Карлики - Гарольд Пинтер

– Предложение принимается, – сказал Марк. Она остановилась рядом с сидящим мужчиной.

– Ты как, Дон?

Он встал, но ему пришлось опереться на них.

– Сколько раз и со сколькими мужиками ты перепихнулась за эту неделю? – спросил он.

– Никогда, – прошипела Элейн, закрывая глаза и наставительно поводя пальцем перед их лицами, – никогда, ни при каких обстоятельствах не произноси это слово. Ты должен был сказать – трахнулась. Только это слово можно использовать в разговоре с настоящей леди.

– Мне плевать, что и как я должен говорить, – сказал Дон. – Когда моя очередь?

– Дойдет и до тебя, – сказала Элейн, прищурившись. – Я имею в виду очередь. Имей терпение. Сегодня ночью у меня были двое докторов. В одной постели.

– Вот сука, – сказал Дон.

– Врачи общей практики? – спросил Марк.

– Что ж, – сказал Пит, – бывают профессии и профессии. Какая у тебя профессия?

– Но ты же знаешь, – сказала Бренда, погладив его по голове.

– Ах да, ты актриса. Играла когда-нибудь Ненасытную Госпожу?

– Кого?

– У нее было девять мужей. Все из пластика. Сложные световые эффекты. Старая оптика тоже кое на что способна. Либо въезжаешь в эту пьесу, либо нет. Философии никакой вообще. Философию можно оставить на случай плохой погоды.

Положи меня на свою большую латунную кровать и затрахай так, чтобы я не могла встать.

– Да, я актер, – сказал Марк, – но только когда ветер северо-северо-западный. Если же ветер южный…

– Что тогда? – сказала Соня.

– Уж тоскующую потаскуху я за версту учую.

Твое появление ударило мне в голову, как выпитый натощак бокал шампанского.

– Я играю вслепую, – сказал Марк. – Может, приоткроете карты?

– Мы что, приросли к этому месту? – сказал Пит, разливая напитки.

– Наш дом там, где есть бар. Если есть место, где нам нальют, нам туда и дорога.

– Привет, – улыбнулась Элейн. – Я организовала все это безобразие.

– Отличная вечеринка.

– Откуда у вас такие замечательные вьющиеся волосы?

– Бог наградил.

– У этого человека редкая и очень необычная профессия, – сказала Бренда, отхлебнув вина.

– Он профессионально ловит рыбку в мутной воде, – сказал Марк, падая в кресло.

– А можно будет заполучить ваш локон? – спросила Элейн.

– Все права уже переданы стороннему приобретателю, – сказал Пит. – Извините.

Я ринулась в больницу Сент-Джеймс, посмотреть, как там мой малыш.

– Надеюсь, вы не собирались рассказать ей, чем я занимаюсь?

– Почему бы и нет?

– Я же вам сказал. Это совершенно секретно. Пойдем к окну. С вашего позволения.

Они присели.

– Смотрите, – сказал Пит. – Все они как в тумане. Третий круг ада. Нравится вам такая жизнь?

– Мне ты нравишься, – сказала она, целуя его.

– Держите себя в руках. Посмотрите в окно. Вот он, наш Лондон, упал навзничь и смотрит в небо. Смех, да и только. Сколько времени?

– Поцелуй меня. Прямо сейчас.

– Вверх по лестнице, – бормотал Марк. – Вниз по лестнице. Вверх по лестнице. В спальню моей дамы. Где мои швейцарские гвардейцы?

– Заткнись!

– Это кто сказал?

– Заткнись, – сказала Элейн, опираясь на руку Дона. – Ты пьян и скучен.

– Вот спасибо.

Как можно быть таким злым по отношению ко мне?

– Дело в том, – сказал Пит, – что женщины есть женщины. И забывать об этом нельзя ни в коем случае.

– Нет, ни в коем случае.

– Ошибки, ошибки. Неузнавание. Вот самое страшное оскорбление. За это можно судить и казнить самого себя сколько угодно. А еще я вам вот что скажу. Мне, похоже, не хватает еще одной ноги, чтобы твердо стоять.

– Я ведь женщина, – сказала Бренда.

– Вы? С чего вы это взяли?

– Неужели ты думаешь, что я девственница?

– Слушай, смотри лучше под ноги, – сказал Пит. – Если я упаду, мы все повалимся.

– Не надо было столько пить.

– Достоинство! Достоинство! – сказал Марк, нависая над ними.

– Ты либо сядь, либо встань.

– Достоинства слишком много не бывает, – сказал Марк, огибая их по замысловатой траектории.

Ах, малыш, малыш, убери от меня свои толстенькие ножки. Может, тебе от этого и хорошо, но ты ими из меня всю душу выбил.

– Заходи сюда, – сказала Соня.

– Что?

– Сюда.

– Сюда?

– Вот, здесь и кофе есть.

– Это же кухня, – сказал Марк.

– Выпей.

– Слишком слабый. Кто его сварил?

– Давай хлебни.

Дверь открылась, и в кухню ввалились мужчина с девушкой.

– Где помойное ведро?

