Принцесса Намонаки - Мария Николаевна Сакрытина

Ли посмотрел на меня и осторожно уточнил:

– Госпожа, вы понимаете, сколько слабых мест в вашем плане?

Я улыбнулась.

– Да. Но что мы теряем? Канцлер, если его не припугнуть, рано или поздно до меня доберется. А ты, если нам повезет, получишь здорового брата. Стоит попробовать.

– Я не буду рисковать вами, госпожа. Я поклялся беречь вашу жизнь, – вздохнул он.

– Да. Но мне-то рисковать никто не запрещает. Ли, я все обдумала. Если ты поможешь, у нас получится.

Ли долго молчал, и когда я уже устала ждать, он наконец произнес:

– Госпожа, зачем это вам? Ванъян вам не нужен. Зачем тогда вы этого хотите?

– Мне жаль его, конечно, – солгала я и невольно отвела взгляд.

– Это не так, – мягко возразил Ли.

– Прекрати читать мои мысли! – возмутилась я.

– Я не смею, госпожа. Но все же вы лжете.

Я прищурилась и сама не заметила, как сжала руки в кулаки.

– Да? Ты так хорошо меня знаешь, Ли? Тогда, быть может, ты сам мне скажешь, зачем я это делаю.

Он промолчал и опустил взгляд.

– Так ты мне поможешь? – уточнила я после паузы.

– Если госпожа этого желает, – тихо ответил Ли.

– Желаю. – Я постаралась, чтобы голос звучал уверенно, как и подобает принцу. – Ты клялся исполнять мои приказы. Я приказываю тебе помочь.

– Да, госпожа, – еще тише ответил Ли.

Я не стала уточнять, какую причину он придумал моему приступу альтруизма. Мы об этом вообще больше не говорили. Я только попросила:

– Потуши, пожалуйста, свет.

Ли поднял на меня взгляд, но тут же склонился снова.

– Да, госпожа. Спите спокойно.

Но я не дала ему закончить этот разговор так просто:

– Да, кстати, Ли. Еще раз попытаешься меня заколдовать, и я могу решить, что иметь такого телохранителя, как ты, для меня опасно. Не делай так больше. Никогда.

– Да, госпожа, – проговорил он с прежним спокойствием, наверняка фальшивым. – Я понял.

Он потушил светильник, а я отвернулась и заснула.

Во сне я снова стояла у столба связанная, и на меня надвигалась уже знакомая и от этого почти не страшная тьма. Я тоскливо смотрела на нее и думала: «Как же вы все мне надоели!»

Ли появился вовремя, вскинув сияющий клинок, и сказал:

– Не бойтесь, госпожа.

Тоже мне рыцарь.

– Убей ее, я спать хочу, – бросила я в ответ.

Убив тварь и развязав меня, Ли убрал меч и поклонился.

– Вы свободны, госпожа.

– Ну и славно, – отозвалась я. – Кстати, я тут вспомнила… Я не уверена, что умею ездить верхом.

Надо было видеть глаза Ли: как будто я призналась в том, что не умею ходить.

– Госпожа, этого не может быть!

– Еще как может. В моем мире другие средства передвижения, а на память принца я бы не надеялась. Можешь за три дня научить меня сносно держаться на лошади?

Ли в сердцах воскликнул:

– Лучше бы вы отказались!

Я потерла руки – на запястьях снова остались следы – и хмыкнула:

– Не дождетесь.

Свиток седьмой

Двенадцатый день четвертой луны

На охоту меня нарядили как на казнь – практически во все белое. Белый здесь – цвет чистоты, покаяния, траура и, как ни странно, счастья. Возможно, потому, что блаженный и невинный счастлив всегда. А когда в трауре – особенно, терять-то уже нечего. Странная логика, согласна.

– Этот цвет в лесу самый заметный, – накануне предупредил меня Ли.

Я согласилась. Видели бы вы этот белый: он просто сиял. Не заметить его было бы невозможно что в лесу, что во дворце. И кровь на нем будет особенно яркой. А что еще нужно от жертвы? Было что-то символическое в этом белом – словно я уже сдалась: приходи и бери. И мне хотелось, чтобы именно так убийцы и думали.

Впрочем, костюм был красив и удобен и являлся более богатой версией тренировочного. Совсем уже наряжаться покойником меня отговорили, поэтому верхняя накидка и нижний халат прямо-таки сверкали от белизны, а вот штаны, пояс и заколки, удерживающие роскошные волосы принца в узле на макушке, все же были красными.

Накануне Ли предпринял последнюю попытку уговорить меня пропустить охоту. Он постоянно взывал к моему здравому смыслу: «Ваше Высочество, вы же умрете», – и я знала, что он прав. Слишком велика вероятность, что в меня попадет шальная стрела.

Ли не понимал только одного: мне надоело прятаться. Если они решили меня убить, пусть делают это честно, лицом к лицу. Охота была честной, уж точно честнее яда на ужин, здесь я хотя бы знала, на что иду. Канцлера требовалось остановить, этот его убийца под видом наложницы переполнил мою чашу терпения. Верх наглости: сначала при всех избил, так после этого еще и шпиона притащил. Хватит, надоело! Хоть с одним врагом разберусь. Как говорят здесь, «Если долго гнать волка собаками, рано или поздно он остановится, обернется и бросится на них». Настало время и мне так сделать.

К слову, в продолжение сказанному про волка: он убивал собак, но при этом и сам умирал. Этого мне хотелось избежать, но тут уж как повезет.

В своей последней попытке отговорить меня Ли зашел с другого конца. Во сне, в очередной раз разрубив скалящуюся дрянь, которая педантично навещала меня каждую ночь, мой телохранитель сказал:

– Госпожа, вы помните, что говорил обо мне император?

– Он много что говорил, – раздраженно ответила я, разминая затекшие запястья.

Ли поймал мой взгляд и твердо произнес:

– Я убийца, госпожа.

Хотел меня напугать? Наивный. Я хмыкнула и сказала что думала:

– Тут все убийцы.

– Мне предлагали вас убить, – спрятав изумление под маской вечного спокойствия, произнес он.

Я уже знала, что рабство здесь не такое, как в Древнем Риме. Или не такое, как нам об этом рассказывали. Во всяком случае, рабов здесь можно было подкупить, и этим часто пользовались. Уверена, Рен, когда стала старшей над моими слугами, покупали по несколько раз в день, а она все равно была мне верна, хотя я умудрялась этого не замечать.

Но вернемся к Ли. Он сказал все так, словно это что-то могло изменить. Говорю же, наивный.

– Канцлер? – подняла брови я.

Ли кивнул, а я уточнила:

– Ты согласился?

– Да, госпожа. Взамен мне предложили помощь в освобождении Ванъяна.

А я-то гадала, как он умудрился, будучи всегда при мне, узнать, где держат Ванъяна, и даже проникнуть в императорские покои. Я слышала, именно там его и поймали.

– Почему же ты меня не убил?

– Теперь это в прошлом, ведь я поклялся