Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия

— Чащин? — ахнула она. — С ума сойти… Какими судьбами?! Как ты, где ты? Погоди-ка, ты что, из самого Лондона звонишь?!

— Из самого Лондона, — терпеливо подтвердил он, едва удержавшись, чтобы не добавить: “И если ты не прекратишь тупить, мой телефонный баланс уйдёт в глубокий минус”. — Надь, у меня не слишком много времени, поэтому я сразу к делу. У тебя есть номер Леры?

В трубке повисла красноречивая пауза.

— Ммм… ну, как бы…

— Да не надо “как бы”! — психанул он. — Просто скажи, да или нет. Это такой сложный вопрос?

— Но Лера… она предупредила… сказала, что…

— Да. Или. Нет, — страшным голосом произнёс Макс.

— Ну да, да! — сдалась Наденька. — Но только я всё равно тебе его не скажу! Лерка не велела. Я не могу её подвести, извини.

Он перевёл дыхание. Что ж, китаёза как минимум предполагала, что он попытается её разыскать, и заранее предупредила подругу…

— Когда ты в последний раз с ней общалась? У неё всё хорошо?

— Ну… — Наденька добросовестно задумалась. — Кажется, после ноябрьских праздников созванивались. Всё нормально было, а что?

— А теперь послушай меня, — произнёс он внятно, словно вколачивая в её сознание каждое своё слово. — Набери её прямо сейчас. Сама. Видишь, я даже не прошу, чтобы ты дала мне её номер. Просто позвони… по-дружески… расспроси о делах. О здоровье. О самочувствии. Ни в коем случае не выдавай, что звонишь по моей просьбе. А я… я перезвоню тебе, скажем, через час. И ты мне всё-всё о ней расскажешь.

— А что случилось, Макс? — струсила Наденька. — У тебя голос такой… странный. У самого-то всё хорошо? С чего вдруг ты так забеспокоился о Лерке?

— Соскучился, — мрачно отозвался он. — Ну так что, сделаешь? Это правда для меня очень важно.

— Ну ладно… — пролепетала она не слишком уверенно. — Тогда с тебя — сувенир из Лондона! Привезёшь, когда будешь в родных краях?..

— Договорились, — буркнул он.

Этот час оказался едва ли не самым тягостным в его жизни. Макс и сам не знал, чего он больше всего боится — услышать, что с Лерой стряслась какая-то беда или что с ней всё хорошо?

Его буквально колотило от того, что он, наконец-то, перестал прятаться от мыслей и воспоминаний о ней. Впервые за долгое время позволил себе распахнуть глаза и дышать полной грудью, снова впустив косоглазую в свою жизнь: как будто распахнул настежь окно, и свежий ветер моментально вытеснил затхлый старый воздух. К худу или к добру — непонятно, но только у него больше категорически не получалось делать вид, что Леры не существует. Нет, она есть, где-то очень далеко от него, в другом мире — но она есть!

Существуют её дивные глаза, волшебно меняющие цвет в зависимости от настроения и самочувствия. Есть её голос, также способный меняться — от томного мурлыканья до злобного шипения. Её длинные густые волосы. Её шелковистая кожа. Её манящие нежные губы, которые — и помыслить об этом невыносимо! — вполне может быть, целует сейчас кто-то другой… Макс понимал, что всё ещё любит её — обречённо, без надежды на счастливое будущее, но всё же любит. Она проросла в него, пустила корни в сердце и душе, её невозможно было ни вырвать оттуда, ни вычеркнуть, ни забыть. И если бы не уход Пигги — он, возможно, ещё долго не понимал бы столь очевидных вещей. Розоволосая флейтистка выполняла в его жизни незатейливую, но важную функцию — заполняла собою образовавшуюся после Леры пустоту. Похоже, он был для неё примерно тем же самым вспомогательным средством… Теперь же, вновь оставшись с открытой раной в сердце, он захлёбывался в собственных воспоминаниях, как в крови.

Чтобы хоть чем-то занять себя, Макс отправился на кухню и поставил чайник, а затем принялся готовить завтрак, хотя при мысли о еде к горлу подкатывала тошнота. Взгляд то и дело съезжал на часы — неужели прошло всего только пять минут?.. Десять?… Двадцать?.. Время тянулось невыносимо медленно.

Он через силу позавтракал, тщательно вымыл посуду и лишь затем с облегчением убедился, что данный им Наденьке час времени уже истёк.

