Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

Может, Джони и вправду её изнасиловал? – ужасался Митя. Не зря он в своих дневниках ссылался на некоего Муза. Они работали вместе, но в какой-то момент их отношения испортились. Внезапно Муз затаил обиду и всё ходил за Викой, словно оберегая её. Джони не знал, что и думать. К тому же он ревновал. «Это немыслимо (или как-то так, Митя точно не помнил), – признался Муз. – Сначала вы надругались над нею, а теперь требуете её расположения». Требовал – громко сказано. Джони стеснялся даже заговорить с ней. Насчёт ревности – так он её и к унитазу ревновал.

Как выяснилось (Митя загуглил этого Муза и кое-что разузнал о нём), до разлада между ними он неплохо относился к Джони и у него не было ни единой причины ссориться с ним. А вообще интересно. Муз оказался из тех молодых людей, кто страстно мечтал о карьере элитного фотографа. Впоследствии он получил-таки работу в одном из модельных агентств, но на этом всё и закончилось. Ещё один артист шоу-бизнеса, улыбнулся Захаров.

– С чего ты взял? – спросил Джони.

– Она сама сказала, – ответил артист.

Джони наорал на него. Тяжесть обвинения привела его в ступор. Два заговорщика, – эти Partner In Crime (одна из красивейших композиций Over It), – в один момент перечеркнули все его радужные представления о дружбе, чести и достоинстве. Вскоре он уволил его.

– Вы не имеете права, – возмутилась Vi.

– Как оказалось, имею, – возразил он. – Сам ведь взял.

И точно – Митя выяснил в отделе кадров. Они с Джони были знакомы по прежней работе. Муз любил фотографию, знал «Фотошоп» и в целом производил впечатление приличного человека. Джони, не раздумывая, устроил его в «Прекрасный мир», о чём впоследствии пожалел, но ничего теперь не попишешь. «Ничего теперь не попишешь, – размышлял Джони в первой части своих дневников. – Как бы мне хотелось вернуть всё назад. Проснуться однажды и не знать всей этой гадости, которая подстерегала всех нас в будущем».

Вот Митя и думал: ЗАЧЕМ?

Как будто он и вправду отвечал за эту компанию недоумков, не сумевших унять свои животные инстинкты. «Как унять эту свору, блядь?» – припомнил он «Сегодня ночью», и надо же – помогло.

Спустя месяц Вика написала ему письмо. Письмо было длинным и полным сожаления. «Не сразу разобралась в вашей программе, – писала она, – но когда разобралась – не могла оторваться. – Однако же меня притягивал не столько Джони (уж он-то мне известен), – продолжала Россохина, – сколько ваша манера подать его».

Что ещё за манера? – удивился Митя. А вот что. Вика сразу же объяснила. «Стильно, – сказала она. – Интерфейс, звук, подача сцены, качество графики, не говоря уже о диалогах».

– Откуда вы взяли эти тексты?

– Джони написал. Я же вам говорил ещё в первый раз. Четыре увесистые тетрадки дневников.

В какой-то момент он растерялся. Казалось, что Митя где-то ошибся, и теперь его хотят подловить. Нет, Вика и вправду ЧТО-ТО.

– Мой роман с ним длился ровно три минуты, – сказала она. – Здесь же драма, затянувшаяся на шесть лет.

– Так для него это и была драма.

– Вы что-нибудь добавили к тексту?

– Нет.

Он и в самом деле ничего не добавлял. Он даже не подумал об этом. Хотя стоило бы – Митя озадачился; в будущем он мог бы развить эту идею. Зато кое-что стало проясняться. Вероятно, Джони несколько отдалился от документального изложения. Что касается Мити – он лишь ввёл записи в Access и наладил связи. Он словно работал синапсом головного мозга – соединял колеблющиеся мысли.

– Я думала, это просто дневник.

– Наверное, он был художественным, – ответил Митя. Захаров не понимал, радоваться ему или нет. – Так я и сам не знал, – признался он.

– Слушайте, да это кино какое-то. Просто Голливуд, – рассмеялась Vi.

Они перешли на скайп. Наконец-то он увидел её в on-line. Митя переключился с экрана на очки, надел гарнитуру и прилёг. Только теперь, услышав её искренний смех, он понемногу приходил в себя.

Кино? Пожалуй, что так. И Захаров являлся частью этого кино. Фильм основывался на реальных событиях. Сценарий был так себе, а игра актёров вызывала тревогу. Взять хотя бы Vi. Митя никак не мог понять – где она играет, а где у неё обеденный перерыв. Не говоря уже о Джони – тот явно любил приврать. Вот и ещё одна дилемма: где грань между враньём и вымыслом? Может быть, в интонации, терялся Захаров, в контексте или в сиюминутном настроении – как знать? В общем, Митя путался.

