Капитан (СИ) - Ахрем

порядке, а затем молча вышли и прикрыли за собой толстенную, как он успел заметить, дверь. В их недобром молчании ему почудилось тяжелая поступь судьбы, что была готова нанести последний удар. «О, беспощадный рок! Под этим славным шлемом теперь сверчок звенит» — будучи на Родине, Моку увлекался поэзией и даже сам, потакая тщеславию, пытался слагать хокку*. Здесь, в Артуре, о прошлых увлечениях пришлось на время забыть, но подходящие к случаю строки сами собой появились в голове.

— Здравствуйте, господин Ли Юйсянь, — морской офицер приблизился, встал на расстоянии трех шагов, сложил руки на груди и принялся с интересом изучать пленника. — Не поверите, но я счастлив вас видеть. Хотя, может, к вам стоит обращаться как-то иначе, используя ваше родное японское имя?

— Я нитиго не понимаю, я тесный китайский торговец, меня все знают, — зачастил Моку. — И я смиренно прошу объяснить, за цто меня подвергли всем этим унизениям, — он демонстративно дернул привязанными руками. Широкие кожаные ремни с массивными пряжками держали его крепко, надежно, а само деревянное кресло оказалось прикрученным к полу. Подобные детали свидетельствовали о том, что им занялись серьезные люди с соответствующими возможностями. Кто они? Жандармы? Русская разведка? Тогда причем здесь морская форма?

— Не надо кричать и повышать голос, вы не в таком положении, чтобы чего-то требовать, — вежливо и вместе с тем твердо ответил офицер. — Если мы ошиблись, вы получите извинения и спокойно вернетесь в свою мясную лавку.

— Но…

— Думаю, вам найдется, о чем поговорить с уважаемым господином Хао, — перебил его русский. — Прошу вас.

По его знаку старик-китаец встал и приблизился.

— Господин Ли, позвольте спросить, откуда вы родом? — старик говорил на китайском, наклонив голову и не смотря в глаза.

— Из Шанхая, — быстро ответил японец, включаясь в игру, иного выбора проклятые северные варвары ему не оставили.

— А из какого района?

— Янпу, — Моку старался говорить кратко, лаконично, понимая, что чем больше слов, тем легче будет его поймать на лжи.

— А когда сюда приехали?

— Девять месяцев назад.

Но старик не унимался. Он принялся подробно расспрашивать пленника о городе, реке Хуанпу, семье, торговле и всем прочем. Легенда на такой случай у японца присутствовала, но чем дольше он говорил, тем сильнее понимал, что тонет, как муха в янтаре. Эти хитрецы через своего старика не спрашивали его об общих, всем известных деталях. Нет, русский интересовался такими мелочами, о которых даже трудно было представить. Скажите пожалуйста, кто будет интересоваться, какой пароход затонул в городе два года назад или слышал ли он о некоем крупном торговце из Шанхая, у которого отсутствует левая рука?

Вежливый допрос продолжался около пятнадцати минут. Японец вспотел так, словно бегом спустился с вершины Фудзи. Старик же отошел от него и поднял голову, обращаясь к русскому.

— Этот задержанный — не китаец, он лишь выдает себя за него, — вынес вердикт старик, указывая на Моку мизинцем. Сам жест обозначал некую форму презрения, то, что у такого человека не получилось задуманное. — Он хорошо подготовлен, но отдельные слога и тон выдают его. Родившийся в Шанхае говорил бы иначе. Мое скромное мнение заключается в том, что он — японец. Акцент и внешность говорят сами за себя.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно констатировал офицер. Он достал папиросу и чиркнул спичкой, закуривая. С немалым удовольствием выпустив дым к потолку, он продолжил. — Мы уже давно обратили на вас внимание, господин японец. Ваши телеграммы весьма красноречиво вас характеризуют, — русский взял со стола заполненный бланк и помахал им в воздухе. — Неплохое прикрытие, стоит признать, но вы провалились.

Кудо принялся горячо убеждать русского, как тот сильно тот ошибся, что все это странное стечение обстоятельств, но чем дольше говорил, тем сильнее понимал, как жалко звучат его попытки оправдаться.

— Бросьте ломать комедию, — офицер в очередной раз заставил его замолчать. — Признаю, вы можете обдурить меня, наивного европейца, но не господина Хао, чей музыкальный слух и познания в языках выше всяких похвал.

— Благодарю, — поклонился китаец.

— Итак, господин шпион, выхода у вас ровно два, — русский показал ему два пальца, словно Моку не умел считать. — Либо суд и расстрел за шпионаж либо сотрудничество с нами. Выбор целиком за вами.

Слюна во рту стала тягучей и приобрела неприятный вкус. Моку Кудо с трудом сглотнул ее и некоторое время исподлобья смотрел на врагов, прикрыв глаза. Мысли его лихорадочно метались, перебирая варианты. Отсюда уже не выбраться… Мышеловка захлопнулась! Он любил свой Ниппон и свою семью. Он был готов служить Родине, но одновременно мечтал вернуться домой, обнять жену и деток. И Моку Кудо не хотел умирать.

* * *

Храбров неторопливо разбирал документы, полученные за последние дни. Они включали в себя рапорты, различные сообщения и записки, зачастую написанные на клочках бумаги или даже ткани. Деятельность Особого отдела быстро набирала обороты, а количество получаемой информации увеличивалось день ото дня.

Особый отдел неплохо освоился в особняке, который им выделили благодаря поддержке Макарова. Храброву здесь нравилось, нравилось само двухэтажное здание с высокой крышей и узким окнами, через которые можно было осматривать округу. Нравился и цокольный этаж, глухой и надежный, подходящий для всякого рода тайных дел, включая хранение секретных документов и разговор по душам с задержанными. Здесь они могли кричать сколь угодно, все равно их никто не слышал, а вопли не мешали спокойному сну мирных граждан Российской Империи.

Полное одобрение вызывали и три лейтенанта, Толбухин, Дитц и Бойко, да и матросы, которые они подобрали, казались толковыми. Замечательно, что у отдела появился проверенный китаец, старик по имени Хао Зиан, знающий несколько языков и люто ненавидящий японцев, убивших двух его внуков в декабре 1894 года. Вдобавок, благодаря все тому же Степану Осиповичу, из Владивостокского Восточного института к ним со дня на день должны были прислать трех студентов лингвистов с четвертого курса. Анатолий Занковский прекрасно знал японский язык, Петр Сивяков — китайский, а Георгий Ящинский — корейский. Более того, их предполагалось привлечь к службе не в качестве вольнонаемных консультантов, а с включением в списки офицеров эскадры Тихого океана, что подразумевало соответствующий оклад и положение.

Телеграф, телефон и почту взяли под постоянное негласное наблюдение, до определенной степени начав контролировать тот поток информации, что шел через них.

Было прекрасно, что у отдела появилась закрытая карета с кучером, делопроизводитель, пяток толковых наблюдателей и даже один знаток ядов. Ротмистр Яцков из жандармского управления провел немало часов, посвящая Храброва в различные тонкости оперативно-розыскного дела. Служба потихоньку вставала на ноги, обрастала людьми, связями и возможностями. Более того, они уже провели несколько вербовок и акций. И вот