Карлики - Гарольд Пинтер

– Дело привычки, – сказал Пит. – Ты заметил, что в этом пабе собираются очень красивые женщины?

– А то. А где Вирджиния?

– Дома.

– Дома – где?

– У себя дома.

– Ага, вот в чем дело.

– Да, дело именно в этом. Я, кажется, начинаю прозревать.

– Прозревать? Похоже, ты стал видеть лучше меня.

– Я продираюсь к сути вопроса через толщу ложных гипотез, старик.

– Ты только меня не спрашивай, – сказал Марк, – в чем заключается эта суть. На самом деле никто не понимает…

– Успокойся, без тебя разберусь.

– Нет, никто этого не понимает и сказать тебе не сможет.

– Уж ты-то точно.

– Уж это точно, – сказал Марк. – А чего это народ расходится?

– Лавочка закрывается.

– Прямо скажем, не вовремя. Действительно, собираются нас выставить. Вот когда я говорю, что пора идти, меня обвиняют в догматизме.

– Да здешнему хозяину такого слова не выговорить.

– А что ты имеешь в виду под словом «догма»?

– Вставай давай.

– Встать, раз – два.

– Пошли.

– Шагом марш.

Они прошли по Оксфорд-стрит и, перейдя улицу на перекрестке, свернули на Грейп-стрит. Марк грузно оперся о столб автобусной остановки.

– А где наша королева бала?

– На метро поехала, – сказал Пит.

В автобусе Марк тотчас заснул. Пит помог ему выбраться наружу, когда они доехали до своей остановки. Они остались стоять почти посередине мостовой.

– Держись крепче, – сказал Пит.

– У меня уважительная причина!

– Принимается. Где твой ключ?

Они ввалились в прихожую.

– Пит, – сказал Марк, – в самом начале чего-то важного мы об этом не догадываемся.

Пит толкнул дверь спальни и включил свет. Нетвердым шагом они вошли в комнату.

– Снял бы ты их с меня.

– «Обломов» Гончарова.

Пит сел на пол, поднял ногу Марка и стащил с нее ботинок.

– Иван Иванович, – продекламировал Марк, – застрелился.

– Сделай мне одолжение. Иди спать!

Марк прямо в рубашке забрался под одеяло. Пит, сидя на кровати, уставился на него.

– Пит!

– Да.

– Никаких сомнений.

– Их и быть не может, – сказал Пит.

Глава двадцать четвертая

– Я видел привидение.

– Чего? – обернулся Марк.

Они сидели в кафе «Лебедь», был ранний вечер. Позади стойки, передавая мороженое через сервировочное окно, переговаривались по-итальянски мать и дочь.

– Это, случайно, не Лен там через дорогу бежит?

– Глазам не верю.

Лен проскочил между двумя автобусами и мебельным фургоном, добрался до тротуара и заглянул внутрь кафе через стеклянную дверь.

– Это что за чувак, первый раз вижу, – сказал Марк.

Тот, улыбаясь, подошел к их столику.

– С Рождеством.

– Ты же вроде бы отправился покорять новые земли, – сказал Пит. – Как там Париж, осталось от него хоть что-нибудь после тебя?

– Я уехал, – сказал Лен, садясь. – Два дня как вернулся.

– Два дня? – сказал Марк. – Чем же ты занимался?

– Набирался сил.

– У тебя такой вид, словно за тобой гонится полиция двенадцати континентов, – сказал Пит. – Колись, чего это ты оттуда слинял?

Лен посмотрел на них.

– Как тут дела?

– Отлично, – сказал Марк. – Ты почему оттуда уехал?

– Почему я уехал? Да потому, на это есть причина. Вам рассказывать не собираюсь. Хотя ладно. Расскажу.

– Ну? – сказал Пит.

– Это из-за сыра.

– Из-за сыра?

– Из-за сыра. Из-за вонючего камамбера. Он меня доконал. Это должно было случиться, скажу я вам, если не с первого раза, то с двадцать восьмого точно. У меня температура поднялась градусов на пятьсот, врать не буду. Меня озноб колотил, и в то же время я от горшка отойти не мог. В какой-то момент я подумал: все, чему быть, того не миновать. Не судьба, так не судьба. Знаете, на что это было похоже? Когда какой-то бугай ударяет по мячу, ты пытаешься его поймать, а мяч вместо этого со всей дури впечатывается тебе в глаз, в данном случае – в живот. Нет, теперь уже все в порядке. Я в сортире заседаю всего по три раза в день. Теперь я могу все это более-менее регулировать. Один разок посижу на очке с утра, потом ненадолго зависну перед ланчем, потом еще разок после чая, и до вечера свободен. Могу делать, что хочу. Я вижу, вы, ребята, меня не понимаете. Вся сложность общения с камамбером заключается в том, что он бессмертен. На самом деле он начинает по-настоящему жить только после того, как вы его сожрете. По крайней мере тот конкретный камамбер, который достался мне. Этот немец, мой знакомый, к которому я и поехал, без него жить не мог, даже в постель без него не ложился. Большой специалист, скажу я вам.

