Русская троица ХХ века: Ленин,Троцкий,Сталин - Виктор Бондарев

Затем во Временном правительстве преобладали социалисты разного толка. Шестого мая они формируют самую большую партийную фуппу: шестеро министров из пятнадцати; к ним, как отмечает Милюков, примкнула и часть правых. Попытки кадетов и социалистов выполнить союзнические обязательства — довести войну до победного конца — тем более не связаны с «буржуазностью», скорее это был обычный здравый смысл. Недаром тот же Милюков впоследствии назвал одну из глав своих мемуаров совершенно на «большевистский» лад: «Буржуазная власть подчиняется целям социализма» [Милюков, 2001: 52]. В апреле в войну на стороне Антанты, изменив своей привычной отстраненности от европейских дел, вступили США. Соотношение ресурсов у воюющих сторон становится слишком очевидным, поражение Германии — неизбежным. Если бы Россия сумела выстоять до конца, не заключая сепаратный мир, какие возможности открывались тогда перед нею? Вероятно, даже милюковская идея-фикс насчет турецких проливов показалась бы не таким абсурдом. Эти проливы и впрямь совершенно бесполезны, покуда Британская империя, «держащая на замке» Гибралтар и Суэц, продолжает вести себя как давний геополитический соперник и противник России. Но на волне энтузиазма после общей победы и этот устоявшийся расклад мог, более того, обязан был серьезно измениться. В такой «альтернативной истории» у будущей России нашлись бы, вполне возможно, куда более тонкие инструменты и для соперничества, и для дружбы, чем боекомплект из вырождающихся идеологий и ужасных, но бесполезных по большому счету ракет. Так что большевистские инициативы, равно с точки зрения национальных интересов и соображений гуманности, ничего позитивного не несли. Да и позже… ну что, Россия-мать, помогли тебе твои немцы и твои турки? И «мир народам», а уж особенно «земля крестьянам».

Через месяц, в июне правительство возглавляет социалист Керенский. Глядя на тогдашние экономические новации — разверстки, фиксирование цен, назревавшую госмонополию, нетрудно понять, что Февральская революция была социалистической никак не в меньшей степени, нежели демократической. Убедительная победа партии социалистов-революционеров на выборах в Учредительное собрание только подтвердила социалистический характер Февраля.

Жизнь распорядилась по-другому: главной («Великой») социалистической революцией была объявлена октябрьская. Исключительно из-за роли, которую сыграли в ней Ленин, Троцкий, Сталин и другие вожди победившего большевизма. На самом деле события поздней осени 1917-го стали просто логическим продолжением всего того, что происходило в России в предыдущие, как минимум, полвека. Да и не случалось за всю историю ни в какой стране двух революций в один год. Чаще наоборот, одна и та же по сути революция длится много лет, а отдельные перевороты, смены власти происходят то и дело «внутри» нее.

Из будущей троицы первым доехал до Петрограда Сталин вместе с Каменевым; это произошло на десятый день после отречения Николая. Эти двое в тот момент представляют все высшее руководство большевиков и ведут себя соответствующим образом. Они — заслуженные революционеры, ветераны двадцатилетней борьбы, только что завершившейся так эффектно. Сталин и Каменев приходят в Таврический дворец, встречаются с редакцией «Правды» и, естественно, становятся во главе. С этого времени и фамилия Джугашвили, и разбойничья кличка Коба уходят в прошлое: остался только Сталин — стальной человек.

Из маргинальной партии большевики превращаются в заметную силу: на выборах во ВЦИК пару месяцев спустя — около 15 % мест! Впрочем, у Сталина, Каменева и других соратников хватает здравого смысла не лезть на рожон, претендуя на полноту власти. С одной стороны, бывшим ссыльным уже живется вполне себе неплохо. С другой, все в стране разваливается, и требовать власти сейчас — значит думать и об ответственности. Впрочем, вскоре июльские события, когда низовые большевистские структуры подталкивали массы к выходу на улицы, а партийные верхи не знали, как на это реагировать, покажут слабость любых «умеренных» подходов в дни революций.

Участие не важно для победы

Показательно, что в массовом сознании бывших советских людей Сталин воскресает сегодня именно таким, каким он, несомненно, всегда желал видеть себя сам — всесильным Верховным главнокомандующим образца середины века. Что и как он делал в далеком 1917 году, почти никого уже не интересует, кроме нескольких особенно дотошных историков.