Накануне он разговаривал с Жемайбук. Поработав с виртуальным Джони, Кэт смутилась. «В реальности мы не занимались любовью! – воскликнула она. – Он всё наврал».

Наврал, но как?

– Вам не понравилось? – спросил Захаров.

– Сначала нет, – Кэт задумалась. – Но заниматься сексом с вашей программой довольно приятно.

Как видим, Жемайбук болезненно отреагировала на неправду о своей интимной близости с Джони, но в то же время Кэт позабавил его сценарий и тем более «фильм», снятый Митей. Голливуд – как верно заметила Вика Россохина. В быту, таким образом, неправда воспринимается как враньё, в кино – как вымысел. То же касается и в целом искусства: вы можете врать, сколько хотите – это вымысел. Производная вашей фантазии. Важнейший показатель внутренней свободы – вы словно воспарили над реальностью и врёте, создавая свой прекрасный мир.

– И как я вам? – спросила Vi.

– Гораздо лучше.

Оставался вопрос о бюджете этого кино. Бюджет был минимальным, и всё же. Судя по Джониным записям, постановка отнимала всё его время. Он забросил дом, семью, порвал с друзьями и перестал заботиться о себе. Стоимость программы, заказанной Митей в НИИ ТП была и вовсе смехотворной. Относительно Vi Захаров лишь догадывался. Но насколько он понимал, Вика особо не тратилась. В сущности, это было не её кино. Отведённая ей роль выглядела по меньшей мере странной: её регулярно снимали, но в кадр попадали лишь эпизоды. Редкие фрагменты, и то – как воспоминание о ней или метафора на её основе. Она не понимала ни Джони, ни его SMS, составленных на чистейшей кириллице.

ЧИСТЕЙШАЯ КИРИЛЛИЦА

Митя не без труда отыскал это эссе среди Джониных заметок и, по правде сказать, испытал облегчение: это было правдивое эссе. Оно будоражило сознание и наводило на печальные мысли. Вместе с тем Джони не делал никаких открытий. Он использовал общедоступные данные, систематизировал их и хотел разобраться, что к чему.

«Там, где русские буквы, – что-то не так», – писал он 26 января 2008 года, в субботу, глядя по Би-би-си, как обустраиваются болгары с сербами. Одни не успели попасть в Европу, как тут же вернулись к коммунистическим идеям. Другие до сих пор отрицали резню в Сребренице (в период 11–13 июля 1995 года сербы убили около 10 тысяч безоружных боснийских мужчин от 13 до 77 лет).

И это только начало. Вот список стран, использующих кириллицу в своих языках: Белоруссия (67-е место по уровню жизни, данные РБК), Босния и Герцеговина (62-е), Болгария (54-е), Казахстан (79-е), Киргизия (110-е), Македония (66-е), Монголия (116-е), Россия (65-е), Сербия (данных нет), Таджикистан (122-е), Украина (77-е), Черногория (данных нет). Добавим сюда Абхазию (абхазский язык), Приднестровье (молдавский язык с кириллическим письмом) и Южную Осетию (осетинский язык).

Ни одна из приведенных стран (спорных территорий) и близко не соответствует современным стандартам цивилизованности. Большая часть их населения не получает даже минимальных услуг (свобода слова, правдивая информация, равные возможности, безопасность, образование, оплачиваемая работа, трёхразовое питание и приличная одежда). «Что толку упражняться с кириллицей? – вопрошал Джони, а заодно и делал вывод: – По благосостоянию кириллица превосходит лишь мероитское письмо и клинопись».

Складывалось впечатление, что Джони чурался своего языка. Вероятно, поэтому он писал НЕПОНЯТНО и использовал максимум аллегории. Он словно дистанцировался от кириллицы, предполагая, что кто захочет, тот и так поймёт. Возможно, это и был его главный критерий близости с окружавшими его людьми.

В конце работы Джони устремил взгляд в будущее, но не увидел там ни одной обнадёживающей новости: Россия продолжит экспорт нового коммунизма, возникнет так называемое Содружество стран-героев (СС), а русские буквы станут обязательными для лагерной письменности. «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Путин», – припомнил Митя крылатый слоган сообщества русскоязычных форумов в ходе последних президентских выборов. И точно – Джони оказался прав. Год или два назад на кириллицу перешла Венесуэла, затем Палестинская автономия, Никарагуа, Иран, карликовое государство Науру и добрая половина африканских режимов. Спустя время в СС вступили также Китай, Северная Корея и Тувалу из Полинезии – «самая счастливая страна», если загуглить.

Так что же побудило Вику позвонить?

Митя терялся в догадках, как будто строил дом на Ростокинской улице – безо всякой документации и по наитию.

– Почему вы решили позвонить? – спросил он.