Магазин потерянной любви - Константин Шеметов

Во-первых, Джони сам отыскал и предложил Элис для работы в их офисе. Можно сказать, через десятые руки, но, так или иначе, Элис была знакома с Vi, а для него это было невероятно важным. Присутствие Гончаровой в его понимании придавало их связи особую утончённость. На фоне разлада с Викой Джони не знал, как быть, и хватался за любую возможность угодить ей. Глупо, конечно, но влюблённые – всегда дураки, тут и думать нечего. Получив надежду, он словно обрёл второе дыхание, и, надо сказать, не зря. В своих последних записях Джони не раз признавался, что это был лучший период его отношений с Vi. «Что бы ни происходило, – писал он, – всё в кайф. Ждать утра и думать только о ней. Нестись на работу только оттого, что там Vi. Весь день быть рядом, а чувствуя её холодность, жить следующим днём». Сам воздух в офисе был заряжен любовью. Элис и Вика прекрасно ладили. Они сплетничали, хихикали, а то и заливались безудержным смехом. Офис будто ожил. В Джонином представлении ожил весь мир, не говоря уже о счастливом будущем его страны. Молодые, красивые демократы всем своим видом давали понять: коммунистический период пройден. Мы полны надежд и оптимизма. «Нам удалось выжить после проигранной войны, – вспоминал Джони. – Так не бывает. Vi чудесна, и я люблю её».

Во-вторых, роман Алисы и Губанова оказался совершенно неожиданным для Джони. К тому же он развивался чересчур стремительно. Все понимали, что любовь там – в отличие от Джони с Vi – взаимна, и это создавало довольно странную психологическую обстановку. Две пары подспудно чувствовали влияние друг друга. Счастливая пара становилась ещё счастливей, а несчастливая ещё несчастливей. Но если Вику это лишь забавляло, то Джони – и не поймёшь: он кидался от эйфории к суеверию. Ещё бы, думал Митя, Джонина любовь отскакивала от Vi и передавалась другим. Совершенно чужие люди получали её бесплатно и в свободное пользование. Тот самый случай, когда красота и в самом деле спасала мир. Любовь представала счастливым вирусом. Вирус проникал в душу и раскрывал её лучшие стороны. Он проникал в мозг, вынуждал думать и принимать верные решения.

В-третьих, любовь Гончаровой и Губанова испугала начальство. В любви они увидели ВЫЗОВ, и если до сих пор дремали, то вдруг проснулись, учуяв угрозу самому своему существованию. Начались нападки, обнаружились стукачи, пошли сплетни, Джони словно прозрел. Он не верил своим глазам и проклинал свою прежнюю наивность. Красота не то что не спасала мир – она губила его. Вот вам и Губанов с Гончаровой. Достоевский с Пушкиным. Зло оказалось во сто крат сильнее. Так что и вправду это был не просто служебный роман.

Митя знал об этом из Джониных записей, но не знал продолжения. Алексу предложили перейти на другую должность, он отказался и вскоре уволился. Алиса некоторое время держалась. Как и Жемайбук, она надеялась на здравый смысл, но ни о каком здравом смысле не могло быть и речи. Через год она ушла, уступив место Наташе Рёнэ. Гончарова, подобно жёнам декабристов, отправилась в ссылку. Это была солидарная ссылка. Вынужденное изгнание. В своём роде эмиграция, и Митя хотел узнать, что было дальше.

– Что было дальше? – спросил он у Элис в Живом Журнале.

– Ничего, – ответила она. – Мы поженились. В Сибири, знаете ли, скучно. Лёша плотничал, а я продавала колбасу на базаре. Летом ходили по грибы, а зимой топили избу и слушали Брамса по граммофону.

– Алиса – добрейшей души человек, – подключился Алекс, довольно тучный мужчина, краснощёкий и наполовину лысый. – Да она просто выходила меня, мать Тереза. Так бы и умер, не пожив.

Четырнадцать лет назад они и вправду были молодыми людьми. Жизнь у них только начиналась. Не получив высшего образования, Губанов много работал физически: сначала разнорабочим на стройке, затем дровосеком, водителем самосвала, а когда подвернулась возможность, устроился автомехаником на ремонтную базу. Алиса собирала мох, разводила скотину и плела на продажу макраме. Скопив немного денег, они перебрались в Китай, а там и в Японию, на Хоккайдо.

Тут-то и началась охота на овец.

Примерно через месяц им позвонили из русского посольства и пригласили на беседу. Никаких бесед, решил Алекс. Он и раньше отличался бесстрашием, а теперь и вовсе не собирался уступать. Они оставили Дзюнитаки и переехали в Кусиро. Затем в Мияко на Хонсю и наконец в Токио, где получили статус беженцев.

– Эти подонки охотятся и сегодня, – написала Элис. – Путинские прихвостни. Что ни день, они так и пасутся у нашего дома.

