Разбой - Петр Воробьев

Светлое пиво разливалось под азотно-углекислотным давлением, из башни тёмного стекла, и наполнить кувшин было гораздо легче.

– Расскажи лучше про «Смертевоз»! – сказал один из лётчиков.

Немир подставил третий кувшин под кран бочки с тёмным пивом и побежал к барашку. Ещё пол-диалепта. И успеть к крану, прежде чем кувшин переполнится.

– Со «Смертевозом» поначалу всё вышло просто, – Самбор ухмыльнулся было, но встретил полный вековой тоски гипнотический взгляд Осфо Палицы и приувял.

– Малый, нам тоже мёда! – лётчик потянул Немира за рукав, чуть не заставив того выронить поднос. – И пусть подаст та же смазливая вертихвостка, что пиво принесла, а твою уксусную морду сделай вид, чтоб я долго искал!

«А паука тебе в мёд»? – скривившись, подумал помощник корчмаря. В кладовой вместе с блюдом для барашка мог найтись и паук. Ещё бы лучше гигантский шипящий таракан, но в корчме «Под водопадом» таких тварей не водилось. Да и за паука могли попереть из цеха. Немир выбрал подходящего размера блюдо, ополоснул в раковине, протёр полотенцем, и побежал в кухню за киёмой, чесноком, и укропом. Кого бы припахать снять трёхпудового, навь его побери, барашка с вертела? Из дверного проёма снова донёсся смех.

– Они не только сверху не поставили броню, а вообще поснимали всю обшивку! Представьте, что произошло – открытое сверху корыто влетает под навесной огонь с обоих бортов! Сначала спёкся боезапас, потом все четыре турбины…

Как оказалось, от гипнотического взгляда Осфо можно было временно обезопаситься, подсунув старцу достаточно большую, чтоб и нос влез, кружку медынского тёмного.

– Мёд есть? – спросил Хлебник.

Старый воин и пивовар имел таинственное, но очень полезное обыкновение появляться внезапно и совершенно бесшумно, когда в корчме подходили к концу напитки.

– На последнем кеге. С бараном поможешь?

– Ке́лио тебе звать неохота? – пивовар подмигнул. – Рукавицы давай!

Самбор продолжал радовать слушателей бесхитростно-кровавыми подробностями:

– Пулемётчика так разорвало, только кишки по стенкам. Кое-что мы от него нашли наутро, в основном верхнюю часть, а остальное тайры и всякие носухи растащили подчистую. Совсем не как пушкарь в старой крепости – тот был почти как новенький, Вамба из своей четвертьвершковой пищальки его уложил точно в переносицу! И это через прорезь в броне!

Дзынькнули двустворчатые входные двери.

– Рад вас приветить, гости дорогие! – Келио корчмарь указал на пару свободных стульев без прислона, стоявших подле стойки.

– Нам к тому столу, – ответила маленькая, пухленькая, и очень хорошенькая дева, смуглая, кареглазая, от шейки до пят в оленьей коже, украшенной раковинами, бирюзой, серебром, и ёжесвинскими иглами. Её спутник был примерно вдвое выше, с жирно подведёнными чёрным серыми глазами на бледном лице, в длинном чёрном одеянии, перепоясанном чёрным поясом, на котором висели меч с чёрной рукоятью в чёрных ножнах и шестистрел из чернёной стали.

– А вот и стрелок! Кая, Вамба! Мы здесь! – без особой нужды крикнул Самбор. – Ардерик, это Кая дочь Покиса-лоро, вождя тиван Айкатты, и муж её Вамба, сын Гундемара, схоласты мистерии аконитового дракона в учении!

– Так вы те двое, кого мне прислал Фейнодоксо? – мистагог обернулся, чтоб получше разглядеть Каю и Вамбу. – Термоядерщики без эргастерия, изгнанники волей Ариамира Себяложца?

Надо было отдать им должное, ни та, ни другой не вздрогнули, впервые оказавшись лицом к лицу с Ардериком Обезображенным.

– Я ещё астроном, – добавило пугало в чёрном.

– Садитесь! – Я Ардерик, а это вот Осфо Палица.

Старичок одарил Вамбу своим особенным взглядом, но едва в четверть силы, а Кае и вовсе улыбнулся.

Тем временем, Хлебник и Немир сняли барашка с огня, взгромоздили его на блюдо, и принялись укладывать вокруг чеснок и киёму. Наконец, Немир посыпал овощи укропом, и помощник корчмаря с пивоваром потащили блюдо к столу.

– Хлебник! – обрадовался Келио. – Мёд привёз? И кашайское горькое?

– Горького могу тебе уступить два бочонка…

Пивовар не успел закончить, потому что Самбор вскочил с места:

– Так ты Хлебник старый йомс?

– Какой же я старый, я в самом соку! – возразил Хлебник. – Стой, ты…

То ли учёный, то ли лётчик неожиданно отвесил поклон:

– Самбор, сын Мествина. Пальнатоки с Фюна…

– Всё знаю, – пивовар поклонился в ответ. – Товарищи из Йомсборга телеграмму прислали.

