Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена. - Александр Бельский

— Не, адреналин пережечь надо. Ты ж знаешь, могу в разнос пойти. И меру знаю… Так может, лучше тогда погодить рубить?

— Ага, а пацаны, значит, Лерик с Мамоном, пусть выживают, как хотят?

— Ну, да, аргумент…

— Пошли в два смычка разберём эту дрянь?

Юрец глянул на Игоря наглыми круглыми глазами и тяжело помотал башкой.

— В два смычка, но в один топор? Неее… Я щаз вот прям реально сдохну, нарубился уже на сегодня. Наебался-наплясался вприсядку... Всё, перегорел я, как лампочка. Давай, без обид, в однорыльник.

Фабий кивнул. А что скажешь тут, Рыбачок и в самом деле во многом спас их всех. Намахался в темпе «Полёта шмеля», но зато и теперь прямо на глазах сдувался, как шарик. Игорь вздохнул, а затем устало побрел к коновязи Великой Матери. И на втором же шаге упёрся в Садикова. С совершенно отрешённым лицом тот баюкал мёртвую Лолку. Только теперь это уже была не жутковатая адская псина, дравшая шамана, и не дохлая дворняга. Фабий впервые увидел босорку в её человеческом облике. Вопреки рассказам Рыбачка, вовсе не красавица — скуластая, почти круглолицая, с широкими бровями и довольно таки низким лбом девочка лет тринадцати-шестнадцати. Лицо её было спокойным, и даже улыбалось, глаза закрыты, и она казалась просто спящей. Вероятнее всего, она обратилась после своей смерти. А, судя по рукам и ногам, она была голой. Садиков за то короткое время, что заняли разборки с Змееглазым, успел вновь укутать её тело в многострадальную розовую байку, но, понятное дело, хватило пелёнки только на корпус. На замотанной в неё груди Лолки на ткани уже расцветало кровавое темное пятно.

Гнутый поднял на Игоря сухие тоскливые глаза и хрипло спросил его:

— Скажи, а ты и впрямь бы её отпустил?

— Я поклялся всеми светлыми богами, а таким не шутят.

— Ты поклялся за себя и своих людей не вредить и отпустить. Сам знаешь, можно обойти, не нарушив, любую клятву. Она и правда смогла бы уйти из города?

— Я поклялся. Мы бы исполнили.

— Тогда она умерла не зря. Потому что она умерла за вас. Но и вы можете тогда не бояться. Если так, то посмертное проклятье ляжет только на… — и он кивнул головой в растянутого ласточкой ученика шамана.

Фабий крякнул, не зная, что и сказать, хотя обычно за словом в карман не лез. Похоже, не только тушку ему отбили, но и мозги. Наверное, незамысловатые дела, вроде рубки этого проклятого пенька, это как раз всё, на что он сейчас способен.

Однако и это оказалось не так-то просто. Дерево было твердым, неподатливым и звонко-упругим на удар, как старый вяз. Начав с попыток подсечь столбик у самой земли, обер-ефрейтор быстро понял, что это мудовые рыдания, а не осознанный труд. Он тут будет возиться, как Мартын с балалайкой, до самой ишачьей Пасхи. Надо было либо выкапывать столбик, либо исхитрить что-то ещё. И он сообразил. Дело же не в самой деревяшке, а в рунах (ну, или как там эти символы у шаманов ещё называются) и жертвенной крови. Игорь начал методично их стёсывать широким лезвием тупицы. Поначалу было непросто, да и на первом же сгрызенном знаке земля под ним ощутимо вздрогнула. Что явно намекало на опасность, но также и на верность выбранного подхода, и он, плюнув на всё, только удвоил свои усилия. А хитёр Рыбачок! Видать, жопой чует, что тут что-то неладное! Ну ин ладно, справлюсь и один…

Наконец, на пятой или шестой стёсанной закорючке, в небе над двором Садикова словно как-то даже устало охнуло что-то огромное, всколыхнув воздух. И место, в котором сходились зигизуги, будто стало отдаляться от них, небыстро, но неуклонно. Сами же спирали распрямлялись, распрямлялись… И вот вытянулись в струнки, нет, какие там струнки! В канаты, загудевшие басом под неимоверной нагрузкой, словно вот-вот — и лопнут. Фабию стало как-то не по себе. В животе словно поселилась пустота, а лёгкие тужились изо всех своих ишачьих сил, но никак не могли втянуть в себя очередной вдох, воздух будто убежал куда-то прочь от этого большого и страшного в небе. Но плохо было не только от этого. Что может натворить метнувшийся конец лопнувшего каната — он понимал, а вот что наделает шесть обрывков распавшегося заклинания — не очень, но хорошего не ждал вовсе. Рявкнув на всякий случай «Поберегись!», Фабий осторожно тюкнул по чёртовой коновязи, срубая очередную руну. И не зря крикнул, как выяснилось. Земля тут же заходила ходуном, да так, что он не устоял и брякнулся на пятую точку. И слава всем светлым богам! Завыло, застонало противно в небе прямо над ним, а потом — с треском и рокотом, оглушительно, как близкий гром, будто лопнула над ним сама ткань мироздания. Разорвались, на прощание стеганув по всему вокруг размочаленными хвостами, зигизуги…

Фабию показалось, что рядом рванул как минимум гаубичный снаряд, а его самого контузило. Обалдело мотая головой, словно пытаясь вытряхнуть (впрочем, безуспешно) поселившийся в ней шум и звон, он оглянулся. Распавшиеся чары миновали не только его, кажется, уцелели все. Но не всё. Столбы, к которым крепились веточки и косточки, а через них и сами заклинания, безжалостно перекосило, ломая доски забора, а сарай словно присел, хотя и устоял. Кряхтя и продолжая мотать головой, словно отгоняющая овода лошадь, он поднялся. Вроде бы земля больше не тряслась. Но зато тряслись его ноги. Кое-как справившись с ними, Фабий побрёл к своим. В ушах всё ещё звенело и жужжало, и он не сразу понял, что время за забором Садиковского подворья и внутри его вновь идёт в одном ритме, а звенит и жужжит не только в ушах. Переговорник надрывался вовсю. Он, наконец, выловил его и ответил.

— Вилка-6, ответь Повару! Вилка-6! Фарберович! Что у вас там за светопредставление?

— Повар, здесь — Вилка-6…

— Повар в канале. Слушаю, Вилка-6! Что за злоебучая хуйня у вас там происходит?

— На адресе попали в засаду. В магическую засаду. В результате столкновения засада в количестве шести харазцев уничтожена…

— Не понял… Вилка-6, вы же только что вошли на адрес, и сразу — трах-бабах и двери настежь. Когда успели в засаду попасть да ещё её и повалять-то? Они что, все спали укуренные?

— Никак нет! Я же докладываю, засада была магическая. Мы, как