Император Николай II и его семья - Пьер Жильяр

Приняв лично командование и подвергая риску в этой борьбе свою корону, Государь окончательно отнял у врага всякую надежду на соглашение. В Берлине понимали, что Николай II останется верен своим союзникам до конца, и что все попытки сближения разобьются об его непоколебимую волю продолжать войну во что бы то ни стало. Кроме того было известно, что Царь являлся единственной связью, объединяющей различные части Империи, и что в случае его свержения никакая организованная власть не в состоянии помешать расчленению и предотвратить анархию в стране. Все усилия немецкаго главного командования имели целью подкопаться под престиж монархии и вызвать свержение Государя. Чтобы достигнуть этой цели, надо было прежде всего скомпрометировать Царя в глазах народа и союзников. Германия располагала в России могущественными орудиями действия и осведомления и все пустила в ход, чтобы распространить мысль, будто Государь не очень склонен продолжать войну и хочет заключить сепаратный мир. Царь решил покончить с этими интригами и ясно определить свои намерения. 2 января, в Замирье, где он делал смотр полкам армии генерала Куропаткина, он заключил свое обращение к войскам следующим торжественным заявлением: «Вы можете быть вполне спокойны; как я уже заявил в начале войны, я не заключу мира до тех пор, пока мы не изгоним из наших пределов последнего неприятеля, и я заключу этот мир лишь в полном согласии с нашими союзниками, с которыми мы связаны не только договорами, но искренней дружбой и пролитою кровью!»

Николай II подтверждал таким образом среди своих войск торжественное обязательство, принятое им 2 августа 1914 года и возобновленное им, когда он взял на себя Верховное командование русскими войсками. Правительство, желая дать возможно более широкую огласку этой речи Государя, приказало напечатать ее для распространения в полках и деревнях.

Царь продолжал посещать фронт и Ставку в течение января и февраля. В Могилеве он провел и русский Новый год и вернулся в Царское Село 21 февраля, накануне открытия Думы. Пять дней перед тем весть о взятии Эрзерума, который так долго был центром сопротивления турецкой армии, наполнила радостью все русские сердца. Это был действительно блестящий успех, и наступление кавказской армии продолжало быстро развиваться. На следующий день по своем прибытии Царь, согласно уже ранее высказанному намерению, отправился вместе с братом, Великим Князем Михаилом Александровичем, в Таврический дворец, где Дума должна была возобновить в этот день свои занятия. Тут в первый раз представители народа принимали своего Монарха, и в политических кругах приписывали большое значение этому отныне историческому событию. Оно свидетельствовало об искреннем желании Государя установить более тесное сотрудничество с народным представительством, и ему за это были тем более благодарны, что доверие к правительству было поколеблено поражениями, испытанными армией, и тяжелыми обвинениями, возведенными на бывшего военного министра, генерала Сухомлинова.

По своем прибытии в Таврический дворец Царь был встречен председателемь Государственной Думы М. В. Родзянко, который провели его в Екатерининский зал, где он присутствовал на благодарственном молебне по случаю взятия Эрзерума. Обратившись вслед за тем к депутатам, Государь высказал им всю радость, которую он испытывал, находясь среди них, и свое безусловное убеждение, что в трагические минуты, переживаемые Россией, они соединят все свои усилия и будут работать в полном согласии на благо родины. Бурная овация была ответом на его слова. После осмотра зал и канцелярий Таврического дворца Государь уехал. Полчаса спустя, председатель Думы, открывая заседание, сказал в своей речи: «Великое и необходимое благо для Русского Царства, непосредственное единение Царя с его народом, отныне закреплено еще могучее и сильнее, и радостная весть эта наполнит счастьем сердца всех русских людей во всех уголках земли русской и одушевит новым приливом мужество наших славных и доблестных бойцов — защитников родины».

В этот памятный день казалось, что все — Царь, министры и народные представители имели одну лишь мысль — победить во что бы то ни стало!

В тот же вечер Государь посетил Государственный Совет, который равным образом приступал к работам. Затем он вернулся в Царское Село, откуда на следующий день выехал в Ставку. Это было во время самого сильного натиска на Верден, и Россия должна была выступить без замедления, чтобы оттянуть на себя возможно более значительные силы неприятеля. Наступление было решено: оно началось около 15 марта в районе между Двинском и Вильной и вначале увенчалось успехом. Но русские продвигались медленно, потому что немцы оказывали им ожесточенное сопротивление. Кроме того, условия местности были чрезвычайно неблагоприятны. Была оттепель, дороги были почти непроходимы, и люди продвигались по страшной грязи и болотам. С начала апреля русское наступление стало ослабевать и, наконец, совсем остановилось. Однако эта диверсия принесла свою пользу, и немцы принуждены были притянуть значительные силы на угрожаемые участки фронта.

Алексей Николаевич очень ослабел после сильного кровотечения в декабре, которое подвергло его жизнь такой большой опасности. Он вполне собрался с силами лишь в феврале, но Императрица, наученная опытом, решила оставить его в Царском Селе до наступления теплой погоды. Я далеко не жаловался на это решение, так как, несмотря на все мои усилия, образование Цесаревича терпело ущерб от наших длительных поездок на фронт.[45]

Мы вновь выехали в Ставку лишь 17 мая, где Государь должен был пробыть довольно долгое время, не возвращаясь в Царское Село. Через две недели после нашего приезда, 4 июня, началось большое наступление генерала Брусилова. Оно блистательно удалось, и в последующие дни успехи продолжали развиваться. Австрийский фронт подавался под нажимом русской армии и отступал в направлении к Львову. Количество пленных было значительно, и положение австрийцев в районе Луцка было очень критическое. Весть об этой блестящей победе была восторженно встречена в Ставке. Ей суждено было быть последней большой радостью Государя.

Со времени нашего возвращения в Ставку наша жизнь сложилась приблизительно так же, как и в предыдущие наши приезды. Однако я давал уроки Алексею Николаевичу уже не в рабочем кабинете его отца, а на маленькой веранде, которую мы приспособили, как классную комнату, или же в большой палатке в саду, служившей столовой. Здесь с наступлением жарких дней Государь завтракал и обедал. Мы пользовались хорошими летними днями для красивых прогулок по Днепру. Министр путей сообщения для этой цели отдал в наше распоряжение маленькую яхту.