Зубы Дракона - Александр Золотько

– Давайте.

– А вы тоже обязаны соблюдать режим питания? – невинным тоном поинтересовался Шатов.

– Что?

– У вас тоже в пище химия? Или это только у меня?

Лицо Дмитрия Петровича дрогнуло, явно прикидывая, какое выражение принять.

– Не нужно разыгрывать изумление или негодование, – посоветовал Шатов. – Просто скажите правду.

Дмитрий Петрович потер лицо руками, словно разминая и разглаживая пластилин.

– Все еще есть или уже нет?

– Уже нет, – тихо произнес Дмитрий Петрович.

– И сколько раз вы обожглись, прежде чем поняли?

– Один раз. Потом мне объяснили.

– А почему не объяснили мне?

– Зачем? – удивился Дмитрий Петрович, похоже, искренне.

– Чтобы я не делал глупостей.

– А вы бы их перестали делать?

– Попытался бы, во всяком случае.

– А вы уверены, что, у вас это получилось бы? – спросил Дмитрий Петрович.

– Я мог бы попробовать. Всякий нормальный человек мог бы выслушать предупреждение и попробовать ему последовать.

– Всякий нормальный человек, – бесцветным голосом произнес Дмитрий Петрович. – Всякий нормальный человек.

– Вот за комплимент – спасибо, – Шатов почувствовал, что удерживать на лице улыбку вдруг стало неожиданно трудно.

– Это не комплимент, – устало выдохнул Дмитрий Петрович и почему-то посмотрел на дверь. – Это констатация факта.

– То, что я ненормальный человек, это просто констатация факта, – протянул Шатов. – Спасибо на добром слове. Вы хотите сказать, что я съехал крышей, и тут меня вроде бы как лечат?

– Тут вам дают возможность вроде бы как вылечиться самому, – Дмитрий Петрович с хрустом размял пальцы на руках.

– Если честно, то шутка – слабая.

– Как шутка – да. Но это не шутка.

Шатов засмеялся.

– Это не шутка, – повторил Дмитрий Петрович, – совсем не шутка.

– И эта смирительная рубашка на мне…

– Это для того, чтобы вы не навредили себе или окружающим.

– Чушь. Вчера и позавчера на меня это не напяливали, я свободно перемещался по местности, разве что нарушал режим питания…

– Еще вчера утром полагали, что вы не опасны для окружающих, Евгений Сергеевич.

– А сегодня?

Дмитрий Петрович встал со стула и прошел по комнате, нервно потирая руки. Остановился:

– Вы действительно не помните того, что случилось вчера?

– Вчера? В школе? – Шатов улыбнулся, понимая, что улыбка вышла не слишком уверенная.

– Именно в школе. Помните?

– Я все помню. Помню, как мы с вами и Звонаревым шли через лес. Помню, как меня директор школы отвел в библиотеку, и как вы через два часа зашли за мной. Помню, как вы устроили мне экскурсию по школе, завели в галерею, а потом привели на практикум по анатомии… – Шатов сглотнул. – А там…

– Что там?

– Там двое мальчишек резали живую женщину…

– И вы…

– И я попытался их остановить…

Что он хочет услышать от меня? Что? Шатов закрыл глаза и перед ними появилась операционная, кровь, осколки стекла… Потом дети… Шатова показалось, что он снова слышит тонкий детский крик.

– А потом за мной погнались, я убегал, меня настигли… – Шатов замолчал. – Вы теперь скажете, что всего этого не было?

– Не скажу, – покачал головой Дмитрий Петрович. – Кое-что было. Мы с вами действительно были на вскрытии. Мертвого тела. Но на вас это произвело очень сильное впечатление. Очень сильное. Вы почему-то решили, что она жива…

– Она была жива. Это продавец из магазина.

– Нет. Она была мертва, и она никогда не работала в магазине. Вы разбили стекло и прыгнули вниз. Попытались ударить ребят. Потом побежали. Вы, кстати, обратили внимание на синяк у меня на лице?

– Обратил. Это я вас?

– Когда я вас попытался успокоить.

– Я помню, как вас ударил. Вы мешали мне спасти женщину, – теперь уже Шатов почти кричал.

– Она была мертва. Вы побежали прочь от школы…

– За мной гнались.

– За вами бежали, чтобы помочь.

– Да? Ногами по лицу?

Ерунда. То, что говорит старик – ерунда. Шатов превосходно помнит, что женщина была жива, что его никто не пытался успокаивать. Его сразу стали избивать. Эти двое, в окровавленных халатах.

– Они сразу бросились на меня, эти двое. Они…

– Они вынуждены были вмешаться.

– Вот как это теперь называется!

