Прощаться не будем! - Александр Каренин

прострации. От переизбытка эмоций у меня закружилась голова, и я тут же присел на корточки. Глядя на свои окровавленные руки, я задумался. Яков подошел ко мне с той самой гранатой в руке.

— Слава богам не использовали! — тихо сказал он, вставляя чеку на место. После взрыва и полученной контузии пришел наконец в себя и мой старшина Карасёв. Борис подполз к телу Фимы, и схватившись за свою голову, стал тихо мычать. Яша подложил под голову убитого свою пилотку, и ладонью прикрыл уже затянутые посмертной мутью глаза Горохова. Я присел рядом с ребятами, и приобнял за плечи Карасева.

За нами громыхали танки, над головой пролетали истребители. На место боя, прибыли медики на полуторке. Санинструктора, оказав нам первую помощь посадили нас в свою машину, для отправки в тыл. Взяв тело Фимы, мы аккуратно положили его на носилки и погрузили тело в кузов. Расположившись рядом с ним, нас увезли в город Гута-Межигорская, где происходило переформирование нашей бригады.

Эпизод 18: «Даёшь Киев!»

Мы прибыли в место дислокации двадцатой гвардейской танковой бригады. Там нас ожидал командир полка. Он был сильно удивлен нашему возвращению фактически с того света.

После, меня с моим оставшимся экипажем отправили в медсанбат. Тело Фимы, погрузили вместе с другими убитыми в ЗИС-5 и переправили в тыл.

На следующий день, нам прислали нового мехвода, и дали новый танк. Я приказал Карасеву раздобыть несколько банок белой краски. Спустя какое-то время, он приносит две банки белой эмали.

— Вот товарищ лейтенант, у саперов стрельнул! — доложил он.

— Борис Константинович! Бери одну банку, и дуй на ту сторону, нарисуй на башне цифру семь, а я тут с этой стороны буду писать.

Старшина взял банку, кисть и пошёл рисовать цифру. Я в свою очередь большими буквами написал на башне «За Фиму!»

За этой картиной, растеряно наблюдал новеньких мехвод. Закончив с надписью, Борис подошел ко мне.

— Все лейтенант, готово!

— Спасибо тебе. Борь займись пополнением, пожалуйста! Мне пока не до него…

— Конечно, Алексей! Отдыхай! — оставив пол банки краски на погоне танка, он пошел к новобранцу.

— Кто таков будешь?

Молодой, щуплый паренек, лет двадцати, протягивая руку, с улыбкой ответил:

— Младший сержант Матвеев, прибыл по распределению!

— Звать-то тебя как?

— Женя!

Карасев, не много помявшись, сказал:

— Улыбку с лица убери сынок! Причин для радости нет!

— Виноват, товарищ гвардии старшина!

— Вот знакомься. Это наш командир гвардии младший лейтенант Петровский! Слушаться его как отца родного!

— Так точно, товарищ гвардии старшина!

Закончив с покраской, я подошел к нему.

— Здравия желаю товарищ гвардии младший лейтенант, младший сержант Матвеев для дальнейшего прохождения службы прибыл!

— Вольно боец! Слышал я все уже. Беги знакомься с машиной лучше.

Подойдя к танку, он заглянул в люк мехвода. Столярчук резко высунув свое лицо ему в ответ, дико напугал его, та что Матвеев упал на задницу.

— Ты шо родной такой пужливый? — спросил Яков, высунувшись из этого люка.

— Да что вы пугаете, товарищ гвардии сержант! — отряхиваясь от землицы, пробубнил он.

— Пугаю не так боец! В боях когда-нибудь участие принимал?

— Никак нет!

— Да командир! Именно такого хлопца нам и надо было! Обкатывать придется!

— А как это обкатывать, товарищ сержант? — растерянно спросил Матвеев.

— Ну, вот через час, мы выступаем в район Вышгорода. И потом с этого плацдарма мы будем развивать наступление на Киев. Наша легендарная. боевая «семерка», должна между фрицев как змея вертеться! Всё ясно? — пояснил я.

— Так точно!

«Экипажи по машинам!» — прозвучала команда из КП.

— Ну, все погнали! В бою посмотрим, каков ты! — сказал я.

Вскоре все двадцать четыре экипажа, двинулись к Вышгороду.

Восемнадцатого октября, к вечеру мы прибыли в район Вышгорода, заняв плацдарм совместно с шестой Гвардейской мотострелковой бригадой. Противник в этом бою потерял до батальона вражеской пехоты, три самоходки, два танка и пять пушек. Этот плацдарм ставил немцев в неудобное положение, так как отсюда открывалась дорога на столицу Украины.

Простояв в обороне некоторое время, мы получили приказ прорываться к Киеву с севера, и третьего ноября, совместно с гвардейцами-мотострелками мы перешли в наступление. Навстречу нам шли армады тяжелых танков, и крупные силы противника. Тогда у меня разум был отключен полностью. Мне хотелось только одного — мстить! Всегда и всюду истреблять врага!

Разгромив передовые части вермахта, мы к исходу дня заняли окраины города Горянки и Пуща — Водица. Немец предпринял хитрый план. Он пропустил наши танки через себя, отрезав пехоту, парируя тем, чтобы захватить в кольцо основные силы нашей бригады. Я догадывался, что намечается окружение, но учитывая обстановку, и нащупав слабое место участка окружения, мы стремительным броском вырвались из намечающегося котла. В тот день было отбито до двадцати контратак противника. Тогда командир бригады, подполковник Шутов, приказал нам организовать танковый десант и при поддержке соседних частей занять города Святошино и Пост-Волынский. Ни на минуту, не останавливаясь на этих рубежах, развивать наступление. Оттесняя противника по всем направлениям, к вечеру пятого ноября, мы ворвались в Киев.

— Смотри командир мы в Киеве! — прокричал Карасев.

— Вижу, дорогой вижу! Впереди батарея противника! Заряжающий, осколочно-фугасный! — скомандовал я.

— Есть осколочно-фугасный! — последовал ответ.

Выстрел за выстрелом, мы громили в тот день врага. Фраза «Это вам за Фиму!» не сходила с уст Столярчука всю киевскую операцию. После кровопролитных боёв, днём шестого ноября Киев был взят! Это была величайшая победа! Мы отвоёвывали день за днем наши территории, оставленные когда-то врагу.

Далее последовала Киевская оборонительная операция, которая длилась с тринадцатого ноября по двадцать третье декабря 1943 года. О ней я рассказывать не буду. Скажу только то, что поставленную задачу мы выполнили успешно. Моя «танковая семья» понесла первые потери. Парень, который прибыл ко мне в подразделение, притирался к нам с каждым днём. Моей обязанностью, было приручить к службе молодого мехвода, указывая ему на ошибки и дальнейшие действия. Несмотря на его старательность и рвения к делу, заменить Горохова он не смог. Фима начинал, как и весь мой экипаж с первого дня войны, но к сожалению, не дожившего до этого момента. Где его похоронили я так и не знаю. Даже не кому из его родных написать. Он все время называл себя сиротой. За проведенную операцию нас наградили орденами Красной звезды. Я подавал кучу рапортов командованию, на счет того, чтобы ефрейтору Горохову присвоили звание Героя Советского союза. Но всё тщетно… моё представление приняли, но награду изменили на орден Ленина. Фима все равно оставался для нас, как и для всех миллионов граждан героем своей