Путы для дракона - Сергей Радин

— О лабиринте мы почти ничего не знаем. Тогдашний ты вошёл в лабиринт вместе с Виком, хотя Вик не особенно желал туда попадать. Вы пробыли там не более пяти минут. Первым вылетел сокол. ОН летел низко и вслепую.

— Мой Микки сорвался ему навстречу и крыло в крыло привёл ко мне, — медленно, вспоминая, проговорил Рашид. — Вика я поймал. Он не мог стоять, всё заваливался, будто не мог удержать равновесия.

— А за ним вышел ты. — Док Никита запнулся и оглядел всех. — Если я буду рассказывать всё подряд, он откажется идти.

— А если не расскажешь, Леон не будет готов к походу в эту штуку — угрюмо возразил Брис.

Но Леону было уже всё равно, расскажут ли ему кошмарную повесть в духе Гоголя, смягчат ли повествование победным финалом. В нём росло и крепло только одно желание — уйти из этого города. Он уже многое успел испытать здесь: удрать от "тараканов"; каким-то, ему самому непонятным способом уничтожить "блинчиков".

Нетерпение исподтишка подзуживало Леона немедленно приступить к делу. И, если бы не полное непонимание происходящего, он бы решил, что вернулась первая личность. Но самое главное, что он привычно придерживался принципа: любое дело когда-нибудь закончится, так чего же тянуть с его началом? Возможно, этот принцип перешёл к нему от Леона-первого, поскольку явно принадлежал человеку действия. А именно таким Леон-первый представал по рассказам его друзей. Е г о — слово поцарапало… "А кто они для меня?"

— Прекратите искать, чем подсластить пилюлю, — сказал он. — Чем больше подробностей, тем легче. Итак, я вышел. И?

— Ты был похож на человека, внезапно оглушённого взрывом. Ты видел нас, но говорить не мог. Позже, когда пришёл в себя, сказал, что эта штука имеет все шансы быть названной "зеркальным лабиринтом". Времени у нас не было, поэтому о том, что произошло внутри, ты выразился так: в лабиринте каждая секунда имеет своё физическое пространство. Подробности обещал позже. Так что мы представления не имеем, что там, внутри…

— А почему вы решили, что в лабиринте может быть кто-то из команды? А если и так, вы думаете, они ещё живы? Если уж тот Леон, которого вы знали, плохо себя чувствовал…

— Ну, во-первых, втихомолку Игнатий и Роман пробовали войти в лабиринт. Роман — тот вообще любит, где поопаснее, и терпеть не может уступать Леону… Тебе… Но вход в лабиринт надо рвать с разбега. Так он не пускает. И мы вовсе не уверены, что ребята там. Повторяю: наши птицы видели движение там. Может, ребята спасались от неожиданной опасности? Возможно, они даже и не поняли, что попали именно в лабиринт? Говорить об адаптации к условиям лабиринта ещё рано, но… Всё может быть.

— Так лабиринт на карте не единственный в городе?

— Взгляни на карту, Леон. Мы исходили из предпосылки, что команда не уйдёт далеко от берега. Всё-таки здесь можно наловить рыбы. Здесь и безопаснее — во всяком случае, ловушек мы не встречали, а "блинчики" моря боятся, как ни странно. Из-за солёной воды? Наверное. В побережной части города мы нашли четыре места, похожих на лабиринт. Учти, мы так и не поняли, почему ты назвал эту аномалию лабиринтом, да ещё зеркальным.

— Ладно, — сказал Леон, поднимаясь, — показывайте ваши аномалии.

— Секундочку! — жалобно воззвал ко всем Игнатий. — Нам бы ещё одну проблему решить… — И блаженно ухмыльнулся. — Не осталось ли на донышке сего великолепного термоса хотя бы по глоточку этого бесподобного кофе?

… Без сокола на плече шёл только Брис. Поглядывая на него, Леон заметил, что чувствует он себя очень неуютно и частенько с завистью и нежностью следит за птицами товарищей. Самому Леону пока только нравилось ощущать сидящего на ремешках Вика и чувствовать изредка его мягкое покачивание. К тому же Вик, вероятно, сообразил, что с хозяином не совсем всё в порядке: Леон то и дело натыкался на жёсткий изучающий взгляд птицы.

