Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт УИГГИН

- У тебя достаточно дел и без чужих младенцев, и ни к чему  устраивать  беготню. Все, без разговоров! Дай ребенку поесть и отнеси его  туда,  откуда  взяла.

- Но ведь вы не хотите, чтобы я унесла ее по парадной лестнице?  Может  быть, мне лучше пройти через эту комнату  и  показать  девочку  вам?  У  нее  золотистые волосы и большие  голубые  глаза.  Миссис  Симпсон  говорит,  что  девочка унаследовала их от отца.

В ответ мисс Миранда кисло улыбнулась и сказала,  что  от  такого  отца  ничего унаследовать нельзя: он у собственных детей украдет и выменяет!

Тетя Джейн была наверху - доставала из шкафа с бельем чистые простыни и  наволочки к субботе, и в поисках утешения Ребекка обратилась к ней:

- Тетя Джейн, я принесла домой  малышку  Симпсонов:  думала,  что  она  поможет нам скоротать скучное воскресенье, но тетя Миранда не  позволила  ей  остаться.  На  следующее  воскресенье  она  обещана  Эмме-Джейн,  а  еще  на  следующее - Элис Робинсон. Миссис Симпсон хотела, чтобы я взяла  ее  первая,  потому что у меня больше опыта в обращении с  младенцами.  Зайдите  ко  мне,  тетя Джейн, и поглядите на нее - она сидит на моей кровати. Ну  не  прелесть  ли? Такая толстенькая и гукает,  совсем  не  худая  и  не  беспокойная,  как  некоторые дети. Я думала, что буду раздевать и одевать  ее  по  два  раза  в  день. Ах! Хорошо бы иметь печатный список  всего,  что  мне  нельзя  делать,  тогда у меня не было бы столько разочарований!

- Для тебя, Ребекка, невозможно составить  такой  список,  -  ответила  тетя Джейн, - потому что никто не  в  состоянии  предвидеть  все,  что  тебе  захочется сделать. Неужели ты собираешься нести этого тяжелого ребенка домой  на руках?

- Нет, я отвезу ее на тележке для мыла. Ну-ка, крошка! Вынь палец  изо  рта и пойдем прокатиться  с  Бекки  в  твоей  колясочке!  -  Она  подхватила  гукающую малышку своими сильными руками, села с ней  на  стул,  бесцеремонно  перевернула ее вверх ногами, сняла с нее пояс и  с  презрением  отбросила  в  сторону скреплявшую его загнутую булавку, затем  прошла,  по-прежнему  держа  младенца в перевернутом  положении,  к  столу,  выбрала  большую  английскую  булавку и ловко прикрепила короткую красную юбочку ребенка к его распашонке.  Лежа ли на животе, повиснув ли вниз  головой,  малышка  Симпсонов  неизменно  чувствовала, что она в опытных руках, и продолжала безмятежно  ворковать,  в  то время как ошеломленная тетя Джейн взирала на эту пантомиму с чем-то вроде  благоговейного страха.

- Боже мой, Ребекка! - воскликнула она. - Как ты умело  обращаешься  с  младенцем! Да тебе в этом равной нет!

- Ничего удивительного, ведь я вырастила трех с половиной, -  ответила  Ребекка бодро, натягивая чулки малышке Симпсонов.

- Странно, что ты не очень любишь кукол, - заметила Джейн.

- Я люблю их, но жаль, что кукла никогда не меняется; это всегда  одна  и та же старая кукла, и вам приходится только воображать,  что  она  сердита  или больна, любит вас или терпеть не может. С детьми больше хлопот,  но  они  все же приятнее.

Мисс Джейн протянула младенцу худую руку, и он тут же крепко  ухватился  пухлыми пальчиками за ее скромное потертое золотое колечко.

- У вас кольцо на руке, тетя Джейн. Вы когда-то собирались замуж?

- Да, дорогая, очень давно.

- И что же случилось, тетя Джейн?

- Он умер - незадолго до того.

- О! - Глаза Ребекки затуманились слезами.

- Он был солдатом и умер в госпитале от ран.

- О, тетя Джейн! - нежно произнесла Ребекка. - Вдали от вас?

- Нет, я была с ним.

- Он был молодой?

- Да, молодой, и храбрый, и красивый, Ребекка. Брат мистера Картера  -  Том.

- О! Я так рада, что вы были с ним! Он был рад, тетя Джейн?

Джейн оглянулась на полузабытые годы, и  в  памяти  вспыхнуло  видение:  Том, радостная улыбка на его измученном лице, слезы в  его  усталых  глазах,  его раскрытые объятия, его слабый голос: "О, Дженни! Дорогая! Я  так  хотел,  чтобы ты была здесь, Дженни!" О, это  было  слишком!  Она  еще  ни  разу  не  говорила об этом ни с одним человеческим существом, так как не было  никого,  кто бы понял. И теперь застенчиво, пытаясь спрятать полные слез  глаза,  она  прижалась головой к юному плечу, что было рядом с ней, и сказала:

- Это было тяжело, Ребекка!

Малышка Симпсонов сонно гукала на  коленях  у  Ребекки,  откинув  назад  голову и с довольным видом посасывая свой большой  палец.  Ребекка  склонила  голову и, коснувшись щекой седых волос тетки, сказала тихо:

- Как мне жаль вас, тетя Джейн!

