Камни Рун. Том 2 - Александр Якубович

величайшим магом в истории. А кем я был теперь? Немощный пленник, который даже от толпы диких кочевников отбиться не может. Забытый, потерянный… А ведь я хотел…

Уплывающее сознание уцепилось за одно воспоминание. Далекое, призрачное, будто бы из прошлой жизни. Воспоминание о том, как я впервые увидел Осиора в истинном зрении, что даровал мне предатель Эдриас. О чем я тогда думал? О чем-то важном, несомненно. Но поможет ли мне это сейчас? И почему моя память так настойчиво толкает меня в столь далекое прошлое, во времена, которые сейчас ничего не значили? Я буквально перечеркнул все, чего достиг в Шамограде, в день, когда сбежал из столицы. А после — бросил учителя. Но почему же тогда передо мной стоит Осиор? Еще не измученный, еще не осунувшийся, а свежий и полный сил Осиор, гроза выпечки и горячего чая?

Каналы. Я видел, как были выкручены каналы наставника. И тогда в моей голове мелькнула мысль, что я смогу…

— Стоять! — рявкнул келандец, что вел меня на поводу, резко дергая за веревку.

Подняв голову, я увидел, что наш переход подошел к концу.

Стоянка пленившего меня клана была развернута по всем правилам степной фортификации. Поселение раскинулось у излучины небольшой реки, которая защищала почти половину лагеря от возможных нападений, как со стороны людей, так и со стороны диких животных. С той же стороны, откуда подъехали мы, кочевники собрали из кольев несколько невысоких дозорных башенок — футов пятнадцать в высоту — но в условиях плоской, как тарелка, степи, этого было более чем достаточно. За башнями в полукруг стояли телеги и прочий транспорт, на котором клан возил за собой пожитки, инструменты и разобранные шатры. Сейчас широкие и массивные колеса были частично вкопаны в землю, а оглобли, в которые запрягали коней или мулов, сняты для строительства.

Правда, слишком долго разглядывать мне лагерь не дали. Едва я успел насчитать три десятка шатров — а это немалое число, значит, клан имел собственное имя и представителя на всеобщем сходе — мне на голову накинули мешок и чем-то крепко огрели по затылку.

Очнулся я уже в яме под одной из телег. Келандцы решили не слишком заморачиваться и использовали тяжелый транспорт в качестве «двери», который еще и был вкопан на время стоянки, то есть, сдвинуть повозку можно было только с помощью нескольких лошадей.

Царапнув ногтем сухой каменистый грунт, я понял, что голыми руками выбраться мне не удастся, да и едва стена моего земляного мешка начнет осыпаться, это мигом заметят дозорные, что судя по звукам сновали совсем близко. Так что я кое-как устроился в узком земляном стакане, где едва можно было сесть, вытянув ноги, и попытался хоть немного отдохнуть.

Очень хотелось пить, все тело болело, буквально каждая мышца и косточка. Сапоги с меня сняли еще в степи, так что обе мои ноги превратились сейчас в сбитое от пешего перехода месиво. Я оторвал кусок рубашки, пожевал один из концов тряпки, наполняя его слюной, и попытался хоть немного оттереть кровь и грязь. Если раны на ногах воспалятся, все станет совсем плохо.

Я не рисковал использовать силу осколков. Первое, по искажению магических потоков над стоянкой я понял, что в клане было как минимум несколько диких магов, а, может, и винефиков. Если они были хоть вполовину так же умелы, как Витати, меня разорвут на части, едва я покажу, на что способен. Я был слишком слаб и измучен, чтобы вступать в магическое противостояние. Может, я смог бы справиться с одним или даже двумя боевыми магами келандцев, но вот что делать с прочими воинами — а я, по сути, находился посреди военного лагеря — я не имел представления.

Мои догадки о том, что у этого клана были свои маги, подтвердились, когда с наступлением ночи я еще раз попробовал осыпать одну из стен своей тюрьмы, дабы пролезть под телегой и попытаться сбежать. Оказалось, что грунт и глина были твердым не просто так — кто-то заботливо укрепил мою ловушку силой руны Ур. Это было плохо, потому что я слишком хорошо знал, на что способен истинный маг, владеющий техникой режущих щитов. Я сам был таким когда-то, и эта магия была настолько эффективна в бою, что я буквально игнорировал весь остальной рунный ряд в большинстве случаев.

На рассвете я услышал над головой какую-то возню. Пара досок, которые составляли днище телеги, отодвинулись в сторону и мне на ноги упал небольшой бурдюк и обожженная в глине лепешка серого цвета. Я попытался рассмотреть, кто был сверху, но едва мои глаза привыкли к свету, доски вернулись на место, погрузив меня в полутьму земляного мешка. Стараясь держать себя в руках, я сделал несколько небольших глотков. Растрескавшиеся губы моментально закровили, желудок неприятно свело, но я все же сумел оторваться от бурдюка.

Вода пахла плохо, тиной и чем-то еще, видимо, ее просто взяли из реки и даже не кипятили. Но это было лучше, чем ничего. Я аккуратно смочил тряпку, добытую накануне из собственной рубахи, и наконец-то протер ноги, колени и локти от грязи и засохшей крови. Раны выглядели плохо, но воспаления, вроде бы, не было, так что я просто оставил все, как есть. Съев треть лепешки — я не знал, когда мне дадут еду в следующий раз — я сделал еще несколько глотков, после попытался устроиться поспать. Еда и вода получена, надо копить силы и искать момент. Может, попытаться напасть, когда доски отодвинуть в следующий раз? Глупость. Рядом постоянно сновали дозорные и меня нашпигуют стрелами еще до того, как я отбегу на сотню футов от места стоянки. Подкоп выглядел более привлекательно. Я мог ослабить укрепление руны Ур просто внутренней пустотой, по чуть-чуть выпуская ее наружу, искажая магический поток буквально на расстояние вытянутой руки. Но тогда, если кто-то из винефиков что-то почует…

Ситуация казалась безвыходной. Нет, я почти в любой момент мог призвать силу осколков, залечить свои ноги, даже сделать из досок какое-то подобие копья. Но что дальше? Что мне делать дальше?

Придумать, как выбраться живым, я не мог, а бесславная смерть со стрелой промеж лопаток или от удара боевым лохаром по шее меня не прельщала. Я должен выжить, а для этого надо набраться терпения и ждать подходящего момента. Зачем-то же меня оставили в живых, значит, я нужен келандцам.

К вечеру я понял, что вода просится наружу. Прильнув к щели между днищем телеги и землей, я