Разбой - Петр Воробьев

– Лучше не тому отомстить, чем никому! – не унимался неучтивец.

– Нирлик следопыт подобрал чью-то голову с досок, Требомиру суёт: на, мол, жги, говорит. А тот ни в какую! Тут бы Неоссо и сослаться на Яросветову клятву, – продолжал заморский учёный. – Так нет, врачу приспичило призвать боевой обычай: «Не замай, мой пленный»! А Требомир ему: «Нет, мой, крыса ты клизменная»! А Неоссо: «За крысу ответишь! Хольмганг»!

– А дальше? – спросил Хлебник.

Самбор махнул рукой:

– Коза с волком тягалась, одна шкура осталась. Требомир его с третьего удара так огрел мечом, шлем по сварке разлетелся. Врач без сознания, Нирлик с Айлвин к нему, Требомир снова к горелке, бандеарг к краю ползёт, обделался. Ну тут я уже говорю: «А пленный-то мой! Я его подбил, стрела моя, с бронебойным наконечником»!

– И что же? – снова не утерпел йомс на покое.

– Опять хольмганг, – рассказчик вздохнул и похлопал по лежавшим на скамье заплечным ножнам с длинным мечом. – Хотел обезоружить, да не вышло, больно Требомир оказался цепок. Зарубил дурака.

– Другое скажи: врача-то спасли? – сострадательно справилась Тослава, собирая пустые кружки.

– Наутро пришёл в себя, на соседней койке с тем самым бандеаргом. Ладно… Нирлик, стало быть, остался на стене за знахаря. Мы спустились во двор, Мегайро с Калланом уже спорят, по какому закону судить Стейнглада с Осгодом, чтоб сурово, но без расправы, и что делать с замком. Мол, часть определить под библиотеку, часть под больницу. А во дворе две воронки, как от взрыва, на дне одной – дыра в полторы сажени, жар из неё идёт, и стенки оплавлены. Входим в замок, там в покое стол накрыт, и Осгод тут как тут, в кресле сидит, у очага, рядом кубок валяется, вся бородища в пене с кровью, а рядом ещё несколько его присных – десятники шкрябовские, управляющий. Кто на полу скорчился, а кто прямо за столом помер. На столе закуска всякая, и котёл. Похлёбка из лосятины. Входит Нирлик, раз понюхал, говорит: «Омежник»[150].

– Какая ж дурында омежник в похлёбку покрошила? – возмутился Хлебник. – Они б ещё пирог с волчьей ягодой испекли!

– Он по запаху на першун-траву похож, – с сомнением добавил Келио. – Её часто во всякое варево добавляют, прежде чем подавать. Может, обознался кто?

Самбор покачал головой:

– Мне сдаётся, кто-то как раз не обознался.

– Точно! – Ардерик поставил пустую кружку на стол. – Самбор свет Мествинович, ты говорил, у Клапы со Стейнгладом был давний спор? Верно, в спорах учёных рождается истина, а в спорах углепромышленников рождается… вот… омежник.

– Так Стейнглад Клапу отравил? – осенило механика с «Хранительницы Меркланда».

– Сотник Вестимо, – тут же съязвил один из его товарищей по ватаге.

– А куда ж сам Стейнглад делся? И Альмвейг, Осгодова жена? Из дома Бьорнингов? Она… – начал механик.

У Самбора был готов ответ, но чем именно была примечательна Альмвейг из дома Бьорнингов, осталось неизвестным, так как из всех шести окон по обе стороны от главного входа с грохотом вылетели стёкла, из двух слева – вместе со свинцовыми переплётами. Одна из створок двери рухнула на пол.

Едва Немир успел мысленно предположить, что у проезжавшего по улице грузовика котёл не выдержал давления, как прогремело ещё нескольких близких взрывов, а с одной из соседних крыш забил пулемёт. Сидевший ближе всего к дверям Вамба тряхнул головой, на пол посыпались мелкие осколки стекла.

– Набег? – Келио распрямился, направляя трёхстволку, вытащенную из потайного места под столешницей, в сторону входа.

– Налёт! – поправил Ардерик. – Бомбят с аэронаоса.

Вновь загрохотало, на этот раз, в большем отдалении, но так, что отдельные взрывы слились в подобие громового раската. Запела сирена.

– С двух аэронаосов, не меньше, – уточнил обезображенный мистагог. – Север. Это была Плотовая гавань. Рядом мой эргастерий! Хлебник, одолжи грузовик, приветить незваных гостей?

– Сперва нас к «Хранительнице» вези! – потребовал неучтивый лётчик. – Турболёты в воздух поднять!

– По порядку, – осадил того Келио. – Я десятник ополчения Надреченского конца. – Есть здесь кто выше меня в чугуанском боевом укладе?

Осфо закашлялся, корчмарь поклонился:

– Есть ли кто выше Осфо Палицы? – Нет? – Говори, Осфо сын Каско́ла!

Не переставая кашлять, старец указал на Ардерика.