Идти по городу, к своему несчастью угодившему под бессмысленно старательные удары гигантского молота, несколько жутковато. Изящные элементы, угадываемые в обломках, складывались, правда, с трудом в общий облик лёгкой архитектуры, присущей приморским городам. Если не замечать хаоса погрома, но сосредоточиться на двух-трёх мраморных ступенях, на перламутрово блистающей отделке уцелевшей колонны, нетрудно восстановить в воображении сверкающий на солнце город-призрак.

Зачем? Кому понадобилось крушить в кашу лёгкие формы воздушного города? "Тараканам"? "Тараканы" — песок. Может быть, варварская расправа с городом как раз и стала результатом их злобы по поводу собственной аморфности?.. Грубо. За уши притянуто. "Тараканы", скорее, похожи на въедливых контролёров тщательно проверяющих развалины на предмет непрошеных гостей. "Ты пытаешься делать вывода на основе микроскопических знаний, — напомнил себе Леон. Почти одновременно всплыла мысль: — Док Никита тоже кое о чём умолчал. И его умолчание не связано с их уверениями, что я и так всё вспомню сам. Наверное он боится, я не захочу выполнить необходимое…"

Вик по ремням с руки допрыгал до шеи Леона и нахохлился, вцепившись когтями в воротник и головой почти касаясь уха хозяина.

— Здесь, — сказал Рашид и махнул рукой вперёд.

Впереди чуть высилась — часть террасы? — небольшая, словно аккуратно подметённая площадка. Леон с сомнением оглядел её, но ничего особенного не заметил. Зато, кажется, заметил Вик: он взъерошился и ещё больше нахохлился.

— Почему именно здесь? Вы же говорили, лабиринтов несколько.

— Нет, мы только предполагаем, что их несколько. Здесь, на побережье, этот единственный. А насчёт присутствия людей — у нас опора на птиц.

— И всё-таки, почему вы сами не пробовали войти туда?

— Мы плохо ориентируемся во времени, — с заметным раздражением ("Не понял очевидного? Ах, да! Ты же…") сказал Рашид. — Наши соколы ясно показывают, что люди в лабиринте есть. Но птицы не могут определить, в каком времени люди зашли туда. Я думаю там остальные трое. Или кто-то из них. Если честно, мы сами столько раз меняли временные уровни, что сейчас не знаем, где именно находимся. Чудо что Вик разыскал нас.

Кажется, он добавил последнее признание в качестве извинения за резкость. Но Леон, кроме признания уловил во вполне невинных словах ещё кое-что: Вик и Леон лучшие, а значит — дорога им, лучшим, в саму преисподнюю.

Он вдруг вспомнил Мишку в выпускном классе, недоумение долговязого мальчишки: "Пап, у Горького вот читаю здесь: "Красивые всегда смелы". Почему красивые люди всегда обязательно должны быть смелыми? Нам училка объясняла, я ничего не понял… Что-то по типа внимания. Я что — дурак такой, что ли? Ничё не понял". Леон сразу сообразил, что речь идёт о "Старухе Изергиль": он с Мишкой по всем предметам до выпуска шёл. "Красивые в толпе сразу выделяются отсюда им и особое внимание. А раз человек красив, то и дела его должны быть хороши. Так думают окружающие. И людям с красивой внешностью приходится делать всё, чтобы оправдать сложившееся о них мнение — даже если они по характеру другие. Ведь, разочаруй они людей в себе, что будет?.. Вот то-то же. Только не забывай, что высказывание принадлежит человеку, который насмотрелся на грязь в жизни и немного идеализирует человеческую красоту… Впрочем, вру. Это личное представление Горького о красоте. Если ты вызываешь у людей восторг своей прекрасной внешностью, то и внутренне соответствуй ей. Это называется гармония". Мишка подумал и вздохнул: "Ага, соответствуй. Жуть". Леон посмеялся: "Ладно, не переживай. Горький не первый и не последний пытался нарисовать портрет идеального человека. Тебе будет лучше, если ты заменишь слово "красивый" на слово "лучший" и выкинешь из своего лексикона цыплячье "по типа". Мальчишка так и вскинулся: "Почему — цыплячье? У нас в школе все так говорят!" Пришлось объяснить: потому и говорят, что желторотики инкубаторские: один пискнет неправильно — другие и рады повторить…