Зенитный угол - Брюс Стерлинг

Хикок прищурился.

– Чёрт. Об этом я не подумал. В этом, значит, проблема? Не желаете носом в мышеловку лезть?

– Ещё бы.

– И правильно, – одобрил Хикок. – Так они и сделают. – Это был не вопрос. И даже не признание. Это была трезвая оценка ситуации. – Но если вы подлечите нашу птичку, док, винить никого не придется.

– Я бы с радостью за нее взялся, ответил Ван. – Я на поколение обогнал ребят, которые строили нашу космическую промышленность. У нас есть более эффективные методики компьютерного анализа, и мне хочется думать, что я действительно смог бы починить спутник, если бы у меня были время и деньги. Но никто не хочет, чтобы я его чинил. Все хотят, чтобы я оставил на нем отпечатки пальцев. – Ван пожал плечами. – Я не стану расписываться на ваших документах. Не просите от меня слишком многого.

– Это я понимаю, – ответил Хикок. – Куда бы я ни подался, всюду творится какая-нибудь дрянь, которая началась ещё до моего рождения.

Движения его сделались до странности неловки – от сдерживаемой ярости, быть может. Или от стыда.

– Предположим, я оставлю эту голубую папочку под скамейкой в тренажерном зале.

У Вана глаза вылезли на лоб.

– Бред. Это же секретный документ. Не оставите.

– Я долго моюсь! – рявкнул Хикок. – А вы, мистер компьютерщик, вы у нас большой культурист, да? Увидимся в зале. Может, заставите себя пропустить пару занятий на тренажере.

«Может, да, – подумал Ван, – а может, и нет. Может, он оставит мне папку. А может, и нет». Он спрыгнул на пол.

– Пошли?

ГЛАВА 7

Ранчо «Пайнкрест», штат Колорадо, январь 2002 года

Остаток дня Тони Кэрью провел, наблюдая, как его подружка танцует в сугробах. Анджали метила в Героини Болливуда Номер Один, намереваясь обойти Айшварью Раи, Бипашу Басу и сестер Капур. За это Анджали готова была платить кровью и плотью – а ей было чем расплатиться.

Анджали неслышно пела под пронзительные вопли фонограммы и одновременно кружилась, порхала, покачивала бедрами и исполняла танец живота. Снова и снова, блистательно, великолепно. Дубль за мучительным дублем, в ясный зимний день на высоте девяти тысяч футов.

Индийские кинозрители обожали романтические сцены в горах. Обожали до такой степени, что местная киноиндустрия заездила Швейцарию вконец, и Тони Кэрью пришлось подсовывать им вместо нее горы Колорадо. Аудитория болливудского кино своеобразно относилась к снегу. Для простой индусской деревенщины – для миллиарда человек – снег представлял собою сказочную, мифическую субстанцию вроде кокаина или пыльцы фей. Поэтому индийские актрисы, танцуя в снегу, не надевали ни курток, ни шуб. Играть им приходилось с непокрытой головой, голыми руками и голым животом, в традиционном шифоновом костюмчике, с сияющей улыбкой на губах, на зверском морозе. В промежутках между дублями Анджали отбегала в сторону, чтобы отогреться какао на козьем молоке и подышать кислородом из чёрного респиратора.

Главную мужскую роль исполняла вторая звезда фильма и по совместительству двоюродный брат Анджали – Санджай. Ему, как мужчине, позволялось бродить но сугробам в теплых сапогах, длинных штанах и куртке на пуху. Бомбейский клан актеров, к которому принадлежали оба, уже сотню лет разводил кинозвёзд. В лице Санджая семейство произвело великолепную, здоровую скотину.

В Болливуде актеры были не просто лицедеями – они становились героями. Санджай собирался стать индийским национальным героем двадцать первого века. Без шуток.

Как большинство актерских детей, Санджай начал карьеру в амплуа романтического подростка, но для больших гонораров в расцвете карьеры ему следовало стать звездой крутых индийских боевиков. Поэтому Санджай поступил на военную службу. Он охранял залитые кровью горы Кашмира от мусульманских террористов. Он гонял армейский джип и таскал пулемёт вдоль опасной индо-пакистанской «разделительной полосы». Благодаря этим патриотически-рекламным трюкам он удостоился почтительного и неотрывного внимания индийских кинорепортёров. Самые мудрые брахманы поговаривали уже вполголоса о будущей политической карьере Санджая.

