Русская троица ХХ века: Ленин,Троцкий,Сталин - Виктор Бондарев

Виктор Бондарев Михаил Глобачев

Русская Троица XX века: Ленин, Троцкий, Сталин

Как сладостно отчизну ненавидетьИ жадно ждать ее уничтоженьяИ в разрушении отчизны видетьВсемирного денницу возрожденья.

Троица русского века

Мы на горе всем буржуямМировой пожар раздуем.Мировой пожар в крови —Господи благослови!

Что самое главное мы узнали за последние десятилетия о Революции и Гражданской войне?

Что случилось в России после февраля 1917 года? И что могло бы произойти?

Сегодня нам не требуется никакого сослагательного наклонения, которого будто бы «не знает история». Последние двадцать лет русской жизни дали ответы на все вопросы.

Самое простое и очевидное — мы теперь точно знаем, чем закончился большевистский эксперимент. И поскольку известен результат, постольку можно и нужно оценивать происходившее в начале. Но не это самое важное: мы также точно знаем, что Россия все время ходит по кругу.

Теперь не надо гадать, «что же это было».

А что будет?

Да то же самое! В четвертый, пятый или бог знает уже который раз!

Сталин повторяет Ивана Грозного, Горбачев поразительно схож с Керенским. Ельцин делает то, что делал Ленин… Конечно, различия есть, но они не принципиальны для судеб страны.

Не верите?

Приведем пример.

В 1925 году главный теоретик и идеолог большевизма, «любимец партии» Бухарин провозгласил «Обогащайтесь!», а через четыре года стал политическим трупом с биркой «правый уклон». Горбачев в 1986-м, когда за ним с восторгом наблюдала по телевизору вся страна, разрешил «кооперацию и индивидуальную трудовую деятельность», то есть по сути, тоже предложил советским гражданам обогащаться. К нему прислушались, и через те же четыре года перестройка перешла в необратимый процесс падения генсека.

Взлет Путина вполне объясним «Великим переломом» Сталина, и все это вместе подтверждает устойчивость русского менталитета. А вместе с тем успешное строительство в течение одной пятилетки «вертикали власти» показывает специфику российской государственности. Как в советском анекдоте: рабочие таскают детали с завода, чтобы смастерить из них что-нибудь полезное для себя, но результат домашней сборки неизменно один и тот же — автомат Калашникова.

Есть, конечно, «историческая колея», по которой русский этнос упорно, кругами движется более 700 лет — с Александра Невского. Движется по-разному: то быстро, то медленно, а то и вовсе страна переходит в галоп в гонке за лидером. Так было при Петре, а еще нагляднее это произошло в начале прошлого века. Большевики пытались заставить страну догнать и перегнать человечество на пути к светлому будущему.

Они, естественно, не знали, что бегут по кругу, а посему только на коротком участке могут обогнать конкурентов. Потом те все равно даже «пешочком» покажут догоняющим спину, поскольку у них дорога иная — вперед. Конечно, и она не пряма, и прогресс понятие относительное, в каких-то принципиальных вещах он, как принято считать, вовсе недостижим. Но все же мир прошел за последнюю тысячу лет грандиозный путь, который отрицать невозможно. И даже Россия, движущаяся по кругу, время от времени перепрыгивает на спиральную траекторию; во всяком случае, из средневековья она уже определенно ушла.

Центральными фигурами российской истории первой половины прошлого века были трое вождей: Сталин, Троцкий, Ленин. Более того, есть немало оснований, чтобы именно эту «революционную тройку» признать главными персонажами российской истории за все двенадцать веков, ее условно слагающие. В таком случае это уже Троица, в которой у каждого своя незаменимая роль. Какая? Об этом — предлагаемая книга.

Самой яркой, самой талантливой фигурой из них был, безусловно, Троцкий. Точнее — он был просто гений. Можно найти сравнения, которые адекватно выразят его роль и масштаб: например, Моцарт революции, русский Наполеон. На его фоне Ленин — это Сальери. Или Кутузов, которому отечественная история приписывает победу над Бонапартом, хотя погубила гения бессмысленность его наступления и русская зима. Самая нейтральная метафора для Сталина — Чингисхан, который сегодня, между прочим, не только национальный герой посткоммунистической Монголии, но и знаковый персонаж современной культуры. А если обратиться к вершинам советской литературы, например, к Булгакову, то видна связь тиранического с сатанинским. Но при огромных различиях в личной одаренности на судьбы человечества повлияли все трое, и в наибольшей мере, наверное, именно Сталин.

