Тайна соборов - Фулканелли

После возгонки чистых окрашенных начал философского соединения (composé philosophique) из остатка можно изготовить летучую и плавкую меркуриалъную соль, которую старые авторы часто нарекали вавилонским Драконом.

У создателя эмблематического чудовища вышел настоящий шедевр, причём, несмотря на повреждение — левое крыло раздроблено, — значительная часть фигурки сохранилась. Баснословный зверь выступает из пламени, и его хвост словно вырастает из человека, голову которого он обвивает. Извиваясь и достигая свода, чудовище мощными когтистыми лапами сжимает атанор.

Орнамент на пьедестале состоит из ряда чуть вогнутых каннелюр с искривлёнными вершинами и плоским основанием. На левой стенке около каннелюр — распустившийся цветок с четырьмя лепестками, символ универсальной материи, состоящей, согласно широко распространённому в Средневековье учению Аристотеля, из четырёх основных стихий (éléments premiers). Сразу под цветком два естества (natures), с которыми работает алхимик; из их соединения образуется Сатурн Мудрецов, анаграмматическое обозначение этих естеств. Четыре каннелюры спереди между колоннами уменьшаются по мере наклона, они символизируют четыре стихии, которые вторичны (quaternaire des éléments seconds). И наконец, с обеих сторон от атанора под самыми когтями дракона расположены пять составляющих квинтэссенции (quintessence) — три начала и два естества (natures); в итоге они дают число десять, «на котором всё заканчивается и останавливается».XLV

Л.-П. — Франсуа Камбриель[102] утверждает, что в данном иероглифе опущен процесс преумножения (multiplication) Серы — белой или красной. Мы бы не стали высказываться столь категорично. Мультипликация действительно происходит, лишь если объектом воздействия при Великом Делании является Ртуть, при этом необходимо чередование стадий варки и затвердевания. Поэтому именно на драконе, олицетворяющем Ртуть, следовало бы искать характерные символические признаки питания и приращения Серы или Эликсира, и присмотрись Камбриель внимательнее к декоративным элементам, он бы наверняка заметил:

1) продольную полосу, идущую вдоль линии позвонков от головы до конца хвоста;

2) две такие же наклонные полосы: по одной на каждом крыле;

3) две более широкие поперечные полосы, опоясывающие хвост дракона, первую — у оперения, вторую — над головой царя; на всех полосах — соприкасающиеся круги.

Эти круги помогут нам выяснить смысл самих полос. Центр каждого круга обозначен очень чётко, а герметики знают, что царь металлов символически изображается в виде солнечного знака, то есть в виде круга с точкой посередине (иногда, правда, точка не ставится). Представляется поэтому вероятным, что дракон в изобилии покрыт символическими знаками золота — они украшают даже когти на его правой лапе. Это значит, что дракон способствует увеличению количества вещества, при условии, однако, последующих варок с Серой, или философским золотом, являющихся умножениями (multiplications).

Прекрасное изображение на столбе Ворот св. Анны, на наш взгляд, заключает в себе самое доходчивое из всех возможных истолкований эзотерического смысла. Другие, более эрудированные, более сведущие, предложат, может быть, лучшее объяснение. Мы свою точку зрения никому не навязываем. Добавим лишь, что в целом она согласуется с соображениями Камбриеля. При этом, однако, мы не разделяем мнения этого автора, когда он необоснованно распространяет символику пьедестала на саму статую.

Всегда, разумеется, неприятно упрекать кого-либо в явной ошибке, но ещё более тягостно разбивать чьи-либо утверждения. Однако, как ни жаль, без этого не обойтись. Наша наука так же достоверна, так же основана на фактах и точна, как оптика, геометрия или механика; её результаты так же осязаемы, как, допустим, в химии. Пусть воодушевление и личная вера побуждают нас к действиям и служат нам подспорьем, пусть они в какой-то мере определяют наши поступки, направляют поиски, но всё же мы должны следить, чтобы они не вводили нас в заблуждение, должны подчинять их логике, рассудку, заставлять склоняться перед критерием опыта. Не будем забывать, что плутовство охочих до золота суфлёров, бессмысленные действия шарлатанов, нелепые домыслы невежественных писак подорвали доверие к герметическим истинам. Надо хорошо разбираться в вопросе и чётко излагать свои взгляды. Каждое слово должно быть взвешено, каждая мысль подвергнута тщательному анализу. Алхимия нуждается в очищении — а загрязняли её порой даже её приверженцы — от этого она только окрепнет и станет здоровее, не утратив никоим образом ни очарования, ни таинственной притягательности.

