Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

сразу его туда положим, а я сверху лить буду.

– Тоже верно, всё ему полегче.

Демерджи съёжился, стал пугающе лёгкий. Когда Тима закончил драить стенки, они осторожно положили его на дно бочки, Соловей поднимал из колодца ведро за ведром, поливал его, стараясь, чтобы струя не попадала на ожоги. Но сьора не уворачивался. Не открывая глаз, он подставлял больные места льющейся воде, а когда она дошла до плеч, погрузил туда голову и замер.

– Бабуль! – позвал Тима Зейнеп, которая ушла в дом возиться со снадобьями. – Не умер он?

Старуха вылетела на улицу, перегнулась через борт.

– Спит, – сказала успокоенно. – Измотался. Пущай отдыхает.

– Ну вот и мне дай поспать где-нибудь до вечера. – Соловей вылил последнее ведро и для верности укрепил бочку со всех сторон камнями. – А ночью полечу домой, отчитаться мне надо.

– Жёрдочка сойдёт? – старуха хитро блеснула глазами.

– Нет уж. – Тима разогнул спину. – Устал как грузчик.

– Идём. – В доме она указала ему на подушки у стены: – Вон там располагайся. А я про завтрак похлопочу. Проголодался ты, наверное?

– Волка бы съел!

– Сейчас состряпаю.

Старуха поставила на плиту чугунную сковородку. Достала из корзины свежих яиц, сыр. Помидоры кольцами порезала, положила на сковороду, яйца разбила об край, натёртым сыром посыпала сверху. Закукарекал вскипевший чайник.

– Вот тебе и завтрак, – она развернулась от плиты с подносом в руках.

Соловей спал. Голова его на каждом выдохе обрастала перьями, рот становился клювом.

– Куда ж я ему яиц-то, он сам птица, – смущённо пробормотала старуха и вышла с подносом во двор, чтобы не мешать.

2

Мишаева-младшая смотрела в зеркало с выражением крайнего страдания на лице.

– Да блин, Лизон, ты уже всех достала! – Тинка с иглой в руках стояла у неё за спиной и раздувала ноздри. – Тебе ж вон Майя сказала, она потом поворожит – и ничего больно не будет!

Рыжая дремала, закинув ноги на письменный стол.

– Ну ладно, ладно, давай.

Лизка нагнула голову, подставляя сестре ухо. Та проворно воткнула иголку в синюю точку, поставленную шариковой ручкой.

– Стоп, стоп, Тин, не надо! – Лизка вскочила со стула, держась за ухо. – Всё, всё, я щаз успокоюсь.

– Как тебе первые дырки-то прокалывали? – спросила Марта. Они с Сонькой сидели на полу и листали «Ровесник», Гамаюнова бубнила про себя какой-то стишок.

– Не помню, – жалостливо ответила Лизка из прихожей. – Мне года не было.

– А зачем тебе ещё? – поинтересовалась Соня.

– Хочу! Чтобы в правом три, в левом – две. Асимметрично хочу.

– Госпади, это же сколько мне мучиться! – Тинка закатила глаза.

– Лиз, ну реально, – поддержала Марта. – Уже полдня у вас сидим, а это только первая дырка.

– Может, вы в «Детский мир» съездите? – предложила Сонька. – Там пистолетом прокалывают.

– Да ей мама не разрешает, – буркнула Тина. Она снова смочила ватку спиртом и протирала иглу.

Лиза, бледная, с прямой спиной и сжатыми губами, вернулась в комнату и села на стул перед зеркалом.

– Дырявь, – прошептала она.

– Ну прям Жанна д’Арк, – тоже шёпотом сказала Марта.

– Может, вы подержите её, чем ржать-то? – устало спросила Тинка.

Марта с Соней немедленно повалились друг на друга и сделали вид, что спят.

– Щучки, – сказала Тина беззлобно и повернулась к сестре.

Но стоило ей только прикоснуться иглой к уху, как Лизка снова вскочила и выбежала в прихожую.

