Книга Государя. Антология политической мысли - И. Гончаров

Глава V

Как надо управлять городами и княжествами, которые до завоевания жили по своим законам

Когда города, приобретенные описанным выше путем, привыкли жить по своим законам и в свободе, то есть три способа их удержать. Первый – это их разрушить, второй – переехать туда и лично в них поселиться, третий – предоставить им по-прежнему жить по собственным законам, собирая с них дань и установив правление немногих, которые сохранили бы их за тобой. Дело в том, что, раз правительство создано завоевателем, оно знает, что не может существовать без его дружбы и мощи, и должно сделать все, чтобы он удержался. Если хотеть оставить в целости город, привыкший жить свободно, то удержать его легче при помощи его собственных граждан, чем каким-нибудь другим путем. Примером являются спартанцы и римляне. Спартанцы властвовали в Афинах и Фивах, учредив там правление немногих, и тем не менее снова потеряли оба города. Римляне, чтобы удержать Капую, Карфаген и Нуманцию, разрушили их и не потеряли[85]. Они хотели владеть Грецией более или менее по примеру спартанцев, предоставляя ей свободу и собственные законы. Это им не удалось, так что для удержания страны они были вынуждены разрушить в ней много городов, потому что действительно не было другого верного средства владеть этими городами, кроме разрушения. Вообще, кто становится властителем города, привыкшего жить свободно, и не уничтожает его, должен ждать, что его самого уничтожат, потому что восстание всегда будет оправданно во имя свободы и старых учреждений, которые никогда не забываются ни от течения времени, ни от благодеяний Князя. Поэтому, что бы ни делать и ни предусматривать, если только не разъединить и не рассеять жителей, они не забудут ни имени свободы, ни своих учреждений, но внезапно, при первом удобном случае, вернут их, как сделала Пиза после ста лет рабства у флорентинцев[86]. Напротив, когда города или страны привыкли жить под властью Князя и род его прекратится, то, с одной стороны, все привыкли к повиновению, с другой, не имея исконного государя, не могут сойтись на выборе нового из своей среды, а жить свободными не умеют; поэтому они не торопятся браться за оружие, и какому-нибудь Князю легче склонить их и заручиться их поддержкой. Но в республиках больше жизни, больше ненависти, острее жажда мщения; память о древней свободе не позволяет и не может позволить им успокоиться; так что самое верное средство – это уничтожить их вовсе или самому там поселиться.