– Придут и стоят, – вставил Губанов. – То закурить попросят, то иену.

– А как там Джони? – оживилась Алиса.

– Джони в бегах, – ответил Митя. – Писал памфлеты на Россию, уехал из страны, печатался в «Ардис», а где теперь – никто и не знает.

В целом же Митя был доволен. Эти двое числились официальными беженцами. Через год-другой они получат японское гражданство, у них есть крыша над головой, работа и чашка ароматного кофе в «Старбаксе» (Starbucks) у станции метро «Сибуя».

К Рождеству Элис решилась позвонить, и они наконец-то поговорили вживую. Митя так и представлял её то в отеле «Дельфин», то у пастбища в Дзюнитаки. На самом деле она звонила из офиса за счёт компании, где занималась дизайном одежды. Закончив институт кройки и шитья в подмосковном Королёве, Элис только и мечтала о карьере дизайнера. Её модели пользовались успехом. Как специалист она была на хорошем счету и ждала повышения.

– Вы не поверите, Митя, – вдруг воскликнула Элис.

– Да что случилось?

– Здесь и вправду есть отель «Дельфин». Лёша писал для них программы.

– Алекс? – переспросил Захаров.

Около полугода назад Алекс устроился в Sony Pictures. Сначала разнорабочим, затем сторожем и электриком. Вскоре он починил им с десяток компьютеров, установив на каждый пиратское ПО, за что получил благодарность и был переведён в системные администраторы. Чуть позже, оценив его смекалку и усердие, руководство предложило Губанову должность программиста. Он успешно прошёл конкурс и теперь с недоумением оглядывался в своё прошлое дровосека.

Ну что тут скажешь? Митя лишь удивлялся – какой идиотской подчас выглядит судьба. С другой стороны, удивляться было и нечему: дистанция между профессиями надумана и лишь подтверждает всеобщий абсурд.

– Алекс, – ответила Гончарова.

Голос у неё вдруг ослаб и она погрустнела.

Митя дважды перечитывал «Охоту на овец» Мураками и теперь прекрасно понимал её состояние. Элис была набожной и никак не могла остаться равнодушной к скелетам в музее писателя. Скелеты в её представлении были потерянной любовью, а любовь – это Бог, возвращалась она к одному и тому же.

– Любовь – это Бог, – продолжала она. Ваш магазин, о котором вы говорили…

На секунду Алиса запнулась, но тут же взяла себя в руки и попросила Митю изготовить ей виртуального Бога.

– Виртуальный Бог?!

Вот чего он хотел меньше всего. Виртуальный Бог не укладывался в его сознании. Вероятно, Элис не в себе. Если он изготовит модель Иисуса Христа – значит, Бог существует и в реальности. По сути, это было бы доказательством «от противного», но даже и оно вполне удовлетворило бы митрополита Кирилла. Это доказательство удовлетворило бы и папу римского, думал он. Оно подошло бы и православному Путину, и мормону Ромни, и доброй половине человечества. Здесь же крылась и другая проблема: а не оскорбит ли он этим опытом и саму их веру?

Итак, сначала они обрадуются. «Видите, – скажет, к примеру, Бенедикт XVI, – Бог всё же есть». А чуть позже и ополчатся на Митю. «Дмитрий Захаров – фигурант уголовного дела о безбожии в Интернете, приговорён к 15 годам каторжных работ» – Митя так и видел эту бегущую строку на «России-24».

Впрочем, напрасно он волновался.

Элис так и не смогла дать ему сколь-нибудь стоящих исходных данных. Ни фотографий, ни запаха, ни упругости кожи, ни тембра голоса. Лишь пару-тройку репродукций Эль Греко и Тициана. Из любопытства он всё же ввёл репродукции – будь что будет, – и результат его обескуражил. С виду Христос получился вполне ничего и даже по-своему красив: тонкие черты, слезящиеся глаза и чувственный рот. Во всём остальном, сокрушался Митя, – полный провал. Господь Бог едва передвигался, хотя был не так уж и стар. Говорить он не мог, а вместо голоса у него задувал ветер и слышались шаги художника. Тициан словно оглядывал свою картину, то приближаясь к ней, то отдаляясь.

Иисус Христос пах красками и сурьмой. Масло, подумал Митя. В целом же образ производил впечатление объёмной иконописи, а на ощупь был словно резина. Даже не латекс. Вибраторы Pink Power – и те выглядели куда реалистичнее. Захаров прислушался к ветру, спросил у Господа о смысле жизни, но ветер как дул себе, так и дул. В какой-то момент шаги затихали. Появлялся запах жареных овощей, затем выдержанного шардоне и, наконец, запах кофе. Чистейший индийский кофе, приготовленный в турке с любовью и со знанием дела.