Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия

Макс, в полном соответствии со своим характером, в игре был так же порывист и безумно эмоционален, даже несдержан порой — музыка буквально выплёскивалась из него, он жил той мелодией, которую исполнял в данный момент, точнее — проживал её, пропускал через себя, через каждую свою клеточку, чувствуя мотив не только всей душой, но и, кажется, всем телом тоже.

— Макс, когда ты играешь — то как будто трахаешься со своей виолончелью, — не раз прикалывался над ним Андрей; это была его излюбленная тема для стёба.

— Угу, — в тон откликался Макс, ласково оглаживая бока своего музыкального инструмента, — я и не скрываю, что это моя самая любимая девочка. У нас всё очень и очень серьёзно!

Впрочем, к каждой из своих виолончелей у Макса действительно было особое, нежно-трепетное отношение. Он помнил их все, начиная с раннего детства — буквально на физическом уровне, помнил голоса каждой из них. “Восьмушка”, “четвертинка”, “половинка”, “три четверти”…

Дома в Питере до сих пор лежал инструмент, с которым он заканчивал музыкальную школу — прекрасная немецкая виолончель. В колледж Макс поступал с инструментом работы австрийского мастера, на третьем курсе поменял на “француженку”, не смог удержаться — у неё был безумно красивый и волнующий тембр… Как бы пафосно это ни звучало, а каждая виолончель была частичкой его сердца, без которой он не представлял себе жизни.

Андрей играл на виолончели великого Доменико Монтаньяна* — он мог себе это позволить. Макс даже не завидовал, это было слишком бесценное сокровище, чтобы воспринимать его как банальный материальный объект. Он понимал, что едва ли сам когда-нибудь сможет позволить себе купить такую же виолончель, тем более, с каждым годом работы итальянского мастера росли в цене.

Сам Андрей во время игры сохранял безупречную выдержку: каждый его жест был полон внутреннего достоинства и уверенности в себе, его исполнение отличалось чистотой и чёткостью, практически каноничностью.

Макс уже не помнил, кому из них первому пришло в голову выступать дуэтом — не теряя собственной индивидуальности, они демонстрировали поразительно слаженный и гармоничный тандем, несмотря на абсолютно разные стили исполнения. Сначала они играли дуэтом классику, а затем, рискнув, принялись делать каверы на популярные эстрадные песни. В ход пошли и Майкл Джексон, и Фредди Меркьюри, и Уитни Хьюстон, и Селин Дион…

Профессор Тёрнер не препятствовал подобным инициативам, а, напротив, всячески приветствовал их и, поощряя, постоянно ставил дуэт Макса с Андреем во все показательные концерты колледжа. Преподаватель вообще не любил действовать по шаблонам и стандартным схемам: так, он считал абсолютно неправильным заставлять своих студентов штудировать строго оркестровые партии.

— Да, солисты — штучные люди, их единицы, — повторял профессор, — но вы всё равно должны непрерывно совершенствовать собственное мастерство, чтобы не затеряться в очередном симфоническом оркестре, даже если это будет очень хороший оркестр.

Разумеется, и Макс, и Андрей были настроены исключительно на сольную карьеру. За четыре года учёбы в колледже они приняли участие не менее чем в двадцати национальных и международных соревнованиях и были удостоены первой премии в абсолютном большинстве из них — иногда в дуэте, иногда по отельности. О них уже всерьёз говорила музыкальная тусовка Лондона, их приглашали выступать в Southbank Centre, в Wigmore Hall и, конечно же, в столь желанный и недоступный прежде Альберт-Холл.

Девчонки висли на них гроздьями: если бы Макс с Андреем захотели проводить каждую свою ночь с новой девушкой, им не пришлось бы прикладывать к этому ни малейших усилий — достаточно было не то что поманить пальчиком, а даже просто подмигнуть. Они начинали чувствовать себя настоящими звёздами, и, хотя иронизовали на этот счёт, беззлобно вышучивая друг друга и споря, чья популярность больше — а всё же в глубине души страшно гордились этим фактом.