О Ленине и подавно говорить не приходится. Читая тексты, написанные его рукой, и партийные документы того периода, не говоря уже о мемуарах противников, трудно не то что понять преимущества большевиков над другими политическими силами, но даже определить четкую линию его поведения. Умел ли вождь предвидеть ближайшие или более отдаленные события, был ли он умелым организатором или ярким теоретиком? Показал ли себя сильным тактиком или стратегом; формировал ли он последовательную программу и воплощал ли ее в жизнь? Самый же главный вопрос: бывают, как известно, ситуации, в которых участие важней победы; но как стала возможна победа без участия?

Итак, революции Ленин явно не ждал, перспектив ее не видел и уже перестал надеяться на перемены. Экономическое положение в стране и ситуация на фронтах были далеки от катастрофы: немцы вели тяжелейшие бои на Западном фронте, им было не до России. Наконец-то наладилось производство военного снаряжения и оружия. И продовольствия пока хватало, хотя в политическом лексиконе уже появилось понятие «продразверстка». В прямой связи с этим закономерно распространились конспирологические домыслы: мол, некто Парвус (люди специфически образованные, как-то: филологи, медики, юристы и прочие ботаники могут еще припомнить, что это погоняло переводится с латыни как «малый», то есть лингвистически оно родственно и мелкобуржуазности, и меньшевизму, и само собой, «малому народу»), на самом деле Гельфанд, патрон Троцкого и предполагаемый соавтор идеи перманентной революции, организовал «пожертвование» от германского Генштаба, которое и позволило Ленину победить. Как выражаются в наши дни — отпиарив кого следует и проплатив всех, кого надо.

Вдумаемся: речь идет о сумме в 30 миллионов марок. Конечно, самые малые средства можно так распределить по важнейшим направлениям и ключевым точкам, чтобы КПД оказался максимально высок; нередко такое действительно приносило успех. Но все равно: по пять немецких денежек с полтиной на душу населения Российской империи — не маловато будет?

Павел Милюков описал один эпизод противоположного, «патриотического» свойства: летом 1917-го, во время выступления Корнилова в столицу отправили денег для организации действий офицеров против Временного правительства. И ничего. Деньги разворовали, никто никуда не выступил… Если же вспомнить все средства и ресурсы, полученные белым движением из-за границы, вопрос отпадет сам собой — выходит минимум раз в сто больше, чем ленинские «тридцать сребреников» по официальным данным Временного правительства. И люди на той стороне были, как сейчас принято думать, получше — умнее, честнее, благороднее. А пролетели со свистом.

Или вообразим на минуту, окунувшись в мир пропагандистских сказок: сегодня какая-нибудь мировая закулиса даст Каспарову с Немцовым 30 миллионов долларов (да пусть хоть и вдесятеро больше) и предложит — с учетом уже имеющегося опыта — повторить девяносто первый год. Чтобы, значит, снова поставить Россию на колени и превратить ее в колонию Запада, а русский народ в рабов. Ничего, конечно, не получится, но совсем не потому, что народ этот в данный момент так уж прочно стоит на ногах и блаженствует с утра до вечера, вкушая дары суверенной демократии. Просто подавляющее его большинство никаких революций уже не жаждет, а доводы активных противников режима массы вовсе не воспринимают. Деньги же закулисные растащат в момент, и следов не останется, как было с огромными средствами, бездарно потраченными за пятнадцать лет на избирательные кампании либералов. Как тот же Парвус в свое время умыкнул у Горького.

«Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь» (Еккл., 1, 7). В 1917 году русские свергли царя — дюжину лет спустя воздвигся новый «престол», на который сел другой абсолютный властитель. В 1991-м доломали прежнее государство — через тот же заклятый срок новая вертикаль с выборами «из одного арбуза». Да ведь и в Древнем Риме институт императорской власти, начиная с Юлия Цезаря, еще много лет продолжал именовать себя rem publicam. Вулкан созревает долго, но взрывается всегда внезапно, и тогда лава все сметает сама.

Так же неожиданно для Ленина разразилась десятилетиями назревавшая революция. Послания, которые он принялся отправлять в Петроград, на местных деятелей особого впечатления не производили — их, скорее, воспринимали как свидетельство непонимания ситуации. Между тем советская пропаганда была обязана представить как можно убедительнее его решающее участие в подготовке к захвату власти. В результате почти каждому советскому человеку, хотел он того или нет, вбили в голову определенную схему. Дважды ее подвергали корректировке: в 1930-е, когда «революцию сделали Ленин и Сталин», и в 60-е, когда последний был временно отстранен от «животворных истоков». Мы же постараемся зафиксировать вещи объективные.