Путь-дорога фронтовая - Сергей Вашенцев

Сражение в горах продолжалось всю ночь. Особенно ожесточенный бой шел на шоссе, пересекавшем Карпаты: по одной стороне его высились скалы, подступая к самой дороге; по другой горбились склоны, более отлогие, покрытые травой и кустарниками. Бойцы третьего полка во главе с дважды раненным героем-командиром бились насмерть, закрывая путь фашистским танкам, остервенело рвавшимся вперед. Многие танки горели — это бронебойные снаряды попали в цель.

Первый и второй полки дивизии, действовавшие на соседних участках, проявили не меньшую стойкость, чем третий полк, хотя они и были ослаблены. В результате дивизия неполного состава, без техники, застрявшей из-за бездорожья, разбила почти вдвое превосходящего ее по силам противника.

Историки войны потом восстановят точную картину боя, где фашистские войска еще раз (в который раз!) узнали, что советский солдат умрет, но не уступит ни пяди освобожденной им земли. Историки войны соберут все данные об этом бое, может быть не таком решающем в великой цепи наших побед, но тем не менее славном. Будут изучены документы, учтены показания очевидцев, названы фамилии героев — живых и мертвых — в назидание потомству: смотрите — вот как надо любить Родину!

Однако бой еще продолжается. Несколько фашистских танков с облепившими их пехотинцами прорвались вперед и устремились по шоссе в обход штаба дивизии. Но их встретил комендантский взвод и штабные работники. В этой цепи была и вся фронтовая бригада артистов. Фашистских пехотинцев смели автоматные очереди, а танки были подбиты связками гранат.

Наконец-то вершины гор посветлели. Но в ущельях было еще темно. Две-три запоздалые звезды, мерцавшие высоко в небе, не могли прибавить света и дожидались восхода солнца, чтобы исчезнуть совсем. Прохладно. Даже холодно.

Артисты лежат за большими, камнями. С ними Живейко, вооруженный автоматом и гранатами. У Ивана Степановича и Катеньки тоже автоматы. У Петра Петровича старинное охотничье ружье. Как же случилось, что ружье, с которым не расставался Иван Степанович, оказалось в руках Петра Петровича?

Да очень просто!

Петр Петрович посчитал, что именно в его руках это крупнокалиберное ружье, с которым можно смело и на медведя идти, будет грозным противотанковым ружьем.

И в разгар боя старый актер, зажмурясь, выстрелил в тяжелый немецкий танк, возможно, подбитый кем-то раньше, но, выстрел был так громок и так выделялся среди других выстрелов, что его можно было принять как салют в честь одержанной победы: танк этот тут же остановился, охваченный пламенем и клубами дыма.

О том, как встречали артистов в подразделениях, мы сообщим кратко. Невозможно передать радость, не радость, а восторг солдат и офицеров, увидевших приезжих артистов, когда совсем рассвело и когда стихли выстрелы. По частям и подразделениям уже прошел слух, что концертная бригада, несмотря на предложение уехать в тыл, осталась в дивизии и решила разделить с солдатами их судьбу. Все уже знали и об оружии, с которым они пришли в цепь, и о просьбе Петра Петровича указать, куда ему стрелять. Солдаты с удивлением, даже, вернее, с умилением глядели на тяжеловатую, грузную фигуру, облаченную в длиннейшую шинель, и на шляпу, венчавшую голову старого актера. Лица у всех были приветливы, оживленны. А когда артисты в солдатской землянке, тут же, на передовой, разыграли сцену из Чехова, зрители, затаив дыхание, следили за взволнованной и вдохновенной игрой.

Особенно волнующей была встреча с командиром третьего полка.

Артисты обошли несколько подразделений полка, где выступали с неизменным успехом. Не успевали они отыграть в одном месте, как приходила делегация из другого подразделения, потом из третьего, четвертого. Если бы дело происходило не в горах, передвигаться не стоило бы труда. Но здесь приходилось то спускаться по тропе вниз, то карабкаться вверх, иногда чуть не ползком. Под конец они так утомились, что едва передвигали ноги.

Почти неделю пробыли артисты в дивизии, неутомимо выступая перед солдатами и офицерами. И выступали они всюду с неизменным успехом.

Наконец был назначен день отъезда.

Перед самым отъездом произошло одно непредвиденное событие. Ввиду его важности нам придется начать с него следующую главу.

Глава двадцать четвертая

Артисты выступали в одном из батальонов, выведенном во второй эшелон, когда пришел приказ построить личный состав для встречи командира дивизии. Артистам тоже предложили остаться, чтобы присутствовать при вручении наград наиболее отличившимся солдатам и офицерам.

