд, урожденной фон Кёльн, в дневниковых записях моего деда от 30-х гг. прошлого столетия, пока не обнаружил его в поэтической кинопритче «Цвет граната», показанной по первому каналу в столетие со дня рождения ее выдающегося режиссера Сергея Параджанова 9 января 2024 года. И все молниеносно сошлось в одной точке – возник котрапункт в сочетании и развитии разновременных творческих судеб Саят-Новы, Яна Потоцкого и Сергея Параджанова. Я представил их общую застольную встречу, прибавив к ней еще убиенного коврового мастера и фабриканта из Могилева-на-Днестре Хаима Ткача Мураховского, как точку пересечения трех сфер – славянства, армянства и еврейства. Это как параллельные прямые, пересекающиеся в бесконечности за пределами временного исторического пространства, применив к последнему аксиому «гиперболической» геометрии русского гения с польскими корнями и младшего современника Яна Потоцкого Николая Лобачевского (1792–1856). И что как не то же самое для нас свернутый восточный ковер, когда вытканные из шерсти лабиринты разных его участков соприкасаются друг с другом, ведь они никогда бы не смешивались между собой, будь он в развернутом виде. Два гранатовых ковра, в том числе легендарный «Миздар», начатый Саят-Новой и завершенный его сыновьями, были сожжены вероломным Матеушем Колодзейским на подворье графского фольварка в Уладовке. И где теперь порог разумения, осязаемым воплощением которого представал великолепный восточный ковер с пространством своих бесконечных расходящихся, сходящихся и пересекающихся лабиринтов, в центре которых процветший армянский крест?

Северин Осипович Потоцкий, попечитель Харьковского учебного округа в первой трети XIX столетия

Согласимся, что это прекрасный символ, если угодно, метафора завесы Единого или первого сокрытия Лика, о чем повествует уже аллегорически сотканный Яном Потоцким ковер – его шкатулочный роман «Рукопись, найденная в Сарагосе». С одной стороны, поразительно сходство судеб романа франкоязычного польско-русского писателя и фильма «Цвет граната» Сергея Параджанова: один был утрачен на два столетия, оставаясь известным лишь в версии перевода на польский язык Эдмунда Хоецкого, опубликованного в Лейпциге в 1847 году, тогда как монтаж фильма разобран, и он перемонтирован вторично советским режиссером Сергеем Юткевичем в 1973 году. С другой стороны, един пафос двух произведений, романа и кинопритчи: если в реальной действительности почти невозможно исправить судьбу человека, чему пример жизнь самого графа Яна Потоцкого, то на ковре, когда он ткется, мастер произвольно может изменять линии и направления узора, символизирующего земную необходимость, и в этом смысле ковер, согласно представлению Потоцкого и Параджанова, есть средостение между судьбой и Провидением. Вот почему ковер – это всегда отрез чего-то большего, и рукопись никогда не может быть завершенной, ибо они, по существу, символически заслоняют собой бесконечность, являясь истинным порогом разумения, после которого либо безумие, либо блаженство и переход уже на другой бытийный план. Последнему противоречию и посвящен блестящий рассказ Хорхе Луиса Борхесе «Хаким из Мерва, красильщик в маске» из книги «Всемирная