Подходящими для себя политическими лидерами Санджай считал партию «Бхаратья Джаната» – Индийскую народную партию, суровых, крайне правых вояк, возглавлявших с 1998 года правительство страны. А Санджай был их породы киногероем – современным парнем с современными литыми индийскими мускулами, роскошными индийскими костюмами, замечательными индийскими космическими ракетами и ужасно опасными индийскими ядерными бомбами. Кровавые боевики с участием Санджая находили живой отклик в сердцах этих нервозных ура-патриотов. Отец актора, завоевавший огромную популярность ролью Шивы в бесконечном телесериале, теперь избирался в парламент от «Бхаратья Джаната».

Тони всё это знал и весьма беспокоился из-за Санджая. Бурный роман с Анджали уже осветили все болливудские газеты. Болливуд всегда выносил на всеобщее обозрение личную жизнь своих звезд, и чем эксцентричней – тем лучше. Санджай мог переломать Тони обе руки, точно спички. И тем не менее он ни словом не обмолвился о его отношениях со своей кузиной. Тони не был уверен, принимает он сложившуюся неопределённость как данное или об этом просто нельзя говорить вслух. В Индии многое относилось к обеим категориям одновременно.

У Тони после начала этого романа образовалась масса инвестиционных проектов в Бангалоре, аутсорсинг же вообще превратился в основное его занятие. Что от их интрижки получала Анджали, Тони не до конца понимал, но на охоту с Санджаем актриса отправлялась неизменно, на какой бы край света ни приходилось для этого мчаться. На охоте Анджали позволялось обойтись без парчовых сари, без тяжеленных украшений, без грима и камер. Выезд на охоту становился для неё единственно доступным эрзацем свободы.

А ещё Тони был почти уверен, что женская половина семейства поручила Анджали приглядывать за кузеном. Она постоянно следовала за охотником на крупную дичь, чтобы любимец клана не вытворил чего-нибудь по-джеймсдиновски непредсказуемого. Например, не отстрелил себе голову.

Внезапное появление индийских кинозвёзд привело работавших в обсерватории Колорадо индусов в полнейший восторг. Тони нанял для работы здесь бангалорских программистов, прибывших в США по трудовым визам. Большую часть времени они чувствовали себя заброшенными в безлюдных горах. Санджай и Анджали подняли их боевой дух на недосягаемую высоту. Оба актера с видимой радостью ходили на экскурсии вокруг телескопа и позировали на групповых снимках с астрономами. Бомбейские звезды очень серьёзно относились к заокеанским поклонникам.

Когда очередной эпизод был отснят, а бобины с плёнкой – запакованы, съемочная группа отправилась в «Пайнкрест» пострелять лосей. Желающих рассадили по уютным джипам-вездеходам – с нагревателями, горными шинами и стандартным комплектом принадлежностей для богатых туристов. Шофёром и проводником оказался китаец-слуга, откликавшийся на имя Чет, – как все китайцы из прислуги миссис Дефанти, аккуратный и сдержанный до полной невидимости.

Санджай в новенькой черной ковбойской шляпе и безупречно чистой кожаной куртке развалился на переднем пассажирском сиденье. На ранчо «Пайнкрест» ему одолжили чудовищный «винчестер-магнум» 38-го калибра. Санджай то ласково поглаживал винтовку, то прикладывался к серебряной фляге. На «охоте» он всегда напивался, если только не разгонял скуку бесшабашной игрой в покер и похабными песнями на хинди.

Тони и Анджали ехали в том же джипе на заднем сиденье, которое делили с небольшой, но очень неудобной винтовкой.

За ними тащились ещё два больших джипа из усадебного автопарка, под крышу набитые собутыльниками Санджая из съемочной группы и ощетинившиеся стволами. Санджай, как и положено болливудскому актеру, никуда без подтанцовок не выезжал.

Джип вскарабкался на валун, и Анджали бросило на бизнесмена.

– То-они! – пропела она.

Тот расправил складочку на куртке.

– Что, sajaana?[31]

– Тони, ты слишком молчалив. О чём ты задумался?

– Конечно о тебе, maahiyaal[32].

Ресницы Анджали затрепетали. В свои двадцать три года она давно освоила взгляд великомогольской наложницы, пробуждавший в близрасположенных мужчинах неконтролируемое стремление осыпать красавицу драгоценностями.

– И что же ты думал обо мне, мой милый? Что я тоскую по тебе, когда мы в разлуке? Потому что я так по тебе тоскую, Тони. Утром, днём и ночью.

Она прижала тонкую ладонь к лифчику с расчетливо-бесхитростной искренностью.

Тони раскашлялся от сухого горного воздуха.

– Милая, лапочка, солнышко, terii puuja karuun main to har dam[33].

Смех Анджали раскатился no салону звоном колокольчиков. Она обожала, когда Тони цитировал песни из её фильмов.