– Я сберёг лук Пальнатоки…

– Лук теперь твой, ты ему славу принёс. И вот еще что. Келио, вели Немиру один бочонок горького укатить в холодильник, а второй мы сейчас и опорожним, в честь Пальнатоки и Самбора, что за смерть его отомстил, – йомс на покое прибавил голос. – Гости добрые, сдвигайте столы! Будем пить память Пальнатоки с Фюна, йомса, верного клятвам!

– Дело! – Самбор клацнул кружкой по столу.

Последовали одобрительные крики и грохот. Один из лётчиков ухитрился расколотить свою кружку.

– Что встал, дуй разгружать! – негромко окрысился Келио на Немира, хватая из-за стойки полотенце.

– Ама́ттан поможет, – добавил Хлебник.

Грузовичок с пивом и мёдом стоял в переулке за корчмой, как раз напротив чёрного хода. Это был энгульсейский «Фодден», как гласили бронзовые руны на расписном паровом котле, находившемся там, где у современных машин полагалось торчать теплообменнику. На подножке сидел Аматтан кочегар, облокотясь на вычурное двухаршинное колесо, куря длинную трубку, и читая в свете карбидного погрузочно-поискового фонаря «Моряк Севера».

– Что в дённике пишут? – справился Немир.

– Кругом беда, оба́че. Северо-западный путь замёрз, с Игиниитына́х-острова дев в угон берут и на Серес-остров везут, за Завечерним морем чолдонцы лютуют, вончегорский космодром взорвали, «Тихомыслову мудрость» сожгли, Траско Добинский, и тот ногу сломал.

– Да пёс с ним, с Траско, всё позор, а не вратарь! «Тихомыслову мудрость»?

Знаменитый стратонаос, построенный в Альдейгье, служил первой ступенью для запуска в космос ракет снабжения на Драйген.

Аматтан сунул в свет фонаря разворот дённика с фотографией, где пламя пожирало огромную китовидную форму, окружённую лесами:

– Как раз оболочки для гелия меняли, корабль и взлететь не смог. Губители, обаче. На Драйгене голод теперь начнётся.

– Дай-ка гляну?

Взгляд корчмаря в учении упал на один из рунных столбцов под фотографией.

Самыми тяжкими преступлениями они искони считали поедание рыбы и птицы, но с недавних пор Мудрило Страшный добавил к этому списку езду на небритом яке. По-прежнему идут споры о том, почему чолдонцы оставили степи к югу от Девятиречья, место своих всегдашних кочевий. Расхожее суждение, что это связано с переменами в погоде, неправильно. Усыпанный трупами путь верховых отрядов Мудрила на северо-запад начался ещё за два года до первого извержения Орафайокуля.

– Хлебник, обаче, про груз ничего не говорил? – Аматтан пыхнул трубкой. – Так обратно и повезём?

– Кром, – спохватившись, Немир сунул дённик кочегару. – Мёд и два бочонка горького.

К кузову «Фоддена» сзади была привешена тележка, куда как раз поместились напитки. Оставив Аматтана подерживать пары, Немир под скрип осей потянул свою ношу обратно к чёрному ходу. В корчме, Самбор продолжал рассказ:

– Как прекратился рёв, со двора поднялась тучища дыма, а мы, понятно, уже на стенах. Тут и вышла, как Пальнатоки б сказал, незадача. На боевой площадке валялся подбитый бандеарг, с моей стрелой в ноге. Наших раненых было всего двое, осколками от «Смертевоза» зацепило. Тех врач уже перевязал, дальше по Яросветову обычаю был черёд вражеских. Неоссо уже достал ложку, мёртвую воду, зажёг горелку, чтоб прокалить от заразы, и тут откуда ни возьмись Требомир. Хватает горелку, кричит: «Я ему сейчас глаза выжгу»!

– Это даже не нид, это нид во второй степени! – Ардерик передёрнулся. – Против Яросветовой клятвы, и против боевого обычая! Так понятия лишиться?

Немир поставил перед учёным кружку с горьким, потом поднял со стола кувшин и упредительно подлил Осфо медынского тёмного.

– Да Требомиров отец ослеп на пожаре, когда йомсы Эрскеренскраг сожгли, и Требомир дал клятву, так за него отомстить, – разъяснил Самбор.

– Ну, раз клятву дал, неприятность-то сделать надо, – сказал тот же неучтивый лётчик, кто чуть не схлопотал паука в мёд. – Обок отцова-то увечья, чтоб он был здоров.

– Не тому мстил бы! – оспорил его мнение товарищ. – Там были йомсы, а тут разбойники какие-то.

– Лучше не тому отомстить, чем никому! – не унимался неучтивец.

– Нирлик следопыт подобрал чью-то голову с досок, Требомиру суёт: на, мол, жги, говорит. А тот ни в какую! Тут бы Неоссо и сослаться на Яросветову клятву, – продолжал заморский учёный. – Так нет, врачу приспичило призвать боевой обычай: «Не замай, мой пленный»! А Требомир ему: «Нет, мой, крыса ты клизменная»! А Неоссо: «За крысу ответишь! Хольмганг»!