Кристина - Кэтрин Куксон

забытой и одинокой. Мама не могла понять причину моей печали и говорила:

— Ты слишком много работаешь. Такой тяжелый труд тебе не по силам. Вся эта стирка… Ты просто не создана для этого.

Я смотрела на нее, улыбалась и спрашивала:

— А ты?

— Я — другое дело, дочка.

И после подобного ответа я чувствовала себя еще более одинокой.

В последующие недели случилось только два более или менее заслуживающих внимания события: Дон Даулинг купил автомобиль, а отец Эллис, разговаривая с Ронни, вышел из себя. Последнее произошло во время его обещанного визита к нам. Увидев на кухонном столе какую-то книгу, он взял ее и, держа на вытянутой руке, спросил:

— Кто это читает?

Выходя из подсобки и застегивая рубашку, Ронни твердо ответил:

— Я, святой отец.

Священник какой-то момент смотрел на него, потом перевел взгляд на книгу, потом вновь положил ее на стол. Я видела, что ему стоит больших усилий казаться веселым и общительным как обычно.

— Что ж, Ронни, я никоим образом не хочу обидеть тебя, но, мне кажется, ты еще не готов читать Мартина Лютера. Надо тренировать собственный разум, прежде чем браться за подобные книги.

— Почему?

Голос Ронни прозвучал резко и отрывисто — это был вызов. Началась дискуссия.

— Довольно! — попыталась прервать спорщиков мать, но отец Эллис поднял руку и произнес:

— Нет, миссис Уинтер, оставьте его в покое, пусть говорит.

Я накрывала на стол и намазывала хлеб маслом; большая часть того, о чем спорили священник и брат, была куда выше моего понимания, но, помню, я была поражена тем, как много знает наш Ронни, а вот эти его слова и меня заинтересовали:

— Нам говорят, святой отец, что сатана был падшим ангелом и что его изгнали с небес. Однако небеса, как нас учат, есть награда для хороших людей. Как в таком случае вы можете объяснить, что он вообще попал туда? И есть ли такая сила, что может обратить на небесах добрых людей в порочных?

Отец Эллис уже собирался ответить, но Ронни с безрассудной, как мне показалось, смелостью, быстро вставил:

— И вы говорите, Бог не создал зла, но нас учат, что Бог создал все, и нет ничего, что не было бы создано им. Тогда откуда же взялось зло?

— Я не могу ответить на все твои вопросы за минуту, — проговорил отец Эллис, начиная сердиться по-настоящему. — Великие умы думали над ними целую жизнь, и если ты хочешь найти на них ответы, я тебе помогу. Но не стоит нападать на церковь и на Всемогущего Бога из-за своего ограниченного интеллекта.

— О, святой отец, простите меня, — заламывая руки, начала мать и, угрожающе взглянув на Ронни, добавила — Когда вернется твой отец, у меня будет что рассказать ему.

— Не надо, миссис Уинтер. Мы все проходили через эту стадию и не должны сердиться на них, вот и все.

Отец Эллис пробыл у нас недолго. Когда он ушел, мать, держа руки на коленях, безнадежно взглянула на Ронни. Потом сказала:

— Ну что ж, парень, ты напросился на страшные неприятности.

— О, мама, ради Бога! Ты же не ребенок. Сейчас тысяча девятьсот тридцать девятый год, и человек не падает замертво, если поспорил о чем-то со священником.

Он встал и вышел, а мать повернулась и посмотрела на меня. Я чувствовала себя так же, как она: поругался со священником — хорошего не жди. Мать была очень суеверной женщиной, и это передалось от нее мне: я не стригла по пятницам ногти, никогда не ходила под лестницей-стремянкой, а если на столе лежали перекрещенные ножи, я быстро разбирала их и крестилась, чтобы в доме не было ссор. Если падала картина или за камином стрекотал сверчок, мы знали, что это признак смерти, а если кто-нибудь умирал на нашей улице, за ним наверняка должны были последовать еще двое. Поэтому мы ожидали крупных неприятностей.

Как-то раз к нашему парадному входу подъехал на своей машине Дон Даулинг. Автомобиль его был не новый, но хорошо отремонтированный. Гудок звучал так громко, что все жители повыскакивали на улицу. Тетя Филлис у двери не делала ни малейшей попытки скрыть свою гордость за сына. Мы с матерью стояли на ступеньке нашего крыльца.

— Я и не знала, что ты можешь водить машину, Дон, — заметила мать.

— Так ведь я тренировался некоторое время, тетя Энни. Идите садитесь. И ты, мама, — он жестом пригласил мать.

Но моя мать покачала головой, тетя Филлис — тоже. — Ну, а ты? — Дон повернулся ко мне.

Я отступила в прихожую и, засмеявшись, сказала:

— Нет, только не я, Дон. Машины внушают мне ужас.

Дон не стал настаивать. Провожаемый взглядами всей улицы, он тронулся с места, свернул за угол, проехал переулком за домами и вновь выехал на главную дорогу.

Машина съехала по склону холма и скрылась из глаз. Почувствовав, что нужно как-то отреагировать, мать повернулась к тете Филлис и сказала:

— Ей-богу, он делает успехи, а?

— Да, и только благодаря собственным мозгам, — ответила тетя Филлис. — Это только начало. Скоро он уже не будет работать в шахте.

Моя мать ничего не сказала, а повернулась и пошла в дом. На кухне она предупредила:

— Будь осторожной, Кристина. Никуда не езди с ним в этой его машине.

— Как будто я собиралась, — мы посмотрели друг на друга и занялись своими делами.

Дни тянулись скучно и одинаково. Я уже начала задумываться, не суждено ли мне вообще прожить так всю жизнь. Мне захотелось найти себе какую-то работу. А потом я увидела его снова — того молодого человека.

Я убирала в комнате. Не знаю, что заставило меня открыть в тот момент дверь нашего парадного входа, но я открыла ее и выглянула на улицу. Он шел прямо ко мне. В его руке была трость, и он, вероятно, направлялся в лес. В одну минуту он находился на середине улицы, в другую — стоял на мостовой прямо напротив меня, но я не могла видеть его лица, потому что мои глаза застлала серебряная дымка. Но я слышала его голос.

— Эй, привет.

— Привет, — ответила я, и туман рассеялся.

— Вот мы и снова встретились.

Я промолчала. Мы смотрели друг на друга не отрывая глаз.

— Отличный денек. Я собрался прогуляться по лесу.

— О, — выдавила из себя я.

— Ты здесь живешь?

Я кивнула.

Он собирался сказать еще что-то, но тут из глубины дома послышался голос матери. Она не звала меня — просто продолжала разговор, который мы начали до того, как