– Да, именно так. Они вынуждены были вмешаться сразу после того, как вы напали на детей.

Шатов почувствовал, как кровь бросилась в лицо.

– Что я сделал?

– Вы начали избивать детей, Евгений Сергеевич, – тихо и как-то печально произнес Дмитрий Петрович.

– Чушь.

– К сожалению, нет. Прежде чем ребята успели вмешаться, вы уже сломали руку десятилетнему ребенку.

– Глупости, – замотал головой Шатов. – Это глупости. Это было случайно. Детвора бросилась на меня, я пытался их остановить, не причинив вреда, и потерял равновесие. Упал на того мальчишку.

Дмитрий Петрович печально покачал головой.

– Эти двое соврали! – выкрикнул Шатов.

– Это видели не только они, к сожалению. Из окон школы, к сожалению, все слишком хорошо было видно. Дети разбегались от вас, а вы… Вы вели себя как буйнопомешанный. Вы переломили руку этому мальчику. Вот так, – Дмитрий Петрович сделал руками жест, словно двумя руками ломал ветку перед собой. – Просто переломили. И когда ребята попытались вас остановить, вы бросились и на них. Вы кричали… Обвиняли их в том, что они защищают Дракона. И они вынуждены были драться.

– Потом вы разом успокоились и попытались убежать. Но вас настиг приступ. Вам ввели лекарство и отнесли сюда.

– Ерунда, – сказал Шатов.

– Это правда.

– Это ложь, – выкрикнул Шатов. – Я не мог ударить ребенка. Даже когда они били меня…

– Они вас не били. Они в ужасе разбегались от вас, а вы…

– Чушь. Вы это придумали, чтобы…

– Для чего? – печально спросил Дмитрий Петрович.

– Для того чтобы отомстить…

– За Дракона?

– Да, – выдохнул Шатов. – Отомстить за Дракона. Вы знали меня давно. Вы следили за моей схваткой, а потом на меня напали на дороге и…

Дмитрий Петрович грустно улыбнулся:

– Никто на вас не нападал.

– На дороге, мы ехали на двух машинах, а на нас…

– Вы начали буянить в гостинице, и вас привезли сюда. Вам, кстати, очень повезло, что это заведение находилось не очень далеко. Вас попытались привести в чувство, но вы упрямо продолжали путать реальность и свое безумие.

– Я ничего не путал… – выкрикнул Шатов и замолчал.

– Как зовут девушку, которая вас сегодня кормила завтраком?

– Светлана.

– Светлана, – кивнул Дмитрий Петрович. – Но вы вчера почему-то решили, что накануне ее звали Ириной.

– Вы ее называли Ириной.

– А еще я сказал вам, что вы попали к нам навсегда.

– Да, сказали.

– Я этого вам не говорил. Поверьте, Женя.

– Вы говорили. И ее называли Ириной. А она называла село Главным.

– Петровское. Село называется Петровское. А женщина была мертвой.

– Она была живой!

– Спросите у Светланы.

– Она с вами заодно! – голос Шатова сорвался.

По щеке потекла бессильная слеза.

– Я не могу вас убедить, Женя, – Дмитрий Петрович осторожно похлопал Шатова по плечу. – Но то, что помните вы – это только плод вашего воображения. Вы помните только то, что хотите помнить, и забываете то, что хотели забыть. Или придумываете объяснение.

– Я ничего не придумал. Я ничего не придумал. Я ничего не придумал, – Шатов дернулся, пытаясь высвободиться. – Вы врете!

– К сожалению, это правда. Я не лгу, – Дмитрий Петрович открыл дверь, обернулся к Шатову, – я понимаю, что вам больно, но это правда.

Дверь закрылась.

– Нет! – закричал Шатов. – Нет!

Это не может быть правдой. Не может быть правдой. Он все помнит отлично. Он помнит все, что происходило с ним до приступа. Он не мог ударить ребенка. И женщина была живой. Живой, что бы ни пытался сказать Дмитрий Петрович, как бы он не пытался убедить Шатова в его безумии. Не правда.

Нужно только успокоиться, прийти в себя и все станет на свои места. Только успокоиться. Все обдумать трезво и спокойно.

Чертов писатель утверждает, что Шатова привезли сюда из гостиничного номера. Прямо из гостиничного номера. А Шатов помнит, как они ехали на машинах и помнит, как вдруг началась стрельба. Шатов помнит. Он помнит, как бежал через лес, и как в него выстрелил неизвестный…

И еще Шатов помнит, что его убили. Что его, Евгения Шатова, застрелили там в лесу. И ожил он уже здесь, на тропинке. Очень реалистическое воспоминание, господин Шатов. Очень реалистическое воспоминание. Вас убили, а потом оживили.