Алекс и я - Айрин Пепперберг

я готовила на протяжении нескольких недель, и так далее. В 1979 году он сжевал мою заявку на грант в Национальный научный фонд с моими первыми исследовательскими предложениями. Комиссия была поражена результатами, но уже после того, как Алекс «высказал свое собственное мнение». Ночь перед выступлением и всё утро я посвятила составлению документа, на который было столько надежд, к тому же он был напечатан на электрической пишущей машинке, которую я одолжила у коллеги. Я аккуратно сложила его, положила на рабочий стол и отправилась на ланч с коллегой. Это было большой ошибкой с моей стороны.

Я вернулась к остаткам доклада, который сжевал Алекс. Восстановить их было невозможно. Пришлось полностью печатать всё заново. Черт! У меня было лишь несколько часов, чтобы напечатать его, снять копию и отправить по почте. На эту ситуацию я реагировала эмоционально, как многие люди. Я кричала на Алекса, это было глупо, но я кричала: «Как ты мог так со мной поступить, Алекс?» Конечно, он мог так сделать – он же попугай.

И тут Алекс использовал свои знания – фразу, которую он недавно слышал в подобных обстоятельствах и, как выяснилось, запомнил: «I am sorry. I am sorry» (‘Прости. Прости’).

Это остановило меня. Я подошла к Алексу и попросила прощения: «Хорошо, Алекс. Это не твоя вина».

Как же Алекс научился использовать фразу «I am sorry» (‘Прости’)? Незадолго до того случая, когда он сжевал мою заявку на грант, Алекс сидел на жердочке наверху, мы болтали, отдыхали, наше общение не было связано с работой. Я пила кофе. Он чистил перышки, издавал различные звуки. Я поставила чашку и вышла вымыть руки. Когда я вернулась, увидела, что Алекс расхаживает по луже разлитого кофе, рядом лежала разбитая чашка. Я была очень напугана, опасаясь, что Алекс поранился. От страха я закричала: «Как ты мог это сделать?» Алекс, должно быть, опрокинул чашку, когда подошел посмотреть на нее поближе, – случайность. Но я всё равно кричала, пока не поняла, что веду себя глупо. Я наклонилась к Алексу, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке, и сказала: «I am sorry» (‘Прости’). Очевидно, он выучил эту формулировку. Для него она была связана с ситуацией потенциально опасной, когда на него кричали. Именно поэтому он использовал эту фразу в момент, когда я обнаружила, что он сжевал мою заявку на грант, и когда я по глупости стала кричать на него. У кого из нас были птичьи мозги?

В дальнейшем он стал более внимательно использовать эту формулировку «I am sorry» (‘Прости’). Алекс замечательно проявлял себя в ходе тренировок и тестов, но только тогда, когда ему самому этого хотелось. Когда же не хотелось, он не выказывал столь блестящих способностей. Обычно, когда ему не хотелось работать, он просто игнорировал нас, чистил перышки или говорил «Wanna go back» (‘Хочу назад’). Он имел в виду, что хочет назад в клетку. Однако в конце марта 1980 года он проявил новые способности, когда я и моя студентка Сьюзан Рид (Susan Reed) пытались провести с ним тесты. Алекс совсем не хотел заниматься, отказывался что-либо делать. «Алекс не будет проходить тестирование», – написала я в своем журнале. Я была немного раздражена и направилась к выходу, вероятно, я была в плохом настроении, и всё мое существо выражало раздражение. И вдруг я услышала «I am sorry» (‘Прости’).

Это сказал Алекс. Я вернулась. «Хм, он действительно сожалеет?» – подумала я.

Немного позже тем утром другой студент Брюс Розен (Bruce Rosen) работал с Алексом, играл с ним пластиковой кружкой. Алекс случайно сбросил кружку на пол, не зная, что я наблюдаю за ним. Он снова сказал, на этот раз обращаясь к Брюсу: «I am sorry» (‘Прости’). Я подошла к нему и сказала: «Хорошо, Алекс, мы тебя прощаем».

В тот вечер я сделала следующую запись в журнале: «Он действительно понимает эту фразу?» Я имела в виду – действительно ли он чувствует угрызения совести, которые мог бы чувствовать человек, когда он произносит: «I am sorry» (‘Прости’). Или это лишь означает, что он стремится смягчить наше раздражение в его адрес? В любом случае это был действенный способ общения. По мере того как Алекс становился старше, он добавлял к фразе «I am sorry» (‘Прости’) еще более трогательное – «Гт really, really sorry» (‘Я очень сожалею. Прости меня, пожалуйста’). И он произносил это таким тоном, что мое сердце всегда таяло независимо от того, действительно ли ему было жаль или нет.

После того случая, когда Алекс сжевал телефонный кабель, студентам были даны указания не оставлять его одного в лаборатории. Алексу уже нельзя было доверять, и нужно было следить, чтобы он не попал в опасную ситуацию независимо от того, было ли у него много или мало времени на то, чтобы оказаться в ней. Иногда студенты сажали Алекса в клетку, если им нужно было отлучиться ненадолго. Ему не очень это нравилось. Если студенты отлучались в туалетную комнату ненадолго и после того, как Алекс перестал бояться незнакомых людей, они иногда брали его с собой. Ему определенно это нравилось, особенно если кто-то еще приходил в лабораторию и Алекс мог показать себя – свистеть или говорить – «Want nut» (‘Хочу орех’), «Want corn» (‘Хочу кукурузу’) и так далее.

Эти походы в туалет поставили передо мной еще одну задачу, но прежде я должна отклониться от главной темы своего рассказа. Ранее, до этого эпизода, я решила использовать специальное «двухстороннее» зеркало, чтобы наблюдать за Алексом, когда он не видит меня. Но этого сделать не удалось. «Сегодня показала Алексу “птицу в зеркале” (то есть его собственное отражение. – Прим. пер.), – написала я в журнале. – Что за чудной попугай, он очень испугался собственного отражения». Безусловно, мы не можем знать, что он подумал. Но когда я вынула экран, который до этого закрывал зеркало, внезапно появилось как бы окно в комнате. Алекс посмотрел туда, увидел «другую птицу» и очевидным образом был напуган. «Он подполз ко мне в поисках утешения, – написала я. – Это показывает, как он был напуган». Сомневаюсь, что тот угол зрения, который был у него, позволил ему увидеть какую-либо связь между собой и другим существом, даже мне показалось, что это другая комната с другой птицей.

Время шло, и Алекс становился всё менее робким и испуганным в подобной ситуации. И это хорошо, потому что в туалете, куда его брали студенты, было большое зеркало над раковиной. Алекс умудрялся разместиться на небольшой полочке