Глава VI

О новых княжествах, приобретаемых своим оружием и собственной доблестью

Пусть не удивляются, если я, собираясь говорить о княжествах совсем новых, о Князе и государстве, буду приводить самые великие примеры; дело в том, что люди почти всегда ходят по путям, уже проложенным другими, и совершают свои поступки из подражания. Однако, не имея возможности ни идти во всем по следам другого, ни сравняться в доблести со своими образцами, человек мудрый должен всегда выбирать дороги, испытанные великими людьми, и подражать самым замечательным, так что если он и не достигнет их величия, то воспримет хоть некоторый его отблеск; надо поступать как опытные стрелки: если цель, в которую они хотят попасть, кажется слишком отдаленной, то, зная предельную силу своего лука, они берут прицел еще гораздо выше намеченной точки – не для того, чтобы пустить свою стрелу на такую высоту, но чтобы именно благодаря высокому прицелу попасть верно. Итак, я скажу, что в совершенно новых княжествах, где является новый Князь, трудность удержаться бывает больше или меньше, смотря по тому, насколько мужествен сам завоеватель. Ведь такое событие, как возвышение простого человека в князья, предполагает или доблесть, или счастье; и то, и другое: как будто во многом облегчает борьбу с трудностями. Однако крепче держался тот, кто меньше полагался на счастье. Дело еще облегчается, если Князь, не имея других владений, вынужден сам поселиться в новом государстве. Обращаясь теперь к людям, ставшим властителями силою своей доблести, а не игрой счастья, я скажу, что самые замечательные – это Моисей, Кир, Ромул, Тесей и им подобные. Хоть и не подобает рассуждать о Моисее, который был только исполнителем дел, порученных ему Богом, все же до́лжно поклоняться хотя бы ради той благодати, которая делала его достойным говорить с Господом. Но, глядя на Кира и других, кто завоевывал или основывал царства, вы найдете, что всем им надо удивляться; и если рассмотреть их дела и учреждения, то окажется, что они не отличаются от дел Моисея, имевшего столь великого наставника. Изучая их жизнь и деяния, видишь, что они не обязаны судьбе ничем другим, кроме представившегося случая. Он дал материал, которому они могли сообщить форму, какую нашли годной. Без этого случая их духовная мощь пропала бы даром, а не будь этой мощи, случай представился бы напрасно. Необходимо было Моисею найти народ израильский в Египте рабом и угнетенным египтянами, чтобы ради избавления от неволи люди решились за ним следовать. Надо было Ромулу не найти себе места в Альбе и быть брошенным при рождении, чтобы стать царем Рима и основателем этого государства. Неизбежно было Киру застать персов озлобленными властью мидян, а самих мидян ослабевшими и изнеженными от долгого мира. Не мог бы Тесей проявить свою доблесть, если бы афиняне не были рассеяны. Итак, случай привел этих людей к успеху, а высокая доблесть позволила им постигнуть все значение этого случая. Так прославилось и достигло величайшего процветания их отечество. Люди, подобные названным, которые становятся князьями собственной силой, добиваются власти с трудом, но удерживают ее легко. Самые трудности, с какими они добиваются власти, происходят отчасти из-за новых учреждений и порядков, которые они вынуждены вводить, чтобы основать свое государство и обеспечить себе безопасность. При этом надо иметь в виду, что нет дела более трудного по замыслу, более сомнительного по успеху, более опасного при осуществлении, чем вводить новые учреждения. Ведь при этом врагами преобразователя будут все, кому выгоден прежний порядок, и он найдет лишь прохладных защитников во всех, кому могло бы стать хорошо при новом строе. Вялость эта происходит частью от страха перед врагами, имеющими на своей стороне закон, частью же – от свойственного людям неверия, так как они не верят в новое дело, пока не увидят, что образовался уже прочный опыт. Отсюда получается, что каждый раз, когда противникам нового строя представляется случай выступить, они делают это со всей страстностью вражеской партии, а другие защищаются слабо, так что Князю с ними становится опасно. Все же, если хотите правильно рассуждать об этом предмете, необходимо различать, могут ли такие преобразователи держаться собственной силой или они зависят от других, то есть надо ли им для исполнения своей задачи просить или же они могут принуждать. В первом случае им всегда приходится плохо, и ничего из их дела не выходит, но если они зависят только от себя и могут заставлять других, то редко попадают в очень опасное положение. Вот почему вооруженные пророки победили, а безоружные погибли. Ко всему сказанному надо прибавить, что народ по природе своей непостоянен, легко убедить его в чем-нибудь, но трудно утвердить в этом убеждении. Поэтому нужно поставить дело так, что, когда люди больше не верят, можно было бы заставить их верить силой. Моисей, Кир, Тесей и Ромул не были бы в состоянии надолго обеспечить повиновение установленному ими строю, будь они безоружны, как это случилось в наше время с братом Джироламо Савонарола[87], который погиб со своими новыми учреждениями, как только толпа начала терять веру в него, а у него не было средств ни удержать веривших в него раньше, ни заставить уверовать неверующих. Итак, людям этого рода вообще приходится бороться с огромными трудностями, на пути им грозят всевозможные опасности, и надо пробиться силой своей воли, но раз они уже победили и начинают делаться предметом поклонения, то, избавившись от высокопоставленных людей, которые им завидовали, они остаются в обладании власти, уверенные, почитаемые и счастливые. К этим высоким примерам я хочу прибавить пример менее значительный, но все же до известной степени им соответствующий, которым я и полагаю ограничиться для всех подобных случаев. Это пример Гиерона Сиракузского[88]. Он из частного человека стал властителем Сиракуз, причем и ему счастье только указало подходящий случай. Дело в том, что теснимые сиракузцы избрали его своим полководцем, а по заслугам своим он был затем возведен ими в правители. Еще в частной жизни он выделился такой доблестью, что, по словам писавшего о нем, только царства недоставало ему, чтобы стать царем. Он истребил старое войско и образовал новое, уничтожил прежние союзы и заключил новые, а затем, располагая собственными союзниками и войсками, он мог на этой основе строить любое здание; таким образом, приобретение власти стоило ему очень больших усилий, а удержал он ее легко.