Глаза девочки смотрели кротко и ласково,  а  сердце  в  ее  груди  чуть  заметно напряглось и росло - росло, становясь более добрым, чутким,  обретая  глубину чувств. Оно росло, вглядываясь в другое сердце, чувствуя его биение,  слыша его вздохи - именно так растут сердца.

Эпизоды,  подобные  этому,   оживляли   тихое   течение   повседневного  существования, ставшее еще более тихим в  связи  с  отъездом  в  уэйрхемскую  семинарию Дика Картера, Ливинга Перкинса и Хальды  Мизерв,  а  также  плохой  посещаемостью  школы  в  зимние  месяцы,  так  как  младшие  ученики  обычно  оставались дома в холодную погоду.

Однако  для  ребенка  с  характером  Ребекки  жизнь   не   могла   быть  беспросветной или лишенной приключений. Ее  натура  отличалась  способностью  приспосабливаться к обстоятельствам,  изменчивостью,  восприимчивостью.  Она  везде находила друзей и заводила знакомства на каждом углу.

Это  она  выбегала  на  крыльцо,  чтобы  поприветствовать  мясника  или  торговца рыбой;  это  она  знала  семейные  истории  разносчиков  фруктов  и  бродячих жестянщиков; это ее просили отнести ужин больному или провести ночь  с детьми в соседней деревне - с детьми, о чьих родителях  ее  тетки  никогда  даже и не слышали. На взгляд поверхностного наблюдателя казалось, что друзей  у нее много, но природа этих дружеских отношений была очень разной,  и  хотя  девочка охотно поддерживала свои  знакомства,  они  не  удовлетворяли  ее  и  никогда не были того рода близостью, к какой так склонны неглубокие  натуры.  Она любила Эмму-Джейн, но это была дружба, обязанная  своим  рождением  лишь  близости  домов  и  обстоятельствам,  а  не  подлинному  духовному  родству.  Приветливость, постоянство и преданность - вот что ценила она в  Эмме-Джейн,  но, ценя, всегда искала за этим интеллектуальные сокровища  -  искала  и  не  находила, так как хотя Эмма-Джейн и была  старше,  она  все  еще  оставалась  незрелой. Хальда Мизерв была веселого нрава, что нравилось  Ребекке;  Хальда  также приводила в восхищение своим знанием мира, так как уже не раз посещала  своих замужних сестер в Милтауне и Портленде. Но, с другой  стороны,  в  ней  была некоторая резкость и нечуткость, которые вызывали  неприязнь.  С  Диком  Картером можно было с ощутимой пользой беседовать об уроках. Это  был  очень  честолюбивый  мальчик,  строивший  немало  планов  на  будущее  и   довольно  откровенно обсуждавший их с Ребеккой. Однако когда она затрагивала вопрос  о  своем будущем, интерес Дика заметно падал. В мир воображения ни  Эмма-Джейн,  ни Хальда, ни Дик никогда не  заглядывали,  и  это  создавало  непреодолимую  пропасть между ними и Ребеккой.

"Дядя Джерри" и "тетя Сара" Кобб были для нее дорогими Друзьями  совсем  иного рода, очень полезными и нужными, но, возможно, и  несколько  опасными.  Визит Ребекки  всегда  приводил  их  в  радостное  возбуждение.  Ее  веселый  разговор и забавные высказывания о жизни в целом  явно  восхищали  стариков,  которые цеплялись за самое незначительное ее  слово  так,  словно  это  было  великое пророчество. Ребекка, хотя у нее и не было никакого  опыта,  не  раз  признавалась себе в опасном удовольствии быть "ослепляющей" даже  для  таких  милых и простых стариков, как мистер и миссис Кобб. Когда бы ни появился  на  гребне холма стройный силуэт Ребекки, в  тот  же  миг  тетя  Сара  летела  в  кладовую или погреб, и пирог с вареньем или  глазированный  торт  непременно  должны были украсить стол. Вид  худощавой  фигуры  старого  дяди  Джерри,  в  неизменной белой рубашке, всегда согревал душу  Ребекки,  когда  она  издали  замечала, как выглядывает он из кухонного окна. Прежде чем выпал снег,  дядя  Джерри часто выходил посидеть на сложенных у ворот досках  и  поглядеть,  не  взбирается ли она на холм по дороге, ведущей к их дому.  Осенью  Ребекка  не  раз составляла старику компанию, когда он копал картофель или лущил горох, а  теперь, зимой, когда почту возил человек помоложе, она иногда  оставалась  с  дядей Джерри на время вечерней дойки. Можно с уверенностью сказать,  что  он  был единственным  человеком  в  Риверборо,  пользовавшимся  полным  доверием  Ребекки, - единственным человеком, которому изливала она свою душу, со  всем  богатством надежд, мечтаний, смутных честолюбивых желаний. За  фортепьяно  в  кирпичном доме она занималась гаммами  и  упражнениями  для  пальцев,  но  у  Коббов она пела, как птица, подбирая на их маленькой кабинетной  фисгармонии  несложный аккомпанемент, казавшийся ее несведущим  слушателям  почти  чудом.  Здесь  она  была  счастлива,  здесь  ее  любили,  здесь   ее   вызывали   на  откровенность, ею восхищались, ее высоко ценили. Но как хотелось  ей,  чтобы  был кто-то, кто не только любил бы, но и понимал, кто говорил бы ее  языком,  мог бы постигнуть  ее  желания,  откликнуться  на  ее  таинственные  горячие  стремления. Быть может, в большом мире Уэйрхема есть люди,  которые  думают,  задают себе вопросы, мечтают так же, как она?