– Но он его хоть заворачивал? – сказал Марк.

– Конечно. Естественно, заворачивал. Но вообще он обращался с этим сыром грубо и жестоко. Как он его кусал, это надо видеть, прямо вгрызался в него, а потом сосредотачивался на вкусе. У него от напряжения пот с носа капал, но он всегда выходил победителем из этой схватки. Я даже не видел, чтобы он ел что-нибудь еще, так, иногда только перехватывал помидорчик или пару грибочков. Извините за такие деликатные подробности, но в туалете его мочой воняло хуже, чем от любого ветхозаветного раввина.

– Ты в Париже больше недели пробыл, – сказал Пит. – Что там еще было?

– Да я уж не помню, – сказал Лен. – Все стерлось и выветрилось. Стоит мне подумать о Париже, и я сразу думаю только о сыре.

– Слушай, – сказал Марк. – Хватит дурака валять. Что там случилось? Какого черта ты уехал?

Лен покачал головой и улыбнулся.

– Нет, – сказал он. – Это все сыр, больше ничего. Это все сыр.

Глава двадцать пятая

Она открыла дверь.

– А.

– Тепло там?

– Иди сюда, – сказал Пит.

Она села рядом с ним на диван, и он положил голову ей на колени.

– Сегодня днем у нас на работе кто-то напихал мусора в унитаз, – сказал он, подмигнув. – Ну, канализация и засорилась. В какой-то момент заподозрили меня. Но они ошиблись. Пошли по ложному следу. Я своего могу и по-другому добиться.

Она провела ладонью по его лбу.

– Ты слишком много работаешь.

– Так уж устроен мир. Надо работать. Он закинул ноги на подлокотник дивана.

– Ты как?

– Нормально.

– Я заглянул в библиотеку по пути домой, – сказал он. – Чуть не целый час копался в книжках о собаках и лошадях, по антропологии, психологии, в поэтических сборниках, в пособиях по двигателям внутреннего сгорания, в учебнике матроса-спасателя и даже раскопал историю одного оборотня-вервольфа. Тебе, кстати, не доводилось ощущать себя вервольфом?

– Откуда я знаю?

– А ты, случайно, не летучая мышь-вампир?

– Это уж скорее ты.

– Я? Да я добропорядочный обыватель. Тени протянулись через комнату.

– Лен вернулся.

– Лен? Что-то быстро.

– Он явно что-то скрывает. Как мы его ни раскручивали, он не раскалывается, темнит.

– Забавно, люди всегда пытаются что-то скрыть, таинственности напускают, – сказала она.

– Забавно, думаешь?

– По крайней мере совершенно непонятно, зачем это делать.

– Я тоже не знаю зачем.

– Это ведь только все запутывает, – сказала она. – Лично я не верю…

– Во что?

– Не верю, что мы все должны жить именно так.

– Конечно, никто не должен.

– Вот именно.

– А что ты собираешься купить мне на день рождения?

– Ах да. А что ты хочешь?

– Мне бы хотелось книгу, – сказал он. – Я бы хотел получить книгу в хорошем переплете, которая бы меня просветила. Без длинных слов. С крупным шрифтом.

– Договорились.

– Слушай, я тут подумал. Ты ведь, наверное, обо мне иногда думаешь, мечтаешь?

– Ты сам прекрасно это знаешь.

– Это дело нужно прекращать.

– С чего бы это?

Она посмотрела сверху вниз на его лицо, а затем отвернулась к окну.

– Пит.

– Да?

– Я хочу тебя кое о чем попросить.

– Ну?

– Мне нужно отдохнуть.

– Что?

– Мне нужно отдохнуть.

– Отдохнуть?

– Да.

– Что ты имеешь в виду?

– Я страшно вымотана.

Он сел и повернулся к ней лицом.

– Мне нужен покой. Мне нужен отдых. Он встал.

– Отдых?

– Да.

– Да о чем ты говоришь? Она сидела неподвижно.

– Отдых от чего?

– От…

– От чего?

– От нас.

Пит почесал в затылке.

– Почему? В чем дело?

– Я устала.

– Правда?

Он подошел к окну и посмотрел на улицу.

– Это ненадолго.

– Насколько?

– Ну… на пару недель.

– Но ведь я же не все время тебя достаю? Ты не всегда в напряжении?

– Нет.

– Так что тогда?

– Но я устала.

– А что ты собираешься делать эти две недели?

– Ничего.

– Посмотри мне в глаза.

– Зачем?

– Ты сидишь против света, я не вижу твое лицо. Посмотри на меня.

– Я смотрю.

– Ты меня видишь?

– Да. Ты – светлый силуэт на фоне окна.

– На тебе мое платье.

– Да.

– Не нужно так делать.

– Что ты имеешь в виду?

Он закурил сигарету и улыбнулся.