Боевые роты выстроились. Чуть в сторонке стояли артисты.

— Очень интересно! — оживленно комментировал Петр Петрович происходящие события. — Мы увидим, как награждают на поле боя. Представьте себе душевное состояние человека, когда ему вручают орден или медаль. Очень, очень все это интересно.

Но тут появился командир дивизии вместе с командиром полка. Командир дивизии поздоровался с батальоном. Батальон дружно ответил на приветствие.

Началась церемония вручения орденов и медалей. Перед строем поставили столик, покрытый красным сукном. Офицер отдела кадров разложил коробочки с орденами и медалями и орденские книжечки.

Награжденные вызывались к столу. Читался приказ. Командир дивизии поздравлял каждого награжденного и вручал награду.

— Читайте, читайте лица! — шептал Петр Петрович Катеньке.

А к столику подходили все новые и новые бойцы.

— Служу Советскому Союзу! — отвечали они положенными по уставу словами, некоторые громко, звонко и отчетливо, некоторые глухо, а некоторые совсем тихо и сбивчиво, видимо не справляясь с волнением.

— Читайте, читайте лица, Катенька! — продолжал взывать Петр Петрович, вытирая платком взволнованное лицо.

— Петр Петрович Орешков! — Командир дивизии неожиданно назвал его фамилию.

Петр Петрович вздрогнул и виновато улыбнулся, подумав, что ему делают замечание за нарушение тишины.

— Извините! — пробормотал он, стушевываясь и пятясь назад.

— Вас приглашают к столу! — шепнула ему Катенька.

— Что?

Но Иван Степанович тоже подтвердил, что действительно вызывают артиста Орешкова. И слегка подтолкнул Петра Петровича вперед.

Неуверенной походкой почтенный актер приблизился к столу.

— Извините, вы меня звали, Анатолий Владимирович? Спасибо за доставленное удовольствие. — Петр Петрович протянул было руку командиру дивизии, но тот жестом остановил его и официальным, строгим голосом начал читать приказ, которым Петр Петрович Орешков от имени Президиума Верховного Совета СССР за проявленное им мужество и за выдающиеся заслуги по культурному шефству над Советскими Вооруженными Силами в боевой обстановке награждался медалью «За боевые заслуги».

Все присутствующие при этом исключительном событии могли видеть, как менялось теперь лицо самого толстяка, стоявшего в нескладной, длинной, до пят, шинели. Причем и веки, и рыхлые щеки, и губы Петра Петровича подергивались, и все его грузное тело дрожало, как в лихорадке.

— Это меня? Нет, нет, я не заслужил! Это, наверно, ошибка! — бормотал он.

— Ошибок в приказах командующего не бывает! — наставительно проговорил генерал, вкладывая коробку с медалью в руку артиста. — Разрешите от всего сердца вас поздравить, дорогой Петр Петрович!

Командир дивизии вышел из-за стола и расцеловался с новым, медаленосцем.

Иван Степанович, услышав свою фамилию, тоже, конечно, в немалой степени был поражен, но сохранил присущее ему достоинство и твердо пошагал к столу. После того как генерал вручил ему награду, он отчетливо произнес:

— Служу Советскому Союзу!

Катенька приняла медаль с самой обаятельной, с самой молодой и счастливой улыбкой.

А поздно ночью накануне отъезда из дивизии она долго стояла у открытого окна, прислушиваясь к шуму какого-то самолета, кружившего над горами. По звуку это был наш самолет. Очевидно, он разведывал позиции фашистов. Катенька напряженно вглядывалась в небо. Что она думала, о чем мечтала в эту глухую темную ночь? А самолет все кружил и кружил в звездном небе, словно что-то или кого-то высматривая на земле.

Глава двадцать пятая

Передовая осталась далеко позади.

А машина мчалась все дальше и дальше. Уже не было слышно гула орудий, который еще так недавно перекатывался в горах. По сторонам можно было наблюдать мирные картины: дети играли на улицах мелькающих деревень, возле домов на бревнах или прямо на земле сидели румынские крестьяне. По зеленеющим склонам ходили овцы под охраной пастухов в высоких шапках и с длинными посохами в руках. Машина с бригадой артистов проскочила пустой маленький городок в одну улицу. Должно быть, жители прятались где-то в горах и сейчас постепенно возвращались со своим скарбом. Каждый из сидевших в машине был занят своими думами, своими вопросами.