На тридцать третьей странице своей книги Франсуа Камбриель пишет следующее: «Из этого меркурия возникает жизнь, представленная епископом, возвышающимся над драконом. Епископ подносит палец к губам, говоря всем, кто на него смотрит и знает значение его образа: „Молчите, не говорите об этом!..“».

Рядом с текстом гравюра с очень нечётким рисунком — это ещё куда ни шло, — и явно поддельная, что гораздо серьёзнее. На гравюре у святого Маркелла посох короткий, как древко сигнального флажка, на голове митра с украшением в форме креста. И поразительный анахронизм — ученик Благоразумия бородат. Пикантная подробность: сцена показана спереди, а морда дракона — сбоку, и дракон словно грызёт ногу бедному епископу, что последнего, впрочем, не очень беспокоит. Он знай себе спокойно улыбается и, призывая к молчанию, подносит палец к губам.

Проверить всё это нетрудно, ведь у нас есть оригинал, и подлог сразу бросается в глаза. Наш святой, как и было принято в Средневековье, бороды не носил, на митре, довольно простой, нет никаких украшений, посох, который он держит в левой руке, нижним концом упирается в морду дракона. Что же до пресловутого жеста Гарпократа(68) и персонажей «Mutus Liber»(69), то это целиком плод чрезмерно богатого воображения Камбриеля. Благословляющий святой стоит в исполненной благородства позе, голова наклонена, рука — на уровне плеча, указательный и средний пальцы подняты.

Очень трудно поверить, будто сразу два человека могли так обмануться. Кто домыслил фантастические детали — художник или автор текста? Описание и рисунок так согласуются друг с другом, что приходится усомниться в сведениях, приведённых Камбриелем и в другом отрывке:

«Проходя как-то раз мимо собора Нотр-Дам де Пари, — пишет он, — я внимательно разглядывал прекрасные скульптуры, украшавшие трое его ворот. На одних из ворот я увидел замечательный иероглиф, прежде не замеченный мною. Несколько дней кряду я изучал его, а потом составил описание. Читатель убедится в том, что оно верное, особенно если сам посетит это место».

Вот уж поистине ни дерзости, ни бесстыдства автору не занимать! Если читатель Камбриеля и впрямь воспользуется его приглашением, то на столбе портала святой Анны обнаружит лишь сцену из общедоступного предания о святом МаркеллеXLVI. Он увидит, что епископ убивает дракона посохом, как и повествует легенда. Символизирует ли святой, сверх того, жизнь материи — это личное мнение Камбриеля, которого тот волен, разумеется, придерживаться; а вот то, что епископ жестом призывает к молчанию (tacere de Zoroastre), не соответствует и никогда не соответствовало действительности.

Подобные выходки достойны сожаления и недопустимы для порядочного, честного и добросовестного исследователя.

С момента своего появления наши великие соборы, возведённые средневековыми франкмасонами для передачи потомкам символов и основ герметического учения, оказывали заметное влияние на множество более скромных образцов гражданской и религиозной архитектуры.

Фламель имел обыкновение покрывать эмблемами и иероглифами здания, повсюду им возводимые. Аббат Виллен сообщает, что небольшой портал церкви Сен-Жак-ля-Бушри, которую Адепт распорядился соорудить в 1389 г., изобиловал различными фигурами. «На западном опорном столбе, — говорит он, — можно видеть небольшую статую ангела с каменным кольцом в руках. Фламель наказал вставить в него круглый кусок чёрного мрамора с образующими крест золотыми прожилками…»[103] От своих щедрот Фламель уделил бедным два дома, которые он построил на улице Симетьер-де-Сен-Николя-де-Шан: первый — в 1407 г., второй — в 1410 г. Стены этих зданий, как утверждает Сальмон, «были украшены множеством вырезанных фигур с готическими N и F по бокам». Ни в чём не уступала другим строениям Фламеля и часовня больницы Сен-Жерве, восстановленная за его счёт. «Фасад и портал новой часовни, — пишет Альбер Пуассон[104], — по обычаю, которого придерживался Фламель, были украшены фигурами и надписями». Портал церкви Сент-Женевьев-дез-Ардан, что на улице Тиксерандри, сохранял свою очень любопытную символику до середины XVIII в., когда церковь превратили в обычный дом, а украшения фасада уничтожили. Фламель воздвиг ещё две декоративные аркады в оссуарии церкви Невинно убиенных младенцев, первую — в 1389 г., вторую — в 1407 г. Пуассон сообщает, что на первой аркаде среди других иероглифических знаков был герб, который Адепт, «…по-видимому, скопировал с герба на часовне святого Фомы Аквинского». Знаменитый оккультист добавляет, что этот герб изображён в конце «Химической гармонии» Ланьо (Lagneau)XLVII. Описывает он его следующим образом: