Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт УИГГИН

- Ну и ну! - воскликнули обе тетки, приподнявшись  со  стульев.  -  От  кого это?

- От мистера Ладда, - сказала Ребекка чуть слышно.

- От Адама Ладда! Впервые в жизни такое вижу! Миранда,  помнишь,  Элен  Бернем говорила, что он собирается прислать Ребекке подарок к Рождеству?  Но  я никак не предполагала, что он это сделает, - сказала  Джейн.  -  А  что  в  другом пакетике?

В другом пакетике, адресованном Эмме-Джейн, лежала серебряная цепочка с  голубым  эмалевым  медальоном.  Радость  переполнила  сердце  Ребекки  -  он  вспомнил их обеих! К пакету было приложено письмо, в котором говорилось: 

Дорогая мисс Ребекка Ровена!

По моим  представлениям,  рождественским  подарком  должно  быть  нечто  совершенно ненужное и бесполезное. Я всегда  замечал,  что  людям  нравится,  когда я дарю им такого рода вещи, так что, надеюсь, я сумел  угодить  вам  и  вашей подруге. Прошу вас. наденьте это украшение сегодня  после  обеда:  мне  очень хочется увидеть его на вас, когда я приеду на моих новых санях,  чтобы  взять вас обеих прокатиться. Моя тетя в восторге от мыла.

Ваш преданный друг

Адам Ладд. 

- Как это мило с его стороны! - воскликнула мисс Джейн. - Лидия Бернем  говорит, что он очень любит детей. Теперь садись и позавтракай,  Ребекка,  а  когда мы вымоем посуду, ты сбегаешь к Эмме и  отнесешь  ей  цепочку.  Что  с  тобой, дорогая?

Казалось, что разные чувства Ребекки всегда хранились, так  сказать,  в  смежных отделениях и постоянно смешивались. В этот момент,  хотя  у  нее  не  хватало слов, чтобы выразить радость, хлеб с маслом почти застревал у нее  в  горле, а иногда по щеке украдкой скатывалась слеза.

Мистер Ладд заехал после обеда, как и обещал, и познакомился с тетками,  получив о них обеих в пять минут такое же полное представление, как если  бы  знал их долгие годы. На  низенькой  скамеечке  возле  огня  сидела  Ребекка,  молчаливая и робкая. Она ни на мгновение не забывала  о  своем  великолепном  наряде и присутствии тети Миранды и потому не могла вымолвить ни слова.  Это  был один из "прекрасных дней" ее жизни. Радость, волнение, цвет ее  зеленого  платья, прелестное коралловое ожерелье на время превратили маленького бурого  воробышка  в  райскую  птицу,  и  Адам  Ладд  смотрел   на   нее   с   явным  удовлетворением. А затем было катание на санях - тогда-то к ней вернулся дар  речи, и болтала она  как  сорока!  Так  завершился  этот  чудесный  день.  И  много-много ночей после этого Ребекка засыпала, засунув руку под  подушку  и  крепко держа драгоценную коралловую  нить,  чтобы  быть  уверенной,  что  ее  сокровищу ничто не грозит.

Другой вехой был отъезд из Риверборо семейства  Симпсонов  со  всем  их  имуществом, в котором самым заметным предметом была  банкетная  лампа.  Было  замечательно избавиться от ненавистного присутствия Маятника, но,  с  другой  стороны, потеря разом нескольких активных участников игр  оставила  заметную  брешь в "юных кругах" Риверборо, а  Ребекка  была  вынуждена  подружиться  с  малышом Робинсонов, так как он был единственным в деревне в ту зиму  грудным  младенцем. Вечером накануне отъезда верный Маятник подошел к  боковой  двери  кирпичного дома и,  когда  Ребекка  открыла  дверь  в  ответ  на  его  стук,  запинаясь, торжественно произнес:

- Б-будем встречаться с т-тобой, когда т-ты вырастешь?

- Разумеется, нет, - отвечала Ребекка, закрывая, слишком уж  поспешно,  дверь перед своим скороспелым обожателем.

Мистер Симпсон вернулся домой как раз вовремя, чтобы перевезти  жену  и  детей в тот городок, где все они появились на  свет,  -  городок,  никак  не  ожидавший их с распростертыми  объятиями.  Переезд  Симпсонов  проходил  под  бдительным надзором деревенских властей, и за ним  с  тревогой  следили  все  соседи, но, несмотря на  принятые  меры  предосторожности,  стул  с  кафедры  священника, несколько керосиновых ламп и маленькая печь исчезли из церкви  и  были успешно обменены мистером Симпсоном на  пути  из  его  старого  дома  в  новый. Ребекка и Эмма-Джейн пережили несколько часов настоящего горя,  узнав  о том, что одна деревня на том же пути  приобрела  благодаря  посредничеству  честолюбивого молодого священника великолепную  банкетную   лампу  Симпсонов  для своей новой церкви. Деньги во  время  этой  сделки  из  рук  в  руки  не  переходили, так как  священник  сумел  получить  лампу  в  обмен  на  старый  велосипед. Единственным приятным обстоятельством во всем этом деле было  то,  что мистер Симпсон, оказавшись не в  состоянии  утешить  своих  отпрысков  в  связи с утратой столь дорогого для них предмета, сел на велосипед и уехал на  нем с тем, чтобы его снова не видели и не слышали в течение долгого времени.

Этот год был примечателен еще и тем, что Ребекка росла не по дням, а по  часам. С тех пор как ей исполнилось десять лет, она, казалось, не вытянулась  ни на дюйм, но затем, однажды взявшись расти, отнеслась к этому  делу  точно  так же, как относилась ко всякому другому, -  с  такой  энергией,  что  тетя  Джейн месяцами не делала ничего другого, как только удлиняла  юбки,  лифы  и  рукава.  Но  наконец,  несмотря  на  все  хитрости,   известные   бережливой  новоанглийской женщине, ни отпускать, ни надставлять больше уже было нельзя,  и платья пришлось отправить на Солнечный Ручей, где их  предстояло  перешить  для Дженни.

Была и еще одна веха,  печальная,  -  маленькая  могилка  под  ивой  на  Солнечном Ручье. Мира, младшая в семье, умерла, и в  связи  с  этим  Ребекка  ездила домой на две недели. Вид  маленького  неподвижного  тела,  того,  что  прежде было Мирой - особенной любимицей Ребекки с  самого  дня  рождения,  -  пробудил целый сонм новых мыслей и вопросов: тайна смерти приводит  человека  к осознанию еще большей тайны жизни.

На этот раз пребывание в родном доме было грустным для Ребекки.  Смерть  Миры, горе матери, отсутствие Джона - лучшего друга Ребекки,  обособленность  маленького домика и суровая экономия, как всегда соблюдавшаяся в нем, -  все  складывалось  так,  чтобы  привести  в  уныние  ребенка,  который  был   так  восприимчив к красоте и гармонии, как Ребекка.

Ханна за время отсутствия Ребекки превратилась во взрослую  женщину.  У  нее всегда был странный, недетский вид, но теперь в некоторых отношениях она  казалась старше даже тети Джейн - более  сдержанной,  более  уравновешенной.  Она была хорошенькой, хотя немного бесцветной, - хорошенькой и умелой.

Ребекка гуляла по тем местам, где так любила играть в  раннем  детстве.  Все это были хорошо знакомые, заветные места, некоторые из них были известны  Джону, некоторые - только ей одной. Здесь было место, где  росли  "индейские  трубки"[25], был и кусочек болотистой почвы, где бахромчатые горечавки  всегда  были необыкновенно большими и синими, и горный клен, где она  однажды  нашла  гнездо иволги, и живая изгородь, в которой обитали полевые мыши, и  покрытый  мхом пень, где бледные поганки имели обыкновение вырастать как по  мановению  волшебной палочки, и ямка у корней старой сосны,  где  устроила  свой  домик  почтенная жаба, - это тоже были вехи ее  детства,  и  она  смотрела  на  них  словно с неизмеримого расстояния. Любимый маленький  солнечный  ручей  -  ее  второй главный собеседник после Джона - был невеселым обществом в это  время  года. Не было смеющейся  воды,  вспыхивающей  в  солнечных  блестках.  Летом  радостный поток, пританцовывая, бежал по белой гальке  к  глубоким  заводям,  чтобы там остановиться и задуматься. Теперь, как Мира,  он  был  холодным  и  неподвижным, закутанным в снежный саван. Но  Ребекка  опустилась  на  колени  возле того места, где он был самым глубоким, и,  приложив  ухо  к  блестящей  ледяной корке, услышала слабый звенящий звук. Все было в порядке.  Солнечный  ручей снова запоет весной; быть может, к Мире тоже придет время  песен  -  и  она спрашивала себя, где и как.  Во  время  этих  прогулок  она  непрестанно  думала - думала об одном. Ханне никогда не предоставлялась возможность  хоть  на время освободиться от повседневных забот и работы на ферме.  До  сих  пор  она (Ребекка) наслаждалась всеми преимуществами жизни в  кирпичном  доме.  И  хотя жизнь эта отнюдь не была путем, усеянным розами, в ней были удобства  и  общество других детей, так же как и возможность учиться  и  читать.  Сам  по  себе  Риверборо  не  был  широким  миром,  но  он  был  крошечной  щелочкой,  позволявшей взглянуть на мир,  и  это  было  бесконечно  лучше,  чем  совсем  ничего. Ребекка пролила не одну тихую слезу, прежде чем почувствовала в себе  достаточно твердости, чтобы отказаться в пользу сестры от того, к  чему  так  сильно  стремилась  сама.  Однажды  утром,  когда  ее  пребывание  на  ферме  подходило к концу, она решительно приступила к делу и сказала: