Путы для дракона - Сергей Радин

— Ребята тоже не хотят уходить от берега, — услышал Леон шёпот Бриса. — И что-то мне не нравится, как ведёт себя Вик… Так, Леон, подожди. Переходим вместе.

Горячие пальцы Бриса снизу легли на кисть Леона, будто помогая поддерживать Вика.

И они шагнули.

И не успели они поставить ноги — так показалось — как Брис мощным толчком отшвырнул Леона от себя, а сам прыжком упал на дорогу — и автомат в его руках коротко рявкнул.

И Леону почудилось, что Вик перенёс их к обвалившимся домам, потому что увидел нависшую над собой серую стену, но не понял, почему в неё стреляет Брис.

А потом он увидел, что стена живая. Она колыхнулась над ним на манер морского ската. Он ещё не совсем понимал, поэтому медленно воспринимал, что "стена" сплошь усыпана веснушчатой рябью.

А потом "стена" зашевелилась, рябь выпучилась, словно недовбитые шляпки гвоздей — и тут Леон увидел, что "стену" пересекает кривая щель, и эта щель растёт, раскрывается, будто "стена" решила переломиться пополам, и мелькнула абсурдная мысль: Брис своими выстрелами перерезал живую плоть… Но всё никак не мог поверить в реальность… Этого не может быть, потому не может быть…

Грохот смачных шлепков, резкие крики людей, тарахтящие автоматные очереди…

Что за булыжник упирается ему в поясницу?..

Он смотрит, не умея, забыв моргнуть…

Кривая щель вздёрнулась в середине, открыв на мгновение круглую пещеру. Со дна пещеры вдруг вылетели коричневые мешки, брызгая тёмно-жёлтой жирной жидкостью. Один мешок упал рядом с Леоном, жёлтая капля шлёпнула на его пальцы — и зашипела, запузырилась кожа…

Кто-то жутко вскрикнул недалеко. Вокруг вскрика поднялся гомон других голосов.

Но они, эти голоса и звуки, болезненные ощущения и резкая тяжёлая вонь, ушли куда-то далеко.

Леон лежал на спине, под склонившейся к нему "стеной". "Стена" медленно втягивала в щель мешки, точно внутри неё кто-то спрятался, неразумный малыш, и баловался таким образом, выбрасывая и забирая мешки на толстых тросах вместо верёвочек: "Входит! И выходит! И входит!"

Над щелью, куда "входили" мешки, слезливо смотрел на Леона длинный, сдавленный набрякшими веками глаз.

И Леон безучастно смотрел в этот глаз.

А шляпки гвоздей то вжимались в "стену", то вспучивались.

4.

Он перестал быть человеком. Он стал нечто, взрезывающее границы плоти и проникающее вовнутрь предмета. Это было легко. Он легко прошёл слизь на границе глаза, внимательно рассмотрел, что собой представляет сам орган. Глаз был обыкновенным, примитивным по своему строению. Поэтому Леон сначала решил отказаться от путешествия по странному организму, который он сначала принял было за стену. Однако его беспокоила мысль: а вдруг организм упадёт на него? Что будет? Пришлось продолжить исследования.

Быстро надоело. Главное он уже понял. Мешки — желудки чудовища. Торчащие шляпки гвоздей — присоски. Скат-звезда?

Неожиданный бесшабашный смешок защекотал внутри. Заперт в комнате с чудовищем. Ну, надо же… Когда это они успели?.. Пока одно нависало над ним, появились другие. Крики стихли. Теперь он был не то что в комнате — в колодце, чьи стены, утыканные психованными гвоздями (любопытными и пугливыми: то выглянут, то спрячутся), нежно колыхались.

"Четыре штуки? — лениво подумал он. — Нет, пять. Чего ж они ничего не делают?"

Делали: колыхались всё ближе и ближе. Внутри "колодца" становилось темнее…

А внутри Леона, будто в пустоте, будто заново натягивая кожу на свои — не Леона — мышцы и кости, рос кто-то другой. Чужак был явно не созерцателем. Он предпочитал действовать. Он решительно наполнил собой тело Леона, мигом оценил обстановку и, приподнявшись на локтях, представил себе…

Леон, чувствуя себя отодвинутым в сторону в собственных мозгах, сделал попытку деликатно подглядеть, что там вытворяет незнакомец. И в этот момент чужак заставил Леона быстро повернуться лицом к земле и закрыть лицо руками. Удивлённый Леон подчинился.

Шёл дождь. Он грохотал исполинскими каплями — чуть ли не с кирпич! — и почти такими же тяжёлыми. Из-за этого дорогу, где лежал Леон, стало быстро заливать вонючей липкой жижей.

Дождь скоро кончился, а его "осадки" всё прибывали и прибывали… Леон с трудом поднялся, встряхнулся и услышал:

— Вон он! Живой! Командир, иди на голос!

Он даже перешагивать не мог — залило выше колена. Весёлые грязные люди поджидавшие его у края "лужи", помогли пройти оставшийся путь.

Тепло начало заливать сердце, когда он разглядел над их головами стремительно пронзающих воздух птиц. Четыре сокола. Колдовское зрелище — четыре маленьких реактивных самолёта, которые с резкими вскриками радости и торжества чёрт те что вытворяют в пространстве.

Он оглянулся, пока с него снимали оружие и одежду. Куда делись скаты? Уже подсыхающий сверху студень слегка покачивался, тонкие струйки от него разбегались к ещё целым придорожным бордюрам. Что произошло с чудовищами, почему они вдруг перестали существовать?

— Ничего страшного, просто шок, — сказали у него за спиной, и Леон обернулся.

Полуголые люди стояли вокруг, один — чуть в стороне. Брис передавал ему по одной вещи, а он зачем-то вытягивал руку в сторону, держал так вещь секунды две-три, встряхивал и отдавал снова Брису. Леон увидел сначала свою футболку, потом джинсовую рубаху — только что обляпанная и пропитанная жирной жижей, одежда стала приятно сухой. Он не стал спрашивать, в чём дело, — по примеру остальных отёр с тела ошмётки и грязноватые потёки; более тщательно, чем док Никита (он узнал его, когда, обернувшись в очередной раз, кареглазый парень подмигнул ему), встряхнул одежду: мгновенно просохшая в руках дока Никиты, одежда была заскорузлой и твёрдой, кое-где её пришлось даже промять.

Наконец все оделись, прочистили оружие.

— Присядем? — предложил Брис.

Присели. Неловко и смущённо оглядывая на парней, Леон узнал Рашида и Игнатия. Неразлучная парочка счастливо таращилась на него, сияя широченными улыбками. А у Леона опять вдруг возникло впечатление комнаты, только на этот раз комнатой был он сам. И, наверное, форточка открылась от сквозняка. Он заглянул в форточку и увидел Рашида в окружении одинаковых пацанят.

— Тройняшки, — прошептал Леон.

Рашид кивнул.

— Хо, помнит! Брис, почему ты сказал — ничего не помнит? Моих близняшек-тройняшек он же помнит.

— Я сейчас вспомнил. Увидел вдруг.

— Командир, а про меня что помнишь? — с надеждой спросил Игнатий.

Но комната пуста. Форточка закрыта и не поддаётся. Леон "огляделся", увидел дверь, но даже подходить к ней не стал: засов её как будто перечёркивал. Он хотел в качестве извинения улыбнуться Игнатию, но улыбка не получилась. Лицо одеревенело от нахлынувшего отчаяния.