В ожидании счастья - Терри Макмиллан

— Ты мне вот еще что скажи. — Глория пристально взглянула на сына. — На улице тридцать градусов, зачем это ты вдруг натягиваешь водолазку?

И, прежде чем он успел ответить, Глория оттянула белый воротник на шее Тарика Так и есть, два круглых красных пятна.

— Это что, Терренс тебе сделал?

Тарик опустил голову и отступил назад, ударившись о табуретку у стола.

— Нет, — пробормотал он.

— Громче, я плохо слышу.

— Нет, — повторил он.

— Сядь, Тарик, и помолчи, пока я не разрешу тебе открыть рот.

Тарик посмотрел на часы. Половина третьего.

— Мам, мы с ребятами из нашего дома договорились встретиться в три.

— Меня это не касается.

Она продолжала готовить. За четыре минуты она выложила на сковородку всю печенку, убавила газ, вытащила две кастрюли, налила воды и засыпала рис. Тарик смотрел, как сотрясается тело матери, когда она вытряхивает мороженые овощи из пакета. Когда она наклонилась, чтобы поставить печенье в духовку, ему показалось, что ее юбка сейчас просто лопнет по всем швам.

— Ну, так. — Глория наконец села за стол. — Ты уже с кем-нибудь?..

— Вроде того. — Тарик отпихнул газету.

— Вроде того?

— Да.

— И как давно?

— Мам…

— Опять „мам", так когда же?

— С прошлого лета.

Значит, с середины февраля. Проклятье! Глория оттолкнула стул и включила кондиционер — в кухне было слишком жарко от плиты. Колени и бедра у нее вспотели. Ее малыш занимается любовью? Так вот почему он стал отставать в учебе! Ей хотелось фыркать, но она сдержалась. Вот ее сын уже и „озабочен". То, что он стал мужчиной, изменило его. Все они одинаковы. Глория вытерла пот с лица, на секунду присела, чтобы дать отдохнуть ногам, потом вернулась к столу.

— А ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Думаю, что да. — Он изо всех сил старался скрыть ухмылку.

— Ах так? Мы давно разговаривали с тобой об этом, и честно говоря, я и не ожидала что однажды ты придешь и скажешь: „Знаешь, мама, я тут собрался с одной девочкой…" Но… именно поэтому я всегда хотела чтобы у тебя был отец. Можно тебя спросить — и не вздумай врать! — ты пользуешься презервативами?

— Почти всегда.

Снова та же боль пронзила ее грудь и остановилась в сердце Глория вздохнула, потом выдохнула, вынула из холодильника бутылочку со своим лекарством от давления и приняла две ложки. Печенка шкворчала на сковородке, рис выкипал, но Глории было слишком больно двигаться. Она оперлась о стол.

— Почти всегда?.. — повторила она.

— Всегда. Мам, что с тобой?

— Что-то с желудком. Сейчас пройдет. Не ври, Тарик. О таких вещах не врут.

— Ну ладно, почти всегда. — Он вытянул длинные ноги.

— Но этого недостаточно, и тебе это известно. Знаешь, сколько болезней сейчас можно подцепить?

— Да, но я же с такими девчонками не связываюсь.

— С „такими" девчонками? Каждый может подцепить такую заразу. У меня это было в свое время. — Тарик уставился на мать глазами, полными недоверия. А она продолжала: — А теперь еще и СПИД! Молодежь думает, что им ничего не страшно, но эта болезнь убивает без разбору.

— Я знаю, мам.

— А о крабах[8] ты слышал?

— Да, их ведь едят?

— Нет, эти не пришлись бы тебе по вкусу. — Боль понемногу отпускала, Глория смогла сесть. — Половина этих девчонок даже свои тампоны вовремя не меняют, а о спринцевании и вовсе не имеют понятия.

— А что это?

— Спроси их, пусть они тебе расскажут. Так со сколькими?

— Чего „со сколькими"?

— Со сколькими ты спал?

— Я ни с кем из них не спал.

— Не придирайся к словам, Тарик!

— Да всего-то девять и было.

— Девять девушек? С прошлого лета?..

— Да разве это много? Ты бы на других мальчишек поглядела!

— Плевать мне на твоих мальчишек! Я о тебе говорю. Я хочу, чтобы ты хорошенько меня выслушал. С этого дня — слышишь? — с этого дня ты ни шагу не сделаешь без презерватива в кармане. Понял?

— Ага.

— И никогда, слышишь, никогда! — ты не будешь больше верить этим твоим невинным милашкам, что они что-то там предпринимают!

— А разве нет?

— Откуда ты знаешь?

— Они же все время пьют таблетки.

— Можешь им верить, если хочешь. — Наконец-то она смогла нормально вздохнуть, лекарство подействовало. — Но, Тарик. Ты красивый юноша; до недавних пор ты был отличником. Ты неплохой спортсмен, музыкант, и, я надеюсь, у тебя отличное будущее — я не имею в виду флот, конечно. Твой телефон просто обрывают девчонки, и я никогда тебе и слова не сказала. Не скажу и того, что в твоем возрасте еще рано с кем-то спать. Но есть девушки, которые ничего не знают, их матери ничему их не научили; думать о будущем они не умеют. Они думают только о таких, как ты, и о том, какая отличная это штука — секс. Но секс без противозачаточных средств означает, что могут появиться дети. Понимаешь? Это как дважды два — четыре. И для таких девушек ребенок это все, что сулит им будущее. И ты вполне можешь таким образом стать отцом. Я все это говорю, чтобы ты не был таким доверчивым и не верил им на слово, когда они уверяют, что что-то там принимают. Ты должен защитить себя сам, ясно?

— Да, мама.

— Тогда вернемся к нашим баранам. — Она засмеялась. — Это Терренс поставил тебе засос?

— Нет. — Он покраснел, потом тоже рассмеялся.

— Тогда кто же?

— Мишель.

— Мишель?! Эта белая соплюшка из соседнего дома?

— Ты же спросила, вот я и ответил.

— Так ты был с белой?..

— А что такого?

Глория не сразу нашлась, что ответить. Она сразу вспомнила Джона и Бернадин.

В семидесятые в Окленде она повсюду видела белых женщин в обнимку с чернокожими. Но тогда, похоже, они это делали больше для показухи. Потом на несколько лет это прекратилось. Может быть, теперь черные мужчины стали опять предпочитать белых потому, что она и такие, как она, не умеют удержать своих возлюбленных? Тарик еще не стал мужчиной, но и он такой же. В чем здесь загадка? В чем белые женщины превосходят черных? Чем они привлекают юношей и мужчин?

— Знаешь, все, что я хочу сказать, это если я и допускала, что у тебя появятся девушки, то думала, что они будут черными.

— Мам, но сейчас конец двадцатого века! Чему же нас все эти годы учили? Преподобный Джонс всегда говорит, что люди любят друг друга просто так, а не за цвет кожи.

— Верно, — кивнула Глория. — Я ничего не имею против большинства белых, и кого ты любишь — только твое дело. Я хочу, чтобы ты это знал. Если бы они мне не нравились, я бы не жила в этом квартале. Но эта девушка тебе нравится?

— Ну, мам, она хорошенькая.