Она сняла трубку только после пятого гудка. Макс чуть не поседел за это время.

— Алло, — томно откликнулась Наденька.

— Ты дозвонилась до Лерки?! — выкрикнул он чуть ли не в истерике.

— Господи, Макс, что ты орёшь? Дозвонилась, конечно. Мы с ней минут сорок очень славно болтали…

— Как она?

— Да всё хорошо. Я вообще не понимаю, чего ты так всполошился. Готовится к очередному показу, снимается для журналов, и, кстати, пару недель назад вернулась из Лондона…

Макс почувствовал себя так, будто его ударили под дых.

— Лондон? — переспросил он в замешательстве. — Лера… была в Лондоне?

— Ну да, а что тебя так удивляет? В Англии активно интересуются модой, ваши девушки и женщины тоже хотят выглядеть стильными и красивыми… кстати, ты там как, ещё не всех перепробовал? — не удержалась она от шутки.

Дура, нашла время… Ему же было совсем не до смеха.

Лера приезжала в Лондон. Она была здесь, рядом. В этом же городе. Под одним с ним небом. Быть может, гуляла по тем же улицам, где ходит Макс. Заглядывала в те же магазины. Чёрт, это было невыносимо — знать, что они находились так близко и при этом так далеко!

— …Я даже ненавязчиво поинтересовалась у неё о тебе, — продолжала Наденька.

У него внутри всё оборвалось.

— Заче-ем, — застонал он, — господи, зачем? Я же предупреждал… ни словом, ни намёком не выдать, что это я тебя попросил!

— А я и не выдала. Не беспокойся, она ни о чём не догадалась. Я спросила её как бы между делом, типа — к слову пришлось. Мол, Макс же тоже в Лондоне, случайно нигде его не встретила?

— А она что? — вмиг охрипшим голосом поинтересовался он.

— Ответила, что у неё особо не оставалось времени на прогулки. Да и о тебе, честно говоря, она в те дни даже не вспоминала… Сказала, что было слишком много работы.

— Ясно.

— Макс, да что с тобой? Ты звучишь, как… совсем больной. Всё в порядке? — уже всерьёз забеспокоилась Наденька.

— А что… что она ещё говорила? — так же хрипло спросил он, едва справившись с дрожью в голосе.

— Да зачем тебе это? Всё ещё злишься из-за того аборта? — осенило вдруг Наденьку. — Ты разве до сих пор не простил её? Мама рассказывала, что вы тогда в палате так орали друг на друга — аж в коридоре было слышно…

Дура. И правда, набитая дура.

— Я не злюсь, Надь, — выдохнул Макс устало и почти спокойно. — Я её люблю.

Она потрясённо ахнула.

— И… что ты собираешься с этим делать?

— А что я могу с этим поделать? Жить. Я с этим уже полтора года живу, пока не сдох.

— Макс, мне что-то не по себе, — жалобно сказала вдруг Наденька. — Ты точно в порядке?.. Блин, надо мне было всё-таки поподробнее расспросить Лерку о тебе, об её отношении…

— Не надо, — перебил он, — это совершенно лишнее.

— Но ты ведь сам только что сказал, что любишь…

— И что это меняет? Я люблю её вне зависимости от того, со мной она или где-то далеко. Однако, раз Лерка просила тебя не давать мне её номер телефона… полагаю, что она совсем не готова впустить меня обратно в свою жизнь.

— И всё-таки, это как-то неправильно, — растерянно откликнулась бывшая одноклассница.

— Спасибо за то, что помогла, — категорично отрубил Макс. — С меня сувенир, я помню. Пока.

— Но…

— Пока, Надь, — повторил он и отключился первым — торопливо, пока его окончательно не затопили эмоции. Предательские эмоции, которые овладевали им даже на сцене — и выдавали все его чувства с головой, заставляя ощущать себя так, будто с него содрали кожу. На сцене он худо-бедно справлялся: прятался за Музыку, за свою виолончель, за зрительские аплодисменты. Но в жизни… в жизни притворяться, что всё хорошо, и контролировать себя, было куда сложнее. Он научился этому гораздо позже.

Музыкальная карьера Макса развивалась стремительно. Впрочем, так же, как и карьера Андрея. На двух выдающихся молодых виолончелистов быстро обратили внимание — они ещё были студентами, когда начали получать приглашения на многочисленные престижные музыкальные конкурсы и сборные концерты.