Беременна от Братвы (ЛП) - Фокс Мари

Я наклоняюсь вперед, мой взгляд останавливается на изображении, которое она держит. Это старая фотография, одна из немногих из моего детства, которая сумела пережить годы. Лицо моей матери смотрит на меня, застывшее во времени, ее улыбка яркая и полная жизни. Рядом с ней мой старший брат Кирилл стоит высокий и гордый, его рука обнимает меня, как бы защищая. Мы все такие молодые на этой фотографии, такие невинные.

— Это моя мама, — тихо говорю я, слова выскальзывают прежде, чем я успеваю их остановить. — Мой брат Кирилл. Это было сделано незадолго до того… до того, как все изменилось.

Сара смотрит на меня, ее глаза ищут мой взгляд. — Что случилось?

Я делаю глубокий вдох, воспоминания царапают края моего разума. Я провел годы, хороня их, запирая их в самых темных уголках моей души, но когда Сара сидит здесь, смотрит на меня с таким тихим пониманием, желание открыться слишком сильно, чтобы сопротивляться.

— Её убили, — говорю я, голос мой ровный, лишенный эмоций, которые терзают меня изнутри. — Я был ещё ребёнком, но помню каждую деталь, словно это было вчера. Мы вышли, а потом... всё произошло так быстро. В один момент она была там, а в следующий... её уже не было.

Рука Сары сжимает альбом, ее глаза широко раскрыты от шока и сочувствия. — Иван, мне так жаль.

Я качаю головой, отмахиваясь от ее извинений. — Не надо. Это в прошлом. Это сформировало то, кем я являюсь, кем мы являемся. Кириллу было тяжелее всего. Он был старше, понимал больше. В тот день он поклялся отомстить, и мы сдержали обещание. Мы сделали то, что должны были сделать.

В моем голосе тьма, жесткость, которую, я знаю, слышит Сара. Я внимательно смотрю на нее, размышляя, не оттолкнет ли это ее, не заставит ли ее правда о том, кто я и откуда я пришел, увидеть меня по-другому. Она не вздрагивает, не отводит взгляд. Вместо этого она протягивает руку, кладя свою на мою, простой жест утешения, о котором я и не подозревал, что нуждаюсь в нем.

— Мир мафии… он темный, опасный. Я потерял свое детство среди его ужасов, среди насилия и кровопролития. Это все, что я когда-либо знал. Это то, что сделало меня тем, кто я есть.

Пальцы Сары сжимают мои, и когда она говорит, ее голос тихий, но твердый. — Я знаю, что это темный мир, Иван. Ты выжил. Ты прошел через это, став сильнее.

Я смотрю на нее, ошеломленный уверенностью в ее голосе, тем, как она смотрит на меня, словно видит что-то большее, чем тьма, которой я позволил себя определить. — Возможно, — бормочу я, проводя большим пальцем по ее костяшкам. — Но это мир, который я бы никому не пожелал. Теперь… ты его часть.

Она встречается со мной взглядом, ее глаза полны эмоций, которые я не могу точно назвать, что-то среднее между решимостью и пониманием. — Я выбрала это, Иван. Я знала, на что иду. Я не позволю тьме поглотить меня целиком.

Ее слова ударили меня сильнее, чем я ожидал, пробудив что-то глубоко внутри меня. Я не отвечаю сразу, вместо этого позволяя тишине растянуться между нами, тяжелой от веса всего, что осталось невысказанным.

В этой тишине возникает новое понимание, связь, которая кажется крепче всего, что было между нами раньше.

Груз прошлого висит между нами, общее бремя, от которого никто из нас не может избавиться. Я вижу, как эмоции бурлят в глазах Сары, когда она слушает мою историю, как смягчается ее выражение лица, когда она осознает боль и утрату, которые я только что обнажил. В ее взгляде есть что-то еще, что-то более глубокое, отражение ее собственных трудностей и шрамов, которые она несет.

Мне не нужно просить ее открыться; я вижу, что она готова, что она держится за свою собственную историю, просто ждет подходящего момента, чтобы выпустить ее наружу. Она делает глубокий вдох, ее пальцы все еще переплетены с моими, и начинает говорить.