И всё-таки, даже для них стало потрясением личное приглашение президента колледжа — принца Чарльза — выступить в Букингемском дворце…

___________________________

*Доменико Монтаньяна (итал. Domenico Montagnana, 1690 — 1750) — итальянский мастер смычковых инструментов (скрипки, альты, контрабасы, виолончели). Его виолончели обычного и увеличенного размеров славятся по всему миру, на них играли многие известные музыканты, такие как Александр Вержбилович и Анатолий Брандуков. Монтаньяна признан крупнейшим представителем Венецианской школы.

Разумеется, это был невероятная честь для них обоих, а также для их преподавателя и колледжа в целом. Далеко не каждый опытный и талантливый музыкант удостаивался права выступить перед членами королевской семьи — а тут речь шла всего-навсего о зелёных студентах!.. Некоторые однокурсники откровенно завидовали, но большинство восхищалось и давало парням шутливые напутствия “не опозориться” и “не ударить в грязь лицом перед его королевским высочеством”.

— Предупреждаю: без моего разрешения никого не лапать и не пить дорогое вино стаканами. Возможно, там соберётся общество…* — шутил начитанный Макс, а Андрей нервно ржал при этом.

— Ты-то чего дёргаешься? — недоумевал Макс. — Ты же у нас, Андрюшка, сам аристократ голубых кровей… тебе же не привыкать к подобным приёмам, разве нет? Наверняка в вашем доме запросто бывали и Ельцин, и Путин…

— …и Ленин, когда ещё был живым, — хмыкал Андрей. — А вот за “голубую кровь” сейчас кому-то в табло прилетит. И вообще, хорош издеваться! Я волнуюсь не меньше тебя.

— Слава богу, нас не к обеду позвали, а всего-навсего на потеху почтенной публике, — притворно вздыхал Макс. — Чего-чего, но есть во дворце я бы точно не смог! У меня первый же кусок застрял бы в горле.

— А вот это ты зря, кстати. Говорят, у них там недурно насчёт жратвы, — Андрей развернул свежий номер “Таймс” и выразительно зачитал вслух:

- “…На банкете в честь лидера Китая Ху Цзиньтао подавали палтуса с муссом из омара, за которым последовала оленина из королевского поместья в Балморале с соусом из мадеры и трюфелей. На закуску гостям предложили шоколадное суфле с манго и цитронами…”

— Господи, что такое цитроны?! — в панике завопил Макс, швыряя в друга диванной подушкой; тот ловко поймал её и послал обратно. — Нет, ты как хочешь, а все эти званые обеды не для меня. Я бы себя там ощущал, как Джулия Робертс в “Красотке”. Ну, помнишь, да? Сцена в ресторане — одна сосиска и восемнадцать вилок…

— Ты путаешь с анекдотом про голодных студентов, — фыркнул Андрей. — Но, откровенно говоря, мне тоже кажется, что обед с членами королевской семьи — это больше напряг, чем удовольствие. Постоянно себя контролировать… У них самих куча ограничений по поведению. Я слышал, женщинам даже нельзя сидеть, положив ногу на ногу.

— Какое упущение, — покачал головой Макс, — а я так хотел полюбоваться благородными ножками.

— На кого там любоваться? — Андрей пренебрежительно поморщился. — В королевской семье все тётки страшные, как на подбор.

— А мне принцесса Диана нравилась, — запротестовал Макс.

— Ну, Диана да, допустим, но кого ей предпочёл Чарльз? Эту Камиллу-страшилу… Надеюсь, Уильям и Гарри выберут себе в жёны девчонок посимпатичнее. Только боюсь, что баба Лиза сосватает им каких-нибудь очередных страхолюдин аристократического происхождения.

— Надеюсь, в связи с предстоящим выступлением в нашей квартире ещё не понатыкали жучков, иначе за “бабу Лизу” тебя точно не погладят по голове, — Макс с наигранным испугом приложил палец к губам.

— А как насчёт скрытых камер в обеих душевых? — принялся с воодушевлением фантазировать Андрей. — Представь, что старушка Елизавета самолично проверяет физическое состояние каждого постороннего человека, который удостаивается чести попасть во дворец!

— Да ну тебя, — отмахнулся Макс с досадой, — я же теперь там даже раздеваться не смогу…