Я не боюсь - Никколо Амманити

— И где мы, по-твоему, находимся?

— В месте, где ожидают.

— Чего ожидают?

— Отправления в рай.

По-своему он прав. Если ты сидишь тут целую жизнь и здесь же умираешь, то твоя душа улетит в рай. Если ввязаться в спор с Филиппо, точно ум за разум зайдет.

— Давай я тебя вытащу отсюда. Пошли. — Я дотронулся до него, он был весь в поту и дрожал. — Ладно. Ладно. Не пойдем. Успокойся. Я тебе ничего не сделаю.

Он засунул голову под покрывало.

— Снаружи нет воздуха. Я там задохнусь. Я не могу туда пойти.

— Ты что! Снаружи очень много воздуха. Я все время живу там и не задыхаюсь. С чего бы?

— Ты же ангел-хранитель.

Я должен был объясниться с ним.

— Послушай меня внимательно. Вчера я тебе поклялся, что вернусь, и вернулся. Сейчас я тебе клянусь, что, если ты вылезешь отсюда, с тобой ничего не случится. Ты должен мне верить.

— Зачем мне вылезать отсюда? Мне и здесь хорошо.

Я вынужден был соврать.

— Потому что снаружи — рай. И я должен привести тебя в рай. Я ангел-хранитель, а ты умер, и я обязан привести тебя в рай.

Он задумался на мгновение.

— Ты правду говоришь?

— Истинную.

— Тогда пошли.

Я попытался поставить его на ноги, но они у него не разгибались. Если б я его не держал, он бы упал. Наконец мне удалось обвязать его веревкой. Я обвернул ему голову покрывалом так он был спокойнее. Я вылез из ямы и принялся тащить его. Он был очень тяжелый. Он повис в двадцати сантиметрах от земли, скрючившийся и замерший, и я замер у края ямы с веревкой на плечах, согнувшийся под его тяжестью, не имея сил тащить его.

— Помоги мне, Филиппо. Я сам не смогу.

Но он был словно валун, и веревка выскользнула у меня из рук. Он упал на дно.

Я заглянул в яму. Он лежал на спине с покрывалом на голове.

— Филиппо, с тобой все в порядке?

— Я в раю? — спросил он.

— Нет еще, подожди.

Я побежал к дому в поисках доски, шеста, чего-нибудь, что могло бы мне помочь.

В хлеву я нашел старую, наполовину сломанную дверь, протащил ее до самой ямы. Я хотел спустить ее в яму и вытянуть Филиппо по ней. Я поднял ее за конец, но она, вырвавшись из рук, упала и развалилась на две части. Дерево было почти полностью съедено жучком.

— Микеле! — позвал меня Филиппо.

— Подожди! Потерпи минутку! — крикнул я и взял кусок этой проклятой двери, поднял ее над головой и швырнул на каменную лестницу.

Лестница! Я забыл про лестницу!

Она была там, в паре метров от ямы, в плюще, покрывавшем землю и развалины. Прекрасная деревянная лестница. Это с ее помощью они спускались в яму.

— Я нашел лестницу! — крикнул я Филиппо.

И спустил ее в яму.

Я затащил его в кустарник, под деревья. Щебетали птицы. Цикады. Тень. Вкусный запах сырой земли и мускуса.

Я спросил его:

— Можно я сниму покрывало с твоего лица?

— Там солнце?

— Нет.

Он не уступал, пока мне не удалось уговорить его защитить глаза моей майкой. Он был доволен, я понял это по тому, как он смеялся. Легкий ветерок ласкал кожу, и он этим явно наслаждался.

Я спросил:

— Почему они тебя туда посадили?

— Не знаю. Я не помню.

— Совсем ничего?

— Я обнаружил себя в яме.

— А что ты помнишь?

— Что я был в школе. — Он покивал. — Это я помню. Была физкультура. Потом я вышел из школы. Остановилась белая машина. И я оказался здесь.

— А где ты живешь?

— На улице Модильяни, 36. На перекрестке с улицей Кавалера Д'Арпино.

— А это где?

— В Павии.

— В Италии?

— В Италии.

— Здесь тоже Италия.

Он замолчал. Я даже подумал, не задремал ли он, но он вдруг спросил:

— Что это за птицы?

Я оглянулся по сторонам.

— Воробьи.

— Ты уверен, что не летучие мыши?

— Конечно. Те днем спят и звуки издают другие.

— Летучие лисицы — наоборот. Летают даже днем и чирикают, как птицы. А весят больше килограмма. Если хватаются за тонкие ветки, падают на землю. Эти, мне кажется, и есть летучие лисицы.

После истории с полоскунами я не осмеливался что-нибудь сказать — не исключено, что в Америке живут и летучие лисицы. Я спросил его:

— Ты когда-нибудь был в Америке?

— Вчера я видел маму. Она сказала мне, что не может прийти и забрать меня, потому что умерла. Она умерла, как и вся моя семья. Если бы не умерла, сразу бы забрала меня.

Я заткнул уши.

— Филиппо, уже поздно. Я должен отвести тебя вниз.

— Я правда могу вернуться туда?

— Да.

— Хорошо. Вернемся.

Он почти ничего не видел, с моей майкой на глазах. Иногда вдруг у него покрывались потом шея и кожа вокруг рта, а пальцы ног и рук начинали дергаться, словно от тика. Он сидел зачарованный, напряженный, слушая щебет летучих лисиц.

— Обхвати мою шею.

Он подал мне руку, и я дотащил его до ямы.

— Сейчас спустимся по лестнице, держись крепче. Потихонечку…

Это было нелегко. Филиппо так сильно сжал меня, что мне было трудно дышать, я не видел перекладин лестницы и был вынужден нащупывать их ногой.

Когда мы спустились, я устроил его в углу, накрыл покрывалом, дал воды и сказал:

— Уже очень поздно. Я должен уходить. Папа меня убьет.

— Иди, иди. Но ты должен принести мне бутерброды. И еще жареную курицу.

— Курицу мы кушаем по воскресеньям. Сегодня мама готовила котлеты. Тебе нравятся котлеты?

— С помидорами? — Да.

— Очень нравятся.

Мне было жаль оставлять его.

— Ну, я пошел…

Я уже взялся за перекладину, когда лестница поехала вверх.

Я поднял голову.

На краю ямы стоял кто-то с темным капюшоном на голове. Одетый, словно солдат.

— Ку-ку! Ку-ку! Апрель уже закончился, — пропел он и сделал пируэт. — Вернулся май с песенкой «ку-ку»! Угадай-ка, кто я такой?

— Феличе!

— Браво! — ответил он и помолчал немного. — Ну и какого хрена мне с тобой теперь делать? Подожди! Подожди-ка!

Он ушел, а когда вернулся, в руках у него было ружье.

— Значит, это ты! — Феличе взмахнул рукой. — Это был ты, твою мать! Я все время находил вещи не на своих местах. Решил было, что у меня с головой не в порядке. Потом подумал, что это какое-то привидение. А это был ты, Микелино. О'кей, а то я уж начал казаться себе полным идиотом.

Я почувствовал, что кто-то схватил меня за лодыжку. Филиппо