— Мое детство было совсем не похоже на то, что на этих фотографиях, — говорит она тихим, почти нерешительным голосом. — Моя мать... она никогда не заботилась обо мне или моем брате. Она всегда была где-то, пьяная, с каким-то новым парнем. Я даже не помню времени, когда она была трезвой. Она была больше похожа на чужака, живущего в нашем доме, чем на мать.

Я чувствую, как что-то, сочувствие, гнев, я не уверен, шевелится в моей груди, когда я слушаю ее. Мысль о том, что Сара, сильная, стойкая женщина, которую я узнал, была заброшена и брошена в детстве, что-то внутри меня скручивает. Я крепче сжимаю ее руку, молча призывая ее продолжать.

— Мой брат был еще ребенком, — говорит она, ее голос слегка надтреснут. — Ему нужен был кто-то, и это была не она. Поэтому мне пришлось вмешаться. Я должна была заботиться о нем, следить за тем, чтобы у него была еда, чтобы он ходил в школу, чтобы он был в безопасности. Я сама была еще ребенком, но больше никого не было.

Она замолкает, ее глаза стекленеют от тяжести воспоминаний. Я молчу, давая ей время, зная, как трудно вытаскивать на поверхность такие вещи.

— Затем, когда он заболел... все изменилось. У нас не было денег на его лечение. Я была в отчаянии. Вот тогда я связалась с американской мафией. Это был единственный способ получить деньги, необходимые для его спасения. Я не думала о том, чего это будет мне стоить в долгосрочной перспективе. Я просто знала, что не могу позволить ему умереть.

Ее голос дрожит, и я вижу, как на глаза наворачиваются слезы, но она смаргивает их, полная решимости оставаться сильной. Я протягиваю руку, моя рука касается ее живота, места, где растет наш ребенок. Реальность этого, жизни, которую мы создали вместе, снова бьет меня, и я ловлю себя на желании предложить ей что-то, что я не уверен, что знаю, как дать.

— Наш ребенок никогда не узнает такого ужаса, — тихо говорю я, кладя руку ей на живот и ощущая под ладонью едва заметное тепло. — Я обещаю тебе, Сара. Он будет защищен. Он вырастет в безопасности, со всем необходимым.

Она кивает, ее рука ложится поверх моей, ее глаза смотрят на меня. В ее взгляде яростная решимость, но также и уязвимость, которую она редко позволяет показать. — Этот ребенок будет в безопасности, — соглашается она, ее голос ровен, несмотря на эмоции в глазах. — У него будет жизнь, которой у нас никогда не было.

Мы оба молчим мгновение, тяжесть наших обещаний висит в воздухе между нами. Это интимный момент, который заряжен чем-то большим, чем просто физической связью, которую мы разделили. Это глубже, более значимо, и я чувствую это по тому, как мое сердце бьется немного быстрее, как моя грудь сжимается от чего-то, что кажется подозрительно похожим на… заботу .

Я всегда был человеком, который держит свои эмоции под строгим контролем, который не подпускает никого слишком близко. С Сарой... все по-другому. Я замечаю, что забочусь больше, чем когда-либо ожидал, больше, чем, как мне кажется, должен. Это тревожит, эта растущая привязанность, но в то же время она кажется неизбежной, как что-то, что я не могу остановить, даже если бы захотел.

Сара выглядит так, будто хочет что-то сказать, ее губы слегка приоткрываются, когда она делает вдох. Прежде чем она успевает что-то сказать, мой телефон жужжит на столе, резкий звук прорезает тишину.

Я смотрю на экран, мои глаза сужаются, когда я узнаю номер. Это важный звонок, тот, который я не могу игнорировать. Я колеблюсь, разрываясь между ответом на него и тем, чтобы остаться здесь с Сарой, в этот момент, который кажется таким редким, таким хрупким.

— Я должен ответить, — говорю я хриплым голосом, слегка отстраняясь и беря в руки телефон.

Сара кивает, в ее глазах вспыхивает понимание, но я вижу, как она напрягается, как момент, который мы разделили, начинает ускользать. Я ненавижу необходимость этого, то, как наши жизни постоянно прерываются требованиями этого мира, в котором мы оба заперты.

Я отвечаю на звонок, мой тон резкий и деловой, когда я говорю. — Что?

— Это Максим, — раздается знакомый голос, как всегда ровный. — Я следил за Кейсом и его командой. Были какие-то разговоры, но ничего конкретного. Интересно, что, похоже, София ничего не сказала Кейсу об участии Сары.