Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2) - Андрей Курков

Покосился Калачев на народного контролера.

А тот смотрел себе грустным взглядом на воющих собачек и время от времени покачивал головою.

- Товарищ Добрынин, - заговорил наконец начальник экспедиции. - Хочу признаться вам... нехорошее тут дело...

И тут смелость и решительность покинули Калачева.

А Добрынин уже повернулся и смотрел ему в глаза совсем не пьяным, а очень даже серьезным взглядом, и видно было, что готов он выслушать Калачева до конца.

И показалось даже, что собаки потише завывать стали, и их не очень-то дружный хор стал распадаться и растворяться в побеждающей любые звуки тишине.

- Я Москву обманул! - выпалил одним духом начальник экспедиции.

Рот Добрынина приоткрылся. Недоумение и удивление слились в одно выражение взгляда, и уперся этот взгляд прямо в Калачева, пронизывая его насквозь.

Хмель стал уходить из тела и головы народного контролера.

- Как же это? - спросил он. - Как это ты смог, товарищ Калачев, Москву обмануть?

Начальник экспедиции склонил виновато голову. Уже жалел он о своем признании, но отступать было поздно. Да еще и надежда жила, надежда на облегчение.

- Нас ведь забросили сюда и забыли, - заговорил Калачев. - Запасы кончались, а новых нам не присылали. Глушь здесь. А задание у нас было - золото найти для страны... Я знал, что к обнаруженным золотоносным местам решено было прокладывать железные ветки кратчайшим способом. Вот и решил я отправить радиограмму, что мы, мол, нашли выходы золотосодержащих руд на поверхность земли. Ну, чтоб сюда провели ветку и увезли нас отсюда... Мы же сами никак не выбрались бы...

- Так-так-так, - начал понимать отрезвевший Добрынин. - А золото?

- Да откуда здесь золото? Здесь же мерзлота в низинах. Мы тут ничего, кроме вмерзших в землю мамонтов, не нашли. Так, товарищ Добрынин, и...

- А что это - мамонты? - перебил главного геолога народный контролер.

- Доисторические слоны... Мясо мы вот сейчас ели... Ему миллион лет.

- Кому? - вскинулся Добрынин.

- Мясу, которое мы ели... Здесь, в земле, кроме этого мяса, ничего нет!

Добрынин прислушался к своему желудку, как-то помутилось у него сознание от такой новости.

- Не умрем? - спросил он неожиданно прорвавшимся жалобным тоном, полным испуга за свою жизнь.

- Мы уже полгода его едим. Не умерли, - признался Калачев. - Вот без него, конечно б, ведь есть больше нечего! Вы же поймите, если бы я не соврал, то и вы бы здесь погибли, и мы... эти ближние военные, они ж вообще черт знает где! Я только прошу вас, когда они приедут, сказать, что я вам признался...

Испуг у Добрынина прошел. Понял он, что организм жив и работает нормально. Вернулся побеспокоенный здравый рассудок.

- Надо и им признаться! - сказал он негромко.

- Как?! - вырвалось у Калачева, и собаки окончательно притихли. - Они ж тогда перестанут строить дорогу! А может, они уже рядом?!.

- Ты, товарищ Калачев, коммунист? -строго спросил контролер.

- Да, конечно...

- А я - нет! - говорил Добрынин. - Значит, ты должен учить меня честности, а не я тебя! Надо сказать им правду...

Калачев тяжело вздохнул. Ничего хорошего из его признания не вышло - это он уже понял. А что делать теперь - не знал.

- Да не могу я... - скороговоркой выпалил он, поднялся и, ощущая дрожь в руках и внутреннюю дрожь раздражительности, пошел в вагончик.

Добрынин тоже поднялся на ноги и вошел в домик следом.

Ваплахов спал на железной раскладной лежанке, бережно укрытый несколькими оленьими шкурами, хотя в вагончике холодно не было. За ящиком-столом дремал хромой Дуев. А Горошко и Храмов пьяными голосами играли в города.

- Молотов! - говорил Храмов.

- Ворошиловград! - отвечал Горошко.

- Дыбинск!

- Коммунарск!

- Куйбышев...

- Кончайте! - перебил игру мрачный Калачев.

- Чего? - Горошко поднял на главного геолога удивленный взгляд.

- Ваш начальник Москву обманул! - ответил на "чего"

Горошки народный контролер. - Садись к станции, сознаваться будем!

Пораженный радист впялился в Калачева, но тот стоял, прикусив нижнюю губу, и на его красивом мужественном лице лежала печать отрешенности и капитулянтства.

- Садиться? - спросил Горошко у Калачева враз протрезвевшим голосом.

Добрынин тем временем наклонился к лежанке, на которой сопел во сне Дмитрий Ваплахов, вытащил из-под нее вещмешок, а из него револьвер - подарок Тверина. Выпрямился с оружием в руках и твердо сказал:

- Давай-давай! Ищи Москву! - и кивнул на радиостанцию.

- Ищи, - сказал негромко, кивнув, сам Калачев. Шатаясь, Горошко потащил ящик-стул к стоявшей в углу станции. Уселся там, дрожащими руками одел наушники, защелкал выключателями, закрутил ручками.

- Мы же тебя как брата приняли! - с горечью произнес Калачев, не поворачивая головы к Добрынину.

Степа Храмов слушал происходящее спокойно, а потом как бы сам себе шепотом произнес:

- Обманывать нехорошо... Добрынин глянул на него с одобрением. Запипикала морзянка в комнате - Горошко, настроившись, запускал в радиомир свои позывные. Контролер слушал это пипиканье с подозрением, как бы понимая, что за каждым звуком - буква или слово, которые он на слух не понимает.

- Есть! - вдруг завопил радист, словно сам не ожидал так быстро связаться со столицей Родины.

Потом обернулся к народному контролеру и уже холоднее спросил:

- Ну? Шо передавать?

- Передавай! - все еще сжимая револьвер в руке, направив его дуло в пол. заговорил Добрынин. - Сознаемся в том, что обманули нашу Родину. Никакого золота тут нет, а есть одно лишь мясо...

Горошко превращал слова народного контролера в точки-тире и отправляла в невидимые миры.

- ...к тому же очень старое. Поэтому просим перестать строить железную дорогу...

- Да как же? - встрепенулся вдруг Степан Храмов. - Ведь замерзнем насмерть! Товарищ контролер!

- Давай-давай! - прикрикнул Добрынин на остановившегося было радиста. Просим перестать строить дорогу и не разбазаривать зря народные средства...

- Стойте! - крикнул вдруг Горошко. - Прием! И, схватив огрызок карандаша, стал заполнять однообразными знаками страницы специальной большой тетради для приема радиограмм. Заполнив, стал снова что-то передавать, но уже не со слов Добрынина, а вообще неизвестно с чьих слов. Потом снова был прием...

- Ты что им передаешь? - через несколько минут возмутился Добрынин.

- Да они тут про мясо спрашивают: какое и сколько... - походя бросил контролеру радист, не отвлекаясь от работы.

Минут десять спустя он обернулся, посмотрел на народного контролера помягче, спросил:

- Еще шо-нибудь передать?

- Да, передай привет товарищу Тверину от народного контролера Добрынина.