Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

им политические изменения ноября 1918 г.: некоторыми социальными завоеваниями на почве капиталистического общественного устройства и перспективами парламентской демократии. Призыв к социализации ключевых отраслей промышленности и к широкому участию рабочих в решении производственных и внепроизводственных вопросов стал общим знаменателем советского движения, о котором в узком смысле слова можно говорить лишь начиная с января 1919 г. Требование «чистой советской системы», политического порядка на основе принципа «Вся власть советам!» даже весной 1919 г. поддерживало меньшинство рабочих. И лишь меньшинство внутри этого меньшинства считало, что рабочий класс уже достаточно радикально настроен и что пробил час пролетарской революции. Поражение второй Мюнхенской Советской республики было прежде всего крушением этих крайне левых сил, но еще ни в коем случае не концом движения за производственные советы или пролетарского радикализма. Левые коммунистические, синдикалистские и анархистские тенденции в некоторых слоях немецкого рабочего класса были все еще сильны. Поэтому мюнхенское поражение означало лишь временное прекращение попыток насильственного свержения власти со стороны левых, начало которым положило январское восстание в Берлине.

Центральное руководство КПГ имело теперь возможность оправдывать свое негативное отношение к локальным и региональным советским республикам, обращаясь к опыту мюнхенских событий. После убийства Лео Йогихеса все больший вес в руководстве партии приобретал Пауль Леви, считавший себя душеприказчиком Розы Люксембург. Адвокат из состоятельной буржуазной еврейской семьи, блестящий аналитик и вдохновенный оратор, он видел в левых радикалах, склонных к путчизму, самую большую проблему КПГ. Размежевание с этими элементами он считал единственным шансом сделать КПГ массовой революционной партией и оставить позади НСДПГ, которая до сих пор была единственной партией, извлекавшей для себя пользу из растущего недовольства рабочих. Своего первого успеха Леви добился на нелегальной всегерманской конференции, состоявшейся в Берлине в середине июня 1919 г.: КПГ резко размежевалась с синдикализмом, поскольку тот не признавал необходимости строительства строго централизованной пролетарской партии и стремился к организации локальных путчей, что было неприемлемо для компартии{68}.

НСДПГ, бывшая по сравнению с КПГ политическим гигантом, тем не менее испытывала несравнимо большие внутренние противоречия, чем коммунистическая партия. Наиболее серьезную роль в поляризации мнений весной 1919 г. сыграли споры вокруг советской системы. На Берлинском «революционном съезде партии» в марте Эрнст Доймиг, решительный сторонник «чистой советской системы», добился включения в «Программный манифест» пункта, в котором система советов как боевая организация пролетарской революции и диктатуры пролетариата называлась необходимым условием осуществления социализма. Зато в своих актуальных партийных требованиях, написанных рукой умеренного председателя партии Гуго Гаазе, НСДПГ настаивала лишь на «включении системы советов в Конституцию» с целью гарантировать им «полноправное участие» в законодательной деятельности, государственном и муниципальном управлении, а также в работе предприятий. Противоречие между этими двумя толкованиями системы советов были столь очевидны, что делегат Клара Цеткин, недавно примкнувшая к КПГ и все еще не вышедшая из НСДПГ из тактических соображений, иронически заметила, что «сосуществование системы советов и парламента» похоже на бракосочетание кролика с карпом{69}.

Менее противоречивыми выглядели попытки примирить систему советов и парламентскую демократию, предпринятые социал-демократами большинства и Свободными профсоюзами. Обе организации весной 1919 г. пришли к пониманию того, что определенные уступки идее советов неизбежны, если требуется сдержать процесс радикализации рабочего движения. В апреле к руководству Свободных профсоюзов пришла группа молодых функционеров во главе с председателем профсоюза работников деревообрабатывающей промышленности Теодором Лейпартом, считавших вредной прежнюю конфронтацию между профсоюзами и советами. Они стремились предложить новую идею: интегрировать производственные советы в профсоюзы и создать общими усилиями «производственную демократию». Социал-демократы большинства на своем первом послевоенном партийном съезде в июне 1919 г. в Веймаре выработали руководящие принципы, предусматривавшие создание экономических советов наряду с политическим парламентом. Экономические советы должны были иметь право законодательной инициативы и экспертной деятельности, но не право вето на решения парламента. Таким образом гарантировался абсолютный приоритет всенародного представительства, а отказ от «чистой советской системы» не мог быть сформулирован более однозначно.

Поэтому если для производственных и экономических советов вырисовывалось некое будущее, имеющее подсобой правовую основу, то дни местных советов рабочих и солдатских депутатов были сочтены. Эти советы, созданные на заре революции, рассматривались сначала лишь как эрзац будущего народного представительства. Однако и после формирования парламентов земель все еще не была решена одна из главных задач, которую ставили перед собой советы, а именно: демократизации армии и гражданского управления. Ради решения этой задачи, очевидно, полагая, что у народных представителей не хватит необходимой энергии, даже умеренные рабочие и солдатские советы потребовали весной 1919 г. долгосрочных гарантий своих прав конституцией. Подобное двоевластие местных рабочих и солдатских советов, с одной стороны, и демократически избранных общинных и окружных советов — с другой, исключалось уже по финансовым соображениям. В Пруссии уже вскоре после выборов в законодательное земельное собрание 26 января 1919 г. многие органы общинного самоуправления и городские собрания депутатов отказались финансировать расходы местных советов. В свою очередь, министр внутренних дел социал-демократ Гейне регулярно отклонял их жалобы по этому поводу. Контрольные функции советов Гейне терпел лишь до середины июня 1919 г. и только в округах. Только к этому времени, через восемь месяцев после Ноябрьской революции, окружные комитеты, созданные на основе старой избирательной системы, были легитимно заменены на новые, демократические.

Центральный совет Германской социалистической республики, еще в феврале 1919 г. заявлявший о необходимости сохранения советов рабочих депутатов до тех пор, пока не произойдет демократизация власти, уже осенью смирился с неизбежным. После того как министр финансов Пруссии сообщил, что в бюджете на 1920 г. не предусматриваются средства для советов, Центральный совет отказался от давно запланированных новых выборов депутатов — теперь уже навсегда. Осенью и зимой 1919 г. почти все еще оставшиеся советы распались. «Чистые» солдатские советы исчезли уже весной 1919 г., в ходе демонтажа кайзеровской военной машины. Между тем во многих местах утвердились возникшие в конце 1918 г. так называемые «гражданские советы»: совместные комитеты буржуазных союзов, часто отвечавшие на забастовки рабочих «контрзабастовками» — закрытием предприятий, магазинов и медицинских практик{70}.

Дело социализации, ради которого рабочие массы бастовали весной 1919 г., не преуспело при правительстве Шейдемана. Рейхсминистр экономики социал-демократ Рудольф Виссель перенял у своего статс-секретаря Вихарда фон Меллендорфа представления о «коллективной экономике», носившие резко консервативные, даже авторитарные черты. Меллендорф стремился к «народному хозяйству, которое планомерно ведется на благо народа и контролируется обществом». В этой системе принципиально сохраняется частная собственность на средства производства, однако ее должна была ограничивать система корпоративного самоуправления и публичного контроля. Меллендорф и Виссель собирались также «ограничить» рабочих важнейших секторов экономики, которые де-факто должны были быть лишены права на забастовку, поначалу сроком на один год.

Идея «коллективной экономики»