Оловянное царство - Элииса

его воинов, слышал перешептывания и смешки. Император был прав, когда просил его присмотреть за женой.

«Зачем тебе это, любой солдат донесет на тебя Вортигерну.» Он пребывал в замешательстве.

— Утер! — Амброзий повысил голос.

Тот отступил назад, губы его презрительно кривились.

— Ты что же, братец, ревнуешь? — он прошел мимо него. Утер уже не походил на главаря оборванцев, обман и разбой с Лодегрансом изрядно обогатили его. — Впрочем не стоит винить себя, все же знают, что это впервые за девять лет, когда рядом с тобой стоит женщина.

— Собирай весь свой сброд, — отозвался Амброзий, — мы отправляемся обратно в Повис. Надеюсь, двигаешься ты так же быстро, как и болтаешь. На марше ты был одним из худших.

Утер вернулся к коню и стремительно взобрался в седло. Что ж хотя бы старый конь Вортигерна до сих пор смотрится лучше.

— Времена меняются, брат мой. Ты многому ещё удивишься.

Все последние дни его ткутся из удивлений. Может нечаянно в их сеть попадется и что-то хорошее.

— Моя госпожа? Мы будем скакать до заката.

Ровена согласно кивнула. Под ровный стук лошадиных копыт Амброзий Аврелиан мрачно размышлял, за какой радостью именно в тот день ее недалёкие братья отправились на охоту.

До Повиса оставалось два дня. Как и думал Амброзий, с отрядом Утера они двигались ещё медленнее, чем с женщиной. Разведчики, которых брат отправлял вперед, возвращались поздно и неохотно, не сообщая ничего ценного. На исходе первого дня их отряд чуть было не угодил в засаду разбойников из Ибернии. Своего провианта людям Утера конечно же не хватило. Амброзий скрипел зубами, когда пришлось урезать паек своих воинов, пусть и немного — он знал это, всегда знал, брат — хороший лжец, талантливый интриган, возможно меч в руках держит неплохо — но он мало что смыслит в походах. И ничего — в управлении войском.

Центурион тяжело опустился на спутанный ковер из вереска на склоне холма. Чуть поодаль мелькали длинные языки отдельных костров. Ночь была теплой, с юга задул теплый ветер, Амброзий на мгновение вспомнил о Галлии, об Арморике, о том, как по весне в теплом иле они с Утером ловили руками мелкую рыбу. Те дети не знали тогда, что возненавидят друг друга. Дети вообще-то мало что смыслят. Прошло двадцать лет с тех пор, как над ним нависло это дождливое небо с редкими звездами. Он впервые задумался о том, встретит ли он смерть на этой земле или же жизнь успеет его забросить куда-то еще.

— Ты не пьешь со всеми, но и не спишь. Муж был прав, ты большая загадка, центурион Полу-бритт.

— Уверен, император Вортигерн высказался иначе, — он поднял голову, зная, что увидит Ровену.

Та рассмеялась. Это был первый раз, когда миловидная женщина из рода их заклятых врагов, а ныне союзников была любезна хоть с кем-то помимо мужа.

— Что ж, теперь, госпожа хотя бы похожа на настоящую женщину, а не на бабу с корабельного носа.

Она села рядом с ним на траву.

— Прости меня за злые слова.

— Лучше быть корабельной бабой, центурион, чем водить дружбу с таким, как твой брат.

Амброзий смолчал.

— Ты ведь не хотел, чтобы я поехала с вами.

— Я служу императору и не стал с ним спорить. При тебе госпожа.

У него было до смешного приподнятое настроение, будто все страхи и беды собрались вокруг него в хоровод, но вот же они — все до единого, и не надо бояться удара из-за угла.

— Ты не боишься злых языков, госпожа? Лучше бы тебе идти к людям. К огню.

— Каких языков еще мне бояться, после слов Утера днем? — в ее словах была доля истины. — Он же и сейчас подходил ко мне, — ее лицо стало жестким. — Не скажу, что он предлагал что-то новое, но тебе стоит знать. Твой брат, Полу-бритт, задумал что-то недоброе.

Амброзий не удивился.

— Конечно, задумал. И Лодегранс, госпожа. И кое-кто из свиты Утера тоже, я в этом уверен, но не бойся. Для этого я и здесь, они не посмеют тронуть тебя.

— Я знаю, как ведет себе мужчина, обуянный похотью, — спокойно сказала Ровена. Лодегранс и другие — возможно. Но не твой брат, Амброзий. Не он. Это меня и пугает.

Амброзий нахмурился. И оттого, что ведет разговоры столь откровенные со своей госпожой, и оттого, что сидят они на отдалении ото всех, и оттого, что она жена человека, который запросто может убить его, даром, что они сумели найти друг с другом общий язык. Центурион не придерживался древней истины, что все беды — только от женщин, но понемногу начал ей проникаться.

Он откашлялся. Такая гордая женщина, как Ровена, самая благородная из варваров, если дозволено так будет сказать «посланнику Рима», не стала бы хмуриться и бояться по пустякам. Крохотное мелкое чувство нашептывало ему, что он понимает, о чем она говорит. Утер мог быть лжив и в собственных низменных чувствах. Но зачем?

— Что… что ты хочешь сказать, госпожа? — неловко спросил он. В одном Утер был прав, он давно отвык от общества женщин.

— Если бы Утер действительно питал ко мне страсть, он бы не говорил со мной об этом при всех. Не удерживал бы за руки и за платье, так, чтобы это видели люди императора Вортигерна. Говорил бы тихо, суматошно и быстро, а не так, чтобы мог услышать любой. Попытался бы удержать меня вдали от костров. Ты мужчина, Аврелиан, скажи мне — разве я не права?

Амброзий почти услышал голос императора в своей голове. «Интересные разговоры ты ведешь с моей женой, Полу-бритт.»

— Наверно, ты права, госпожа, — неловко ответил он и угрюмо посмотрел с холма на долину, где расположились солдаты Утера со стены Адриана. Все было проще, когда он служил центурионом римского легиона. Амброзий рассеянно запустил пальцы в волосы, где уже начинали встречаться седые ломкие нити. Беды варваров оказались ничуть не проще бед далекого забытого Рима. — Забудь, госпожа, — наконец сказал он. — Утер — ваш давний союзник, — он усмехнулся. — На мою беду и на радость Лодегранса-ублюдка. Утер — брехливая собака, которая лает, но не кусает. Ему нужны деньги и власть ото всех, госпожа — от Вортигерна и от твоих братьев, он вцепится в этот союз всей своей пастью и ни за что не разрушит его. Ты можешь быть уверена, ты под защитой неуемной алчности Утера. И под моей тоже, если тебе интересно.

— Я надеюсь, ты прав.

— Да. Я тоже надеюсь. Но на всякий случай