Кристина - Кэтрин Куксон

и голос Дона. Оба, похоже, кричали, но не друг на друга. Я поспешно направилась в подсобку, где мать, прижав руки к коленям, напряженно вслушивалась в то, что происходит за стеной.

— Они опять ругают Сэма, — зашептала я. — Интересно, за что на этот раз?

Мать покачала головой и шепнула в ответ:

— Он только что вернулся из школы.

Очень скоро мы выяснили, в чем дело. Когда отец мыл в подсобке руки, Сэм, с красными глазами и опухшим от слез лицом, крадучись, прошел черным ходом. Не глядя ни на мать, ни на меня, он направился к отцу. Водя пальцем по краю жестяного тазика и пристально глядя на грязную воду, почти невнятно пробормотал:

— Дядя Билл, они хотят послать меня на шахту…

Отец потянулся за полотенцем.

— Когда ты узнал?

— Сегодня днем.

— Ты сказал им, что хотел бы устроиться на какой-нибудь ферме?

— Да. Я им постоянно твердил об этом, но Дон сказал сегодня, что договорился насчет меня с начальством.

Сэм по-прежнему смотрел на воду и двигал палец взад-вперед по краю таза. Какое-то мгновение отец смотрел на него, потом отвернулся и произнес:

— Ну что ж, взгляни на это с другой стороны, Сэм. Найти сейчас работу — все равно что песчинку золота в породе. Некоторые сказали бы, что тебе повезло с самого начала, хотя я слышал, — он повернулся и посмотрел на мать, — я слышал, что они снова нанимают шахтеров.

Мать перенесла интерес с Сэма на отца и с надеждой спросила:

— Правда?

— Да, но не здесь, а пока подальше, но это хороший признак. Я завтра с утра пойду поговорю с Ламбертом, узнаю, есть ли хоть малейший шанс, — он посмотрел в потолок и воскликнул — Так забавно будет вновь спуститься под землю — как начать новую жизнь.

Я перевела взгляд с отца на Сэма. Тот еще ниже опустил голову и смотрел уже не на воду, а в пол. Я подошла к нему и обняла за плечи, а отец снова повернулся к нему и, шутливо шлепнув его по голове, сказал:

— Все не так уж плохо, Сэм. Привыкнешь. Ты не поверишь, но я поначалу чувствовал себя точно так же. Мне было тринадцать, я не мог спать по ночам.

— Но, дядя Билл, я… я… — на глазах Сэма вновь пока зались слезы. Он смотрел на отца и никак не мог заставить себя признаться, что боится темноты. Но мы все его хорошо поняли.

— Проходи попей с нами чаю, — пригласила мать. — Я испекла замечательный кекс.

После чая Сэм оставался у нас на кухне до тех пор, пока не послышался крик тети Филлис:

— Эй ты, Сэм!

Когда он ушел, мать сказала:

— Бедняга, он же не может без света, — она поднялась, задвинула стул под стол. — Все этот Дон.

Ни я, ни отец не сказали ни слова.

Вечером я вдруг почувствовала, что не могу больше сидеть в четырех стенах. Я поднялась к себе в комнату, потом опять спустилась, постояла у окна гостиной, отправилась на кухню, постояла у окна там. Дом стал казаться мне душным, захотелось вновь увидеть реку.

— Ты не против, если я прогуляюсь, мама? — спросила я.

— Иди, конечно, — сразу ответила она. — У тебя утомленный вид. Это все жара. Куда ты хочешь пойти?

— Пройдусь по берегу.

— Не хочешь, чтобы с тобой пошел папа?

— Нет, нет, — я торопливо покачала головой.

— Тогда выходи через парадную дверь.

Она не хотела, чтобы Дон, если он был сейчас в кухне или в комнате, которая, как и моя, выходила окнами на задний двор, увидел, что я иду на реку.

Я не стала подниматься к себе или даже причесываться, а просто сбросила фартук и быстро вышла через парадный вход. По улице я шла, ничем не выдавая своего нетерпения. потом свернула за угол и направились к холмам.

Но едва улица скрылась за склоном холма, как я побежала и не останавливалась до тех пор, пока не достигла берега реки. Я смотрела на воду и глубоко вдыхала воздух. Потом решила пройти до большой излучины — мне казалось, что я не была там уже много лет. Большая излучина на довольно извилистой реке была одна — в том месте, где она делала резкий поворот, огибая Брамтон-Хилл. Идти надо было добрых две мили, но сумерки еще и. наступили, и я знала, что успею вернуться до наступления темноты.

Я решила перебраться по камням на другой берег: тропа там бежала, не встречая препятствий, да и пейзаж был лучше.

Подойдя к камням, специально уложенным для этой цели, я увидела на одном из них парочку. Камень был не очень большой, и вряд ли парень и девушка удержались бы, но они стояли, крепко обнявшись, и смеялись. Вода с шумом неслась у их ног. Когда девушка повернулась, я узнала ее. Это была Эдна, мы учились когда-то в одном классе. Она и ее парень направились к берегу.

— Привет, Эдна, — сказала я.

— Привет, Кристина, — ответила она.

И все.

Торопливо перепрыгивая с одного камня на другой, достигла противоположной стороны и, не оглядываясь на них, пошла дальше, чувствуя себя несколько смущенной и, как ни странно, очень одинокой. Прежде я не испытывала такого чувства — словно никто в мире не любил меня. «Подумать только, — думала я. — У Эдит есть парень».

Некоторое время спустя я миновала двух рыболовов и пожилую пару, выбравшуюся на прогулку, и больше до излучины никого не встретила. Это было красивое место. Здесь река расширялась, и ее воды не завихрялись столь бурно и беспорядочно. На противоположном берегу круто поднимался холм, на котором и располагался город — с этого места его видели немногие; по верхнему краю тянулась ограда, за ней росли деревья. Там стояли дома, принадлежавшие богатым людям Брамптон-Хилла. В ограде кое-где имелись калитки, от них к реке сбегали по склону дорожки. Я села и некоторое время отдыхала. Глядя на эти деревья, скрывавшие дома, я подумала: интересно, каково было бы пожить в одном из них, с садом почти до самого берега реки? Вообще-то наши дома тоже находились едва ли не у самого берега, но вокруг Фенвикских Жилищ не было оград с калитками — в том-то и заключалась разница.

Откуда-то появился туман и начал равномерно оседать на поверхности воды, напоминая масло, что тает под нагретым лезвием ножа. Он окутал всю реку, и я встала: дневная жара спала, и я знала, что скоро станет удивительно холодно. Назад я шла куда более быстрым шагом, и уже