К вою сирен, доносившемуся снаружи, прибавился стук пулемёта.

– Поставь учёного перед ненаучной проблемой, он окажется не умнее любого другого дурака, – Ардерик пожал плечами. – Подойдём по-научному. Нам с Осфо надо в эргастерий, Бакуниной ватажке – к «Хранительнице Меркланда» в устье Кашайки, вот. Келио, Тослава, Немир – где ваши места в боевом расписании?

– Моё с Тославой прямо здесь, – ответил корчмарь. – Ополчение у корчмы собирается.

– Моё в крепости, на аэростате над Восьмиугловой башней, – сказал Немир. – При ракетном ружье.

– Что ж… – Ардерик принялся рисовать на столешнице, разлитым пивом обозначая очертания городских концов, гавани, реки, и крепости. – По убойной силе, даём Осфо единицу, мне семь восьмых, Бакуне со товарищи четверть…

– Да что ты знаешь! – вскипел Бакуня неучтивец.

Со стороны перекрёстка Телеграфной и Слонообводской улиц донёсся рёв гудка пожарной машины.

– Немиру – одну девятую, вот… ракетное ружьё – тоже не чих хомячий… Теперь расстояния. До гавани…

Ардерик замолчал под взглядом учёного старца, вставшего с места.

– Хлебник, вези нас первыми, по Гроданову спуску. От эргастерия срежешь к Кашайке, сбросишь лётчиков, а оттуда по набережной в крепость, – непререкаемо изрёк Осфо Палица. – Там с кочегаром найдёшь Станяту пожарного, у него спросишь, где грузовик нужен. Пошли.

– А мы? – спросил Самбор.

– Вамба, полетишь со мной? – Бакуня хлопнул гутана по плечу. – Стрелок нужен!

– А Шмяка где ж делся? – спохватился один из его товарищей.

– Перешмурдячил, – лётчик с трудом приподнял что-то мычавшего и пускавшего пьяные слюни Шмяку под мышки и подпёр им стену, наверное, чтобы тот ненароком не подавился.

– Кая, первую помощь знаешь? – Тослава протянула смуглой красавице кожаную сумку с вышитыми на ней белым изображениями священных животных Свентаны.

– А меня, меня куда? – развёл руками Самбор, подхватил клеймор, и последовал за лётчиками к дверному проходу.

Судя только по выражению Осфо, старец собирался предложить заморскому учёному поистине незабываемую пешую эротическую прогулку, но ограничился кратким:

– Станята в крепости определит. Вперёд!

Немир глянул на забытый Самбором на скамье клетчатый плащ, снял со стены шестопёр, заткнул за пояс, и уже вышел было на Слонообводскую, но что-то заставило его обернуться. Тослава, перекинувшая крест-накрест через плечи лямки чехла с самострельными болтами и лекарской сумы, выбрала тот же миг, чтобы глянуть на дверь. Не совсем отдавая себе отчёт в совершаемом, Немир сделал несколько шагов вглубь корчмы и неуверенно ткнулся губами в бархатистую щёчку девы. К его восторженному удивлению, Тослава ответила на внезапную ласку, обняв Немира за плечи и впившись поцелуем в его губы, затем оттолкнув:

– Иди!

Небо над Чугуаном было подсвечено близким заревом. Огни того же пожара отблеснули от металлических частей самолёта, пронёсшегося с севера на юг. Самолёт оставил за собой с полдюжины теней, напоминавших не то белок-летяг, не то нетопырей.

– Мышекрылы! – непонятно объяснил Самбор.

Один из нетопырей со свистом проскользил над поперечным переулком, чуть не врезавшись в стену трёхпрясельного чертога братства рыбаков, повернул, и пролетел прямо над вывернувшим из-за корчмы «Фодденом». Аматтан обратил поисковый фонарь вверх, на миг озарив летуна – воина в крылатой справе, соединявшей руки, бока, и странно утолщённые ноги. На высоте примерно трёх саженей, мышекрыл резко развернулся, превратив полёт в падение. Почти одновременно, зажглись факелы ракетных двигателей, примотанных к его ногам, слегка замедлив движение летуна, прежде чем тот грянулся на мостовую и кубарем покатился по брусчатке.

– Джинаха́а! – наполовину выкрикнул, наполовину выдохнул приземлившийся, вытаскивая из ножен короткий прямой меч.

– Колошенец, – заметил Хлебник, обнажая своё лезвие. – Сейчас…

Старый йомс нарочито неторопливо пошёл навстречу мышекрылу, поигрывая лезвием. Колошенец поднялся с колена и встал в боевую стойку.

– Узнаем, правду ли говорят косительно их племени, что с мечом управисто, – сказал Бакуня.

Загудело, странно запахло, как после грозы, в груди мышекрыла возникла дымящаяся дыра размером с кулак.

– В другой раз как-нибудь, нам некогда, – объяснил Ардерик.

Вместо того, чтоб находиться в его правой глазнице, механический глаз мистагога перекочевал на направляющую поверх странного устройства в Ардериковой руке.