Предательство истины - Джон Марк Дуган

Катя обреченно вздохнула:

– Если бы только люди на Западе могли что-то сделать… что угодно. Поделить страну на восток и запад – что угодно, лишь бы прекратить это безумие.

– Видит Бог, мы пытались, – процедила Анна, в ее голосе звучало неприкрытое раздражение. – Мы всего лишь простые медсестры. Во что я была одета два месяца назад на работе, в том же, мать его, я и сейчас. Все остальное было уничтожено этими украинскими сволочами.

Медсестры рассказывали мне о своих лишениях, о том, что одежда, в которую они были одеты, – это все, что у них осталось. Они рассказывали, как украинские войска врывались в больницу, забирали еду, топтали грязными ботинками то, что не могли унести, оставляя после себя только голод и страдания.

– Украинцы… они приперлись в нашу больницу, – вспоминает медсестра Катя дрожащим голосом. – Забрали все мясные консервы, все продукты, которые мы хранили, а то, что не смогли унести, растоптали в грязи. Уничтожили все, чтобы у нас ничего не было.

Медсестра Анна прорычала:

– Проклятый полк «Азов», они забрали все. Даже несчастные макароны и те утащили. Конченые мрази.

Они перечисляли все зверства и издевательства, которым их подвергли так называемые соотечественники. Они рассказывали о предательстве, о невообразимых страданиях, о том, что их дома превратились в пепел, а единственными, кто им помогал, были российские войска.

– Русские помогают нам, – попыталась внести нотку позитива в этот мрачный разговор Катя. – Они дают, что нам нужно.

– Еду? – предположил я.

– Да! Продукты, лекарства – все, что нам нужно для лечения раненых и умирающих. Эти украинские уроды все украли! – кричала Анна, и ее гнев чувствовали все вокруг. – Все, что у нас сейчас есть, дали русские. А украинцы… Эти животные способны только убивать и грабить.

– Мы просто застряли здесь, как в клетке, – призналась медсестра Катя. – Я даже домой попасть не могу. Уже полтора месяца живу в подвале. Для украинцев мы даже не люди. Они относятся к нам как к скоту.

– А наш Зеленский вообще марионетка американцев. Да, все правильно! Тупая безвольная марионетка! – выплюнула Анна. – Украинцы вообще сказали, что надо уничтожить всех, кто брал гуманитарку от россиян. Они говорят, что мы предатели – все, кто остался в Мариуполе.

– А русские делятся с нами своей последней едой, – заметила медсестра Катя с нотками благодарности в голосе.

Я поинтересовался:

– Но откуда вы знаете, что те, кто разрушил вашу больницу, были азовцами?

– Я живу на Украине уже шестьдесят семь лет, с самого рождения. Я знаю разницу между украинцами и русскими. Я знаю «Азов». Это нацисты, самые настоящие нацисты! – ни на секунду не задумываясь, ответила Анна. – А Зеленский, этот поганый карлик, вообще полный дебил.

Интервью с медсестрами Областной больницы интенсивного лечения в Мариуполе

Медсестра Катя негромко добавила:

– Они даже частный сектор разбомбили… обычные дома ни в чем не повинных людей. Мой дом просто уничтожили.

Их душераздирающие истории были полны горечи, разочарования и боли. Каждое слово этих самых обычных людей, ставших невольными жертвами войны, становилось очередным мазком кровавой кисти на холсте растерзанной Украины.

К нашему разговору присоединилась еще одна стоявшая немного поодаль медсестра:

– Прямо во дворах людей приходится хоронить! Там, где раньше играли дети, теперь могилы.

Я спросил:

– Азовцы на самом деле нацисты? Они правда такие ужасные?

– Нацисты, натуральные нацисты! – холодно повторила медсестра Катя.

– Хуже немцев, – кивнув, согласилась медсестра Анна. – Даже немцы так не делали.

– Могилы прямо во дворах. Горы трупов. А мэр города… Он просто трусливо сбежал. Власти бросили нас всех здесь умирать, – с горечью добавила третья медсестра. – А Зеленский, эта маленькая дрянь – он просто инструмент американского правительства. Они отказались от перемирия, лишь бы не прекращать эту кровавую войну. – Ее голос был полон разочарования и горечи.

Их слова тяжело повисли в воздухе, а я пытался осознать все, что они мне успели рассказать. Отчетливая, неприкрытая боль в их голосах поведала больше, чем можно было сказать словами.

В своих откровениях медсестры рисовали леденящую душу картину марионеточного правительства, в котором Зеленский – всего лишь безвольная кукла, которую приводят в движение ловкие руки заокеанских хозяев. Их повествование заставляет вспомнить мирные переговоры в Турции в марте 2022 года, когда у представителей России и Украины появилась надежда на урегулирование. Однако все быстро сошло на нет, когда американские кукловоды не позволили украинцам остановить кровопролитие. Именно тогда открылась горькая правда: война – это золотая жила для американского военно-промышленного комплекса, отрасли, которая процветает на войнах и беспорядках, получая многомиллиардные прибыли.

Откровенные слова женщин рисовали реальную картину тех ужасов, которые были спланированы в правительственных кабинетах по другую сторону океана. Ужасов, которые с готовностью воплотило в жизнь украинское правительство. Каждый из тех, кто остался в этом несчастном городе, оказался в ловушке кошмара и никак не мог проснуться.

По мере того как я общался с мариупольцами, я осознал одну страшную вещь: многие здания не были повреждены снарядами, но сгорели дотла. Оказалось, что украинские военные получили приказ сжигать все на своем пути. Это был сознательный террор против русского этноса на Украине – против тех, кто осмелился бросить вызов захватившим власть деспотам. Многочисленные безмолвные пепелища там, где еще недавно кипела жизнь, напоминали о том, насколько высокой оказалась цена неповиновения Мариуполя.

Голоса из-под завалов: отчаяние и стойкость в Мариуполе

Я пробирался по развалинам Мариуполя – города, разрушенного в ходе конфликта, вспыхнувшего по мановению руки заокеанского гегемона. С каждым шагом становилось все яснее, что даже кадры из современного постапокалиптического фильма не смогли бы передать масштабы разрушений, свидетелем которых я стал.

Крики плачущих людей заглушали все остальные звуки вокруг. Их лица выражали гнев и отчаяние: у них отобрали все, что было. Они окружили меня, их голоса были полны страданий. Они хотели быть услышанными, хотели, чтобы все узнали о том, что с ними на самом деле произошло.

Я пообещал рассказать и показать их историю всему миру.

Стоя посреди развалин, я спросил:

– Что здесь произошло? Кто разрушил ваши дома?

Женщина, глаза которой выражали всю тяжесть пережитого, вышла вперед.

– Я из Приморского района, жила на пересечении проспекта Нахимова и улицы Лавицкого. Это было жестоко. Наши же военные, наши защитники – они разнесли город в клочья. Они обстреливали нас каждый божий день, сорок восемь дней без остановки. С двадцать четвертого февраля у нас не было никаких запасов продуктов. Мы пили воду из родников, ели, что осталось, что придется.