Неведомый Памир - Роальд Потапов

Стояло начало июня. На лугах, частично скрытых наледями, все еще было мертво, и я посвятил этот день скалам, вздымавшимся над домиком дорожного мастера, местом нашей стоянки. В середине дня мне пришлось траверсировать одну скалу по довольно широкому карнизу. Осторожно передвигая ногами среди крупных камней, я вдруг увидел прямо перед собой, метрах в пяти, высовывавшуюся из-за камней голову улара. В тот же момент птица рванулась к краю обрыва, исчезнув из глаз за какую-то долю секунды. А еще через два шага я забыл и о ней, и обо всем на свете — я увидел гнездо! Значит, это соскочила вниз самка, насиживавшая кладку. Гнездо было расположено и устроено так же, как старые гнезда, которые мне встречались до сих пор. Под нависшим карнизом скалы в миниатюрном камине на грубой подстилке из веточек терескена и перьев покоилась полная кладка — шесть крупных яиц, тускло поблескивавших, как биллиардные шары.

Подавив в себе жгучий искус забрать гнездо в коллекцию немедля (все-таки первая кладка из пределов Памира!), я начал за ним ежедневные наблюдения. В подстилку, среди яиц, был помещен термистор — прибор для определения температуры насиживания яиц, а от него тщательно замаскированный провод протянулся за укрытие, куда можно было подходить незамеченным и подключать прибор. Несколько раз я пытался сфотографировать насиживавшую птицу, но так близко, как в первый раз, она больше не подпускала. Ближе чем на семь метров подойти не удавалось. Вспугнутая, самка каждый раз бросалась вниз, в пропасть, стремительно уносясь за скалу. Никаких криков и суетни при этом не было. Самец же к гнезду не подходил, и я сначала думал, что он вообще не принимает никакого участия в выведении птенцов, гуляя где-нибудь в холостой компании молодых птиц. Но потом удалось его выследить. Он обычно околачивался под скалой, на которой помещалось гнездо, и сразу же присоединялся к самке, когда та слетала вниз на кормежку. В июне погода стоит еще очень холодная, и снежная пелена то и дело покрывала камни вокруг гнезда. Чтобы не застудить кладку, самка покидала гнездо, слетая на кормежку, очень редко, обычно раз в сутки, в самое теплое время дня.

Птенцы в гнезде улара вылупляются почти одновременно, покрытые серым пухом с красивым черным рисунком. Окраска пуховичков совершенно сливается с камнями, и разглядеть затаившегося уларенка можно с большим трудом. Выводки уларов мне встречались во время экскурсий довольно регулярно, хотя и не так часто, как хотелось бы.

Особенно мне запомнилась встреча с выводком в скалах Найзаташ, что в самом центре Памира.

В скалистых громадах, нависших над нашим лагерем, улары буквально кишмя кишели, и их громкие крики, усиленные в несколько раз утренним эхом, поднимали лагерь чуть свет. Как я жалел тогда, что у меня нет магнитофона! Тамошние улары закатывали такие концерты, что мы заходились от восторга.

Скалы вокруг были изрезаны узкими щелями, образовавшими местами настоящий лабиринт. Блуждая однажды в таком лабиринте, я забрался в тупик — щель уходила почти вертикально вверх, превратившись в узкий желоб. После долгих стараний мне удалось вскарабкаться по этому желобу, и, когда подъем кончился, я неожиданно оказался на ровной площадке, где мирно пасся выводок пушистых комочков, сопровождаемых почтенной мамой. Как всегда в подобных случаях, встреча оказалась полной неожиданностью для обеих сторон. Но уже в следующий момент малыши дружно ударились в бега прямо к осыпи, спускавшейся на поляну широкой рекой, стиснутой скалами-берегами. Мать же, наоборот, побежала мимо меня, волоча крылья и заваливаясь на один бок. Старый трюк, но сейчас он был как нельзя более кстати.

Быстро вставив в аппарат телеобъектив, я направился к осыпи, туда, где попрятался среди камней выводок. Расчет оказался верен. Самка пришла в совершенное отчаяние. Описывая вокруг меня все более суживавшиеся круги, она всеми силами старалась отвлечь внимание на себя. Она то падала, хлопая крыльями, на бок, то буквально кубарем катилась по осыпи, теряя перья. Мне удалось сделать несколько снимков самки с довольно близкого расстояния. Затем я разыскал и спрятавшихся в камнях пуховичков. Они забились в щели между камнями, совершенно слившись с ними своей окраской. Заметны были только те, кто немножко шевелился. Сфотографировав и измерив нескольких птенцов, я поспешил оставить выводок в покое.

Взять птенцов на воспитание я не решился, поскольку два опыта, предпринятые перед этим, кончились плачевно: птенцы погибали, не желая брать корм. Но мне известно, что птенцы повзрослев, в возрасте десяти — пятнадцати дней, успешно выживают в неволе и нормально развиваются. Мои друзья не раз встречали в кишлаках Памира и Бадахшана совершенно ручных взрослых уларов, выращенных в неволе. Птицы содержались на свободе и не проявляли ни малейшего стремления куда-нибудь бежать.

Подобные случаи наводят на некоторые размышления. Птицеводства на Памире покуда нет. Местные жители, неоднократно пробовавшие разводить кур, уверяли, что долго они здесь вообще не живут, не говоря уже о разведении. А что, если попробовать разводить уларов? Мысль кажется дикой только на первый взгляд. Ведь разводят же, и притом довольно успешно, фазана, птицу из того же семейства, к которому относится и улар! По сравнению с фазаном, при том же высоком качестве мяса, у улара есть ряд преимуществ. Во-первых, он весит гораздо больше, до трех с половиной килограммов (вес фазана — один-два килограмма). Во-вторых, улары ручнеют в гораздо большей степени. Правда, улар менее плодовит, на Памире самка несет только шесть яиц, тогда как фазанка откладывает в гнездо до пятнадцати — двадцати. Но может быть, число яиц можно и увеличить. Ведь в северной части ареала — области распространения — в кладке уларов бывает до девяти яиц.

В общем, будем надеяться, что за разведение уларов когда-нибудь возьмутся всерьез. А пока что он остается ценнейшей промысловой птицей памирских гор, причем, кажется, единственной, которая до сих пор не нуждается в специальной охране. Трудности, с которыми приходится сталкиваться при охоте на улара, охраняют его лучше всяких законов и егерей.

Подрастающий выводок самка уводит все выше и выше, к гребням хребтов, где в это время вегетация в самом разгаре. Туда же поднимаются и холостые птицы. Последних бывает довольно много, поскольку улары становятся половозрелыми только на втором году жизни. Памирские улары в отличие от тяньшаньских исключительно растительноядны, и пища их летом состоит из свежих побегов, почек и цветков самых различных альпийских растений. Когда мне приходилось извлекать из зобов и пищеводов убитых птиц остатки их пищи для определения, то обычно набирался целый гербарий.