Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава

основном совпадают, в подходе к проблеме и некоторых частностях мы с Хомма-куном расходимся. Пишу об этом потому, что боюсь причинить неприятности Сатоми-куну.

Об искусстве и прочем

Художник должен прежде всего стремиться к совершенству своих произведений. В противном случае его служение искусству станет бессмысленным. Возьмём, например, потрясение, которое вызывают идеи гуманизма, – если стремиться только к этому, оно может быть достигнуто простым слушанием проповеди. Поскольку все мы служим искусству, наши произведения должны в первую очередь вызывать потрясение своей художественностью. У нас нет иного пути, как добиваться их совершенства.

«Искусство для искусства» – ещё шаг, и впадаешь в развлекательность искусства.

Искусство во имя жизни – ещё шаг, и впадаешь в утилитарность искусства.

Совершенство – не просто создание произведения, читая которое не к чему придраться. Оно – полное и всестороннее выражение идеалов в искусстве. Художник, неспособный следовать этому, заслуживает позора. Таким образом, великий художник – тот, у которого сфера совершенства самая обширная. К примеру – Гёте.

Человеку, конечно, не дано превзойти предел возможностей, дарованных природой. Но если на этом основании ничего не делать, то не узнаешь, где этот предел. Вот почему необходимо, чтобы каждый был подвижником, стремящимся стать Гёте. А тот, кто не способен поставить перед собой такую цель, сколько бы лет ни прошло, не сможет стать даже кучером в доме Гёте. Но заявлять во всеуслышание, что тебе удалось стать Гёте, не следует.

Каждый раз, когда мы пытаемся вступить на путь художественного совершенства, наше подвижничество наталкивается на препятствия. Может быть, это стремление к покою? Нет, не оно. Нечто гораздо более загадочное. Чем выше взбирается в гору человек, тем роднее становится ему подножие, закрытое облаками, – вот что это такое. Человек, не испытывающий этого, во всяком случае для меня – чужд.

Гусеница на ветке дерева беспрерывно подвергается смертельной опасности из-за своих врагов – температуры, погоды, птиц. Художник, чтобы выжить, тоже должен спасаться от подстерегающих его опасностей, подобно гусенице. Особенно страшна остановка. Нет, в искусстве остановка невозможна. Отсутствие движения вперёд означает движение назад. Но стоит художнику двинуться назад, и творческий процесс становится механическим. Это значит, что он пишет произведения-близнецы. Но стоит творческому процессу стать механическим, и художник оказывается на пороге гибели. Написав «Дракона», я привёл себя на порог гибели.

Совсем не обязательна закономерность: чем правильнее у человека взгляды на искусство, тем лучшие произведения он пишет. Неужели только меня одного удручает такая мысль? Молюсь, чтобы не оказаться в этом одиноким.

Содержание – ствол, форма – ветви. Этот взгляд имеет широкое хождение. Но это лишь правдоподобная ложь. Содержание произведения – это содержание, непременно слитое с формой. Думать, что сначала существует содержание, а форма создаётся потом, может только слепец, не понимающий сущности творчества. Это легко понять на таком примере. Каждый, несомненно, помнит слова Освальда из «Призраков»: «Жажду солнца». Каково содержание этих слов? Профессор Цубоути в комментариях к «Призракам» перевёл их словом «темно». Возможно, с точки зрения логики «жажду солнца» и «темно» одно и то же, но с точки зрения содержания этих слов они далеки друг от друга, как небо от земли. Содержание торжественных слов «жажду солнца» может быть выявлено лишь в форме «жажду солнца». Величие Ибсена в том, что он смог точно уловить целое, слитое в содержании и форме. Нет ничего удивительного в том, что Эчегарай в предисловии к пьесе «Дитя Дон Жуана» с восхищением говорит об этой драме. Если смешать содержание тех слов и заключённый в них символический смысл, то можно прийти к ошибочной оценке содержания. Мастерски сочинённое содержание не есть форма. Но форма заключена в самом содержании. Или наоборот. Для человека, не улавливающего этих весьма тонких отношений, искусство навсегда остаётся закрытой книгой.

Искусство начинается с самовыражения и самовыражением заканчивается. Художник, не пишущий картин, поэт, не сочиняющий стихов, – эти слова, кроме как метафорического, никакого другого смысла не имеют. Они ещё более глупы, чем «небелый мел».

Однако исповедующие ошибочную идею первенства формы – истинное бедствие. Фактически они такое же бедствие, как и исповедующие ошибочную идею первенства содержания. Последние вместо звезды предлагают метеорит. Первые, глядя на светлячка, думают, что это звезда. Склонности, образование заставляют меня быть человеком осмотрительным, и аплодисменты тех, кто исповедует ошибочную идею первенства формы, меня не прельщают.

Когда удаётся проникнуть в произведение великого художника, мы, часто поверженные его великой мощью, забываем о существовании других писателей. Подобно тому, как людям, долго смотревшим на солнце, стоит лишь отвести от него взгляд – и всё кругом кажется темным. Впервые прочитав «Войну и мир», я стал презрительно относиться ко всем другим русским писателям. Это была ошибка. Мы должны знать, что кроме солнца существуют луна и звезды. Гёте, восхищённый «Страшным судом» Микеланджело, позволил себе усомниться, не достоин ли презрения Рафаэль в Ватикане.

Художник, чтобы создать неординарное произведение, не остановится даже перед тем, чтобы продать душу дьяволу. Я, разумеется, тоже не остановлюсь перед этим. Но есть люди, которые сделают это с ещё большей лёгкостью, чем я.

Прибывший в Японию Мефистофель заявил: «Нет такого произведения, которое невозможно было бы обругать. Единственное, что должен сделать умный критик, – выбрать момент, когда его ругань будет воспринята. И, воспользовавшись этим моментом, обрушить на голову писателя проклятия. Такие проклятия имеют двойное действие. И против народа. И против самого писателя».

Понимание или непонимание искусства лежит вне рассуждений о нем. Чтобы узнать, холодная вода или тёплая, есть лишь один способ – выпить её. То же самое, когда речь идёт о понимании искусства. Думать, что можно стать критиком, читая книги по эстетике, то же самое, что думать, будто достаточно прочесть путеводители, и уже никакое место в Японии не останется загадочным. Народ, думаю, можно обмануть. Но художника… Нет, народ тоже… если только среди него найдётся Сантаяна…

Я сочувствую любому духу протеста в искусстве. Даже если он направлен против меня.

Творческая деятельность любого гения всегда сознательна. Что это значит? В картине «Сосна на камне» ветви деревьев обращены в одну сторону. Почему это создаёт такой поразительный эффект? Не знаю, было ли это ведомо самому художнику, но то, что эффект рождён именно таким расположением ветвей, он прекрасно понимал. Если бы не понимал, никаким гением не был. А был бы обыкновенным роботом.

Бессознательная творческая деятельность – фикция. Вот почему Роден так презрительно отзывался о вдохновении.

Сезанн, услыхав критическое замечание, что Делакруа небрежно пишет цветы, резко выступил против. Возможно, он хотел сказать только о Делакруа.