Не менее сильно разнится посмертное восприятие этих фигур. Живее всех живых, по ритуальной формуле, оказался вовсе не Ленин, а опять-таки Сталин. Хоронили его аж четырежды: в 1953 в прямом физическом смысле, в 1956 — морально, как непогрешимого вождя, затем, в 1961, культовую мумию решили спрятать с глаз под плитой у кремлевской стены; наконец, в перестройку — снова фигурально, через полное, как тогда мнилось, развенчание сталинского образа, завершившееся крахом дела всей его жизни: распадом тоталитарной империи. Однако с началом нового тысячелетия Сталин с готовностью воскрес не просто как демиург великой державы, но как «Имя России», для иных фанатов-неформалов — даже кандидат в православные святые!

Не то — Ленин. Завершив свой земной путь, он превратился по сути в неупокоенного призрака, чей мавзолейный кадавр выставлен на публичное обозрение, да и вообще в СССР он витал повсюду — и в массовом сознании как абсолютное воплощение идеи добра, и в памятниках, с позволения сказать, материальной культуры местного образца. Даже в «лихие и кошмарные» 1990-е самые либеральные публицисты порой не удерживались от дешевого соблазна обыграть эффектные приметы ленинского образа — к примеру, воспевая кипящую энергией коренастую фигуру, лысину и кепку столичного мэра Лужкова… «Вернуть Богу» мощи Ильича не удалось ни прогрессистам, ни консерваторам, но в последнее время как будто намечается тенденция, что его все-таки захоронят как губителя России, и наступит «смерть после смерти».

Происходящее же с Троцким в последние восемьдесят лет можно в пандан его любимой идее насчет революции назвать «перманентной смертью». Все это время его поливают грязью с самых различных сторон. Масштабы фальсификаций запредельны. Без всякого преувеличения можно сказать, что на его долю досталось и до сих пор достается клеветы больше, чем любому другому персонажу мировой истории. Если вспомнить размах хотя бы только подсоветских публикаций, от сочинений Ленина и его последователей до обычных школьных учебников, то счет тиражей идет на миллиарды!

К своим предшественникам Владимир Ульянов вполне мог бы причислить любого персонажа русской истории, выступавшего против власти, любого бунтаря, претендовавшего на коренные перемены русской жизни. Даже сами слова «бунтовщик» и «большевик» вполне созвучны, хотя ни один мало-мальски подкованный стихотворец не сочтет такую рифму удачной. И Пугачев, и Радищев, и Пестель, и Бакунин — все они были «большевики», ленинские предки. А вот Иосифа Джугашвили, по крайней мере, на вершине его славы, привлекала совсем другая «родословная»: Александр Невский, Иван Грозный, Петр Первый, Александр Суворов. Если же говорить о Льве Бронштейне, то он к своим предтечам мог бы отнести Моисея, Цезаря, Дантона, Наполеона.

В 1991 в России тоже случилась революция. Кто же в ней «работал Троцким»? Похоже, соразмерного ему гения эта революция не выдвинула. Наверное, команда реформаторов во главе с Гайдаром и Чубайсом стала «коллективным Троцким» конца столетия, благодаря которому страна совершила некие движения не только по кругу, но хоть чуточку по спирали.

И что теперь думает о них народ?

Революция по определению должна пожирать своих детей, и она это делает неизменно. Русские революции жрут так, что чаще всего и клочка не остается.

И бессмысленно бить тревогу по поводу каких-то вражьих искажений нашей истории XX века, поскольку в самом что ни на есть узаконенном воплощении вся она — сплошная ложь и фальшь. В лучшем случае, когда с нею работают настоящие профессионалы (каких, конечно, немало во всем мире) им мешает выбор оптики — смотрят на события, на людей кто в телескоп, кто в микроскоп. Понятно, что даже при точном следовании фактам либо «лес» не виден из-за отдельных листиков, либо он разглядывается с космических высот, что тоже не помогает приблизиться к истине.

Цель этой книги — добавить в бочку дегтя российской истории каплю истины. Поэтому не станем замахиваться ни на подробное повествование об идеях и событиях, ни на полное хронологическое описание, тем более что на такое и ста томов не хватит. Довольно будет, если авторам удалось устранить пару-другую мутных и грязных пятен.