Кристина - Кэтрин Куксон

почти достигла камней, как вдруг увидела, что по ним, пересекая реку, идет какой-то молодой человек. Я узнала его с первого взгляда. На этот раз на нем не было шарфа, но это был один из тех двух парней, которые наблюдали на мною, Ронни и Доном, когда мы бежали домой после вечеринки. Он шагнул на берег как раз в тот момент, когда я приблизилась к этому месту, и мы посмотрели друг на друга. Он выглядел точно таким же, каким я запомнила его — бледным, с темными, почти черными в свете угасающего дня, глазами. Он не мигая смотрел на меня, и я опустила глаза. Потом он проговорил:

— Добрый вечер.

Хотя я вовсе не намеревалась бежать, я торопливо запрыгала с камня на камень и, когда оказалась на противоположном берегу, с трудом сдержала себя, чтобы не поскакать, как кролик. «Не глупи, — сказала я себе. — Он подумает, что ты свихнулась».

Я не оглядывалась, но знала точно, что он стоит и наблюдает за мною, поэтому пошла так спокойно, как только могла — старалась не делать больших шагов, к которым так привыкли мои длинные ноги, подняв голову и лишь чуть-чуть размахивая руками.

Так я шла до тех пор, пока не миновала первый поворот, только тогда я успокоилась: оттуда он уже не мог видеть меня. И тут я едва не подпрыгнула в воздух— взглянув через реку, я обнаружила, что он идет почти параллельно мне по противоположному берегу. Он улыбнулся и поймал мой взгляд. Но я не улыбнулась ему в ответ, а стала смотреть прямо перед собой. И даже достигнув того участка берега, напротив которого находились наши дома, и взбираясь по склону холма, больше не повернула головы. Когда я поднялась на вершину, мое сердце торопливо колотилось. Однако, как ни странно, я больше не чувствовала себя одинокой.

Люди сидели на крылечках, наслаждаясь вечерней прохладой.

— Привет, Кристина. Ну и жарища была…

— Да. Жара, — я вдруг почувствовала, что мне трудно говорить.

— Куда ты ходила? — поинтересовалась мать.

— На большую излучину.

— Так далеко? Неужели ты не устала после сегодняшней стирки?

Я покачала головой. Никогда в жизни я не чувствовала себя менее усталой. Мое тело как бы парило, сердце совершало в груди невероятные прыжки. Мне хотелось лишь одного: подняться в свою комнату, лечь в кровать и думать, думать…

Когда наконец я оказалась под простыней и зарылась лицом в подушку, в кромешной темноте, возникшей перед глазами, я отчетливо увидела его лицо. Он был красив… прекрасен. Я видела его не два раза, я видела его много лет, потому что это было лицо, которое часто возникало в моих сладких девических мечтах. В тот вечер, когда мы бежали по склону холма, мне показалось, что я видела его прежде, и теперь поняла, что каким-то непостижимым образом он всегда был знаком мне. Я повернулась на спину и принялась смотреть в окно на усыпанное звездами небо. Тот парень тоже ходил под этим небом, совсем близко, и думал обо мне. Его взгляд сказал мне, что он будет думать обо мне всю ночь и весь завтрашний день.

Я быстро села в кровати. Решено — завтра вечером я опять пойду к большой излучине, и если он заговорит со мной, не стану глупить, я отвечу ему. Но это было еще так далеко — я не знала, как дожить до завтрашнего вечера…

И он пришел — после целого дня глаженья белья и уборки спален. К половине седьмого солнце село; было намного прохладней, и вечер выдался не такой приятный, как накануне.

После ужина я вымыла посуду и, стараясь не выдать своего волнения, объявила:

— Я пойду немного прогуляюсь, мама.

Она подняла глаза от штопки.

— Хорошо, девочка.

Ронни сидел у стола. Когда я заговорила, он быстро вскинул голову, и на какой-то ужасный момент мне показалось, что брат напросится сопровождать меня, но, к счастью, этого не произошло. Он снова принялся за книгу. Он постоянно читал книги из библиотеки, но с той ночи, когда я велела ему убираться из моей комнаты, он уже не разговаривал со мной как прежде, а был очень немногословен. Иногда он не смотрел на меня по нескольку дней.

Я быстро надела пальто и вышла. Дойдя до конца улицы, с трудом сдержала себя, чтобы не побежать. Нет, надо идти спокойно, он может оказаться на любом участке берега. Потом мои шаги замедлились. Что, если его там вообще нет? От этой мысли мне стало не по себе. Очень медленно я приблизилась к реке.

Насколько я могла видеть, по обоим берегам никого не было. Я подошла к камням, перебралась по ним на противоположную сторону и пошла вдоль воды. Потом остановилась, как и накануне вечером, и стала рассматривать сады. Опять над рекой появился туман, но на этот раз он принес с собой холод, и в сердце моем тоже было холодно. Медленно, очень медленно я побрела назад. Снова переправилась через реку и пошла обратно. Так и не встретив ни души, я уже почти достигла наших домов, как вдруг увидела на противоположном берегу одетого в черное отца Эллиса. Он шел по полю к реке. В моем теперешнем состоянии острого разочарования я не хотела разговаривать даже с ним, но он узнал меня и помахал рукой. Я подождала, пока он достигнет берега, и, разделенные пространством воды, мы стали перекликаться.

— Как дела, Кристина?

— Хорошо, святой отец, — хотя мне было вовсе не хорошо, и я думала, что хорошо уже не будет никогда.

— Я зайду как-нибудь на следующей неделе.

— О, отлично, святой отец, маме будет приятно.

Теперь у отца Эллиса был другой приход, но он время от времени по-прежнему навещал нас. После того воскресенья, когда отец Говард прочитал свою памятную проповедь о морали, двое молодых священников были переведены в другие приходы. Такие перемещения стали повторяться почти каждый месяц. Поползли слухи, что в пресвитерии возникли проблемы.

— Правда, сегодня было жарко?

— Да, святой отец.

— Матери лучше?

— Да, святой отец, немного лучше.

— О, это хорошо. Я молюсь за нее каждый день.

— Большое спасибо, святой отец.

— Ты так быстро взрослеешь, Кристина. Мы уже сто лет не гуляли с тобой… надо как-нибудь поболтать с тобой как раньше.

— Да, святой отец, да.

— Ну что ж, до свидания, Кристина.

— До свидания, святой отец.

Он пошел прочь, помахав мне рукой, а я стала подниматься на холм.

В последующие две недели я ходила на реку каждый вечер. Я чувствовала себя