Они схватили мусорное ведро, перевернули его и вывалили содержимое на пол. Затем мужчина зажал ведро дном вверх между ног и поковылял к дверям, девушка легкими пинками погнала его перед собой через холл в игровую комнату. Мужчина барабанил в дно ведра, как в африканский тамтам. Дверь захлопнулась. Марк, как по льду, прокатился по слою яичной скорлупы, картофельных очистков и шкурок от бекона, подъехал к Соне и поцеловал ее.

– Прежде чем ты займешься со мной любовью, – сказал он, – ты должна научиться кататься по снегу, не оставляя следов.

– Выпей.

– Это такая турецкая пословица.

– Ну-ка, мальчики, все в круг!

Элейн вскочила на стул и задрала юбку до талии.

– Все как обещала!

Она стала со сладострастными стонами извиваться под музыку, резинки чулок туго натянулись. Вокруг стула, на котором она стояла, собралась целая толпа, подвывающая от восторга; комната погрузилась в полумрак, лишь два бра продолжали светить, и их свет словно лип к ее ногам, проскальзывая поверх заглядывающих под юбку голов.

– Балет специально для вас, – объявила она.

– Нравится она тебе в этом ракурсе?

– Пойдем отсюда, – сказал Пит.

– Ну да!

Юбка взметнулась в воздухе и полетела в сторону.

– Ааааааааах!

У Марка в глазах словно молния сверкнула, он едва успел прикрыть веки, чтобы не ослепнуть. Элейн спустилась со стула. Она остановилась под бра, расстегивая блузку – пуговицу за пуговицей.

– Это моя вечеринка.

– Нравится она тебе? Хочешь ее? – спросила Соня.

– Хватай, налетай! Лифчик улетел в темноту.

Скорей, детка, скорей клади меня на свою большую латунную кровать.

Она танцевала одна у стены на границе тени и света. Хихиканье и подбадривающие крики стихли. Пол вибрировал в такт музыке. Она ласкала свои груди. Затем она повернулась, и ее ладони скользнули вниз, к бедрам и ягодицам. Чья-то мужская фигура метнулась сквозь тени, и она натолкнулась на него. Они упали. Марк, пробиравшийся нетвердой походкой вдоль бара, наступил на бокал. Он крепко вцепился в Соню. Они сели. Диван жалобно всхлипнул.

Подай мне свиную ножку и бутылку джина, убей меня, ибо я грешна. Убей меня, ибо я пьяна от джина.

Комната наполнилась аплодисментами и одобрительными возгласами. Свет уныло струился по человеческим телам. А-а-ай! – вскрикнула Элейн, – я умираю. А-а-а-ах, – сказал Марк, – Бог его знает. Вакстер ударял в стену, и она вибрировала в такт. Убей меня убей меня убей убей ты проник в мой угол твои стоны раздирают меня бьются в моей голове я знаю что ты знаешь что муж каждой женщины думает обо мне зачем ты так ноги от меня с меня хватит этого увидела своего малыша подай свиную ножку затрахай до смерти.

– Пора валить отсюда.

Марк стремительно пересек комнату, уворачиваясь от ритмично крутящихся силуэтов, они с Соней ввалились в красную гостиную.

– Сюда.

Он потянул дверную ручку на себя, и они закрылись изнутри.

– Здесь.

Кровать просела под его весом. Он потянул ее к себе.

– Эй? Черт возьми.

Пит и Марк сели и посмотрели друг на друга, симметрично наклонив головы.

– Ну, – сказал Марк.

– Ну.

– Ну и как дела?

– Жаловаться не приходится.

– Перебрал я что-то в этом бардаке.

– И не говори.

– По-моему, это не эффективная идея. Соня выдернула руку и шагнула к двери.

– Подожди меня, – сказала Бренда.

Дверь скрипнула, в темноте узкого проема мелькнули бледные головы, красный свет вспыхнул, нарушив черноту, и погас.

– Это и есть твой вклад в дело демократии?

– Мой флаг приспущен, – сказал Пит. – Tы-то как?

– Я уже все – не боец.

– Ладно, а не пора ли отсюда выбираться?

– Да, давай сваливать.

Глава двадцать вторая

Смотрите. Луна и черные листья. Я чувствую их запах. Солнечный день кончился. Моя медленно умирающая смерть, моя смертельно умирающая медлительность, все так долго и цепко. Вот, джентльмены, как все это происходит. Я в женском монастыре. Он сумел сослать меня сюда. Чего он так боялся и на что надеялся? Ему почти удалось все, что он задумал. Кто? Это сейчас неважно. Это совсем другая история, надо сказать, не имеющая ничего общего с нашей мрачной и прискорбной сказкой, полной страшных загадок. Пригородный поезд может доставить вас сюда. Намек поняла. Какой стыд. Я летучая мышь. Не было ему свободы со своей выпивкой. Так все и получилось. Нужно будет этим заняться. Собрать все вместе и хорошенько протереть, отмыть, привести в должный вид. Хитростью я жила, хитростью буду жить и дальше. Новый порядок. Огни. Все вокруг черное. Чернота на моих веках. Я слепа.