– Фсё, – Мишаева-старшая чеканила слова, – сил моих нет. Чего ты боишься? Чего тут бóльного? – она уже кричала, разбудив Майю. – А? Смотри!!!

Она приблизила лицо к зеркалу и со злостью воткнула иголку себе в ухо, надавила, продела насквозь и вытащила с другой стороны.

– Серёжку! – скомандовала вернувшейся сестре.

Лизка протянула подготовленное для себя золотое колечко. Тинка вставила его в ухо быстро и зло.

– Вот! Делов на три секунды! – крикнула она и хлопнула дверью.

– А она тоже хотела третью дырку? – неуверенно спросила в тишине Рыжая.

Лизка побежала на кухню за сестрой. Оттуда послышались приглушённые звуки ссоры и падения чего-то тяжёлого на пол.

– Арбуз кокнули, – прокомментировала Соня.

– Видели? – Майка протянула им со стола листочки бумаги. – Интересно, кому она?

Марта узнала Лизин почерк.

Ты ворвался в мою жизнь,

Всё в ней перевернув.

И сердце украл,

Его не вернув.

Лежу по ночам

И думаю лишь:

Стремительный взгляд,

Куда ты летишь?

Соня зашлась в тихом хохоте.

– Тш! – шикнула на неё Марта. – На! – она вернула листки Рыжей. – Спрячь куда-нить. Лизон узнает если – огребём.

– А кому это, кому? – шептала Майка, засовывая стихи под какой-то учебник.

– Может, ей в школе кто нравится? – предположила Соня.

– Не знаю. – Марта встала. – Что-то притихли они там. Щаз весь арбуз без нас съедят.

3

Соловей распахнул дверь.

– Вот прям как стою, так бы и упал лицом в пол! – сказал он. – Столас! Ты где, бандит?

На книжных полках пошебуршало.

Тима бросил на комод ключи. Доплёлся до кресла в «библиотеке».

Столас спорхнул ему на колени, покрутился, устраиваясь, заурчал:

– Ну как?

– А! – Тима почесал ворокота за ухом. Тот зевнул со звуком скрипучей двери. – Что ты тут делал? Изобрёл свой рожабук?

– Приходилось беречь энергию. Ты мне оставил очень мало еды.

Соловей оглядел Гнездо. Тряпки повсюду, на полу валяются книги. Кухонные створки распахнуты, в отсеке с печеньями – перевёрнутые банки. Как и ожидалось.

– Убираться будешь сам, – сказал он.

– Опять двадцать пять, – нахохлился Столас. – Мои лапки, – он сунул одну, куриную, Соловью под нос, – не приспособлены для грубой работы. Вот когда мы жили во дворце…

– Ой, не начинай! – перебил Тима.

– Что там Букрябов Ахвал? – Столас послушно сменил тему.

– Старуха скогсра говорит, остался на той стороне вместе с мальчиком-двусторонником. Я там всё зарастил, так что им теперь в ближайшее время не выбраться.

Столас на миг перестал урчать, но под ласки подставлялся: тёрся об руку лбом, подсовывал для поглаживаний уши и подбородок.

– Ничего хорошего, да? – спросил Соловей.

– Сам знаешь, – промурлыкал Столас, не открывая глаз.

– Балам, Ахвал. Самые опасные ифриты начали выкидывать коленца.

– А я тебе говорил, кольцо не выбрасывай.

– А! – Соловей отмахнулся. – Без него разберёмся.

– Ну посмотрим, посмотрим. А девочка? Второй двусторонник?

– Уехала в Москву. Надо её навестить.

– Правильно-правильно, – ворокот задрал голову, давая почесать грудь. – Если я прав, то старик ифрит уже по ту сторону в Москови. Вместе с мальчиком. А это значит, что…

– …жди и тут разломов, – закончил за него Тима. – Смотри, урчалку натрёшь.

Он спихнул Столаса с колен. Тот, чтобы не упасть, неуклюже распустил крылья.

– Ноги затекли. – Соловей прошёл на кухню и полез за чашкой.

– Расстроился, что я про кольцо вспомнил? – ворокот