Bromance. Книжный клуб спешит на помощь - Лисса Кей Адамс

пожал плечами.

— Ладно, валяйте.

— Почему ты здесь? — спросил Малколм.

— Потому что Мак мне весь мозг выел из-за этого клуба.

— Нет! — Колтон ударил ладонью по столу. — Ответ неверный! Подумай лучше.

— Потому что я… — Ноа замолчал, не в силах произнести нужные слова вслух. Он уже давно признался в этом самому себе, но сказать парням — совсем другое дело, совершенно новый уровень искренности.

— Скажи, Ноа. Принятие правды — первый шаг к исцелению, — проговорил Гевин.

Ноа закатил глаза, глубоко вдохнул, надув щеки, и на выдохе выпалил:

— Я здесь, потому что вроде как влюблен в лучшую подругу.

Друзья серьезно закивали.

— Что тебя сейчас больше всего пугает? — присоединился к допросу Дэл.

— Что вы меня загипнотизируете и заставите голым танцевать на столе или типа того.

— Неверно! — гаркнул Колтон. — Подумай лучше!

— Я боюсь все испортить.

— Что именно?

— Наши с ней отношения.

— И почему тебя это так пугает?

Ноа посмотрел на Дэла как на идиота.

— В смысле почему? Потому что я не хочу ее терять.

Друзья обменялись взглядами, которые могли значить как: «Сойдет», так и: «А не заливает ли он часом?»

— Когда закончились твои последние серьезные отношения? — спросил Малколм.

Ноа неуютно заерзал.

— При чем тут это?

— Если хочешь нашей помощи, то должен с нами сотрудничать.

Ноа откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Не знаю. Лет пять назад или около того.

— Около того? — поднял бровь Малколм.

— В универе я встречался с одной девушкой где-то год.

— И с тех пор больше ни с кем? — вклинился Мак.

Ноа раздраженно передернул плечом. Знал бы он, что придется рассказывать о всех своих романах — или отсутствии таковых, — пересмотрел бы решение присоединиться к дурацкому клубу.

— В чем смысл этих вопросов?

— Смысл в том, чтобы разорвать порочный круг, — терпеливо объяснил Мак. — Женщины — не соцработники, спасающие эмоционально недоразвитых мальчишек, которые изображают из себя взрослых и верят, будто для серьезных отношений нужна лишь подходящая женщина. Ты должен быть готов выйти из зоны комфорта, готов меняться, готов полностью открыться.

Ноа фыркнул.

— Вот так речь! Тебе бы открытки сочинять.

Малколм устало вздохнул.

— Ты прибегаешь к сарказму в качестве защитного механизма, поскольку, будучи мужчиной, не привык говорить о чувствах. Мы понимаем. Одно из самых коварных воздействий токсичной маскулинности заключается в том, что она лишает нас способности выражать чувства и быть откровенными с людьми — не только с женщинами, но и с другими парнями. Как часто ты слышал фразу: «Будь мужиком»?

В памяти вдруг всплыла целая серия воспоминаний, почти все из них включали Марша:

«Твоя мама не должна видеть твоих слез. Глава семьи теперь ты».

«Тебе пора повзрослеть и стать мужчиной».

«Мужчины так себя не ведут».

— Тебе когда-нибудь говорили, что настоящие мужчины не плачут? — тихо спросил Малколм.

Ноа коротко кивнул. Ему было так неуютно, словно по телу бегала колония муравьев. Хотелось их смахнуть, прихлопнуть, расплющить, а не изучать.

— Нам всем говорили, — вздохнул Малколм. — Но существует чертовски большая разница между тем, как, по мнению общества, должен поступать настоящий мужчина, и тем, как поступает хороший человек. А хороший человек готов проделать тяжелейшую работу над собой, над своими чувствами, чтобы стать эмоционально крепким партнером для тех, кого любит.

— Но нам не справиться самостоятельно, — подключился Дэл. — Не справиться без помощи друзей.

— Для этого и нужен клуб, — заключил Мак.

Гевин похлопал Ноа по плечу.

— Приятель, мы готовы тебя выслушать и поддержать. Тебе лишь нужно открыться. Расскажи нам о чем-то личном.

— Вы же понимаете, что это все дикость?

— Разве? Или ты просто боишься сменить кодекс мужественности?

Возможно, друзья были правы? Возможно, тот радикальный хипстер, каким себя считал Ноа, в действительности являлся лишь очередным «эмоционально недоразвитым мальчишкой» в обличье мужчины?

— Начни с простого, — предложил Мак. — Нужно время, чтобы научиться открыто говорить с другими парнями, поэтому сперва расскажи что-то не слишком напряжное. То, в чем стеснялся признаться прежде и что…

— Мне нравятся песни из «Моаны», — выпалил Ноа.

Гевин недоуменно заморгал.

— Ты про диснеевский мультик?

— Если собираетесь надо мной насмехаться, то беру свои слова назад!

— Вовсе я не насмехаюсь, Ноа, а лишь уточняю.

— Да, мне нравятся дурацкие песенки из «Моаны», понятно? Особенно когда в начале героиня поет про то, что ее ждет впереди. Врубаю эту песню дома на всю катушку и подпеваю. И при этом ловлю кайф!

Малколм развел руками.

— Спой нам.

Волна жара поднялась от шеи к щекам.

— Черта с два!

— Ладно, — сказал Мак, вставая. — Тогда я спою.

И тут начался кошмар, от которого у Ноа волосы на загривке вздыбились, а на лбу выступили капельки пота, — Мак запел:

— Снова слышу этот шепот прибоя. Кто я? Где мое сердце — знает лишь одна вода!

Затем к нему присоединился Дэл:

— Сто раз обещала им не спорить, но влечет. Вновь меня море, как будто я его волна.

И Малколм:

— Каждый новый шаг, каждый поворот. Каждый след и знак вновь меня ведет. В мир больших ветров и бездонных вод. Я хочу уплыть…

И вот уже все парни, за исключением Ноа, пели песню из диснеевского мультика, театрально размахивая руками. Когда она закончилась, раздались всхлипы, и все повернули