Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

— Клыков, тащи немца. Овсеенко, страхуешь, они до середины, и ты пошел.

Ну вот. Пройдут сейчас втроем, и можно будет заканчивать перебежку. Вдарить еще раз на скорость, уйти в болота, а там потом пусть ищут сколько хотят и как хотят. Всяко ребята знают тропки получше немцев. Поищут-поищут и успокоятся, не до разведчиков уже будет — наступление начнется со дня на день.

Клыков как раз миновал дорогу, толкая впереди себя немца. Овсеенко, как и было приказано, начал движение. В идеале оба они должны были оказаться у противоположной опушки вместе. За ними Терехов планировал последний бросок, совместный для всех оставшихся.

Торопливый, как трещотка, треск пулемета рубанул по ушам. Пыль взвилась слева от Клыкова, метрах в трех. Четкие султанчики попаданий. Пристрелочные.

Для Терехова время растянулось. Он видел, как резко ускорился Овсеенко, стараясь добежать до немца и Клыкова. Известно, зачем — вдвоем бы они подхватили пленного, да просто внесли бы в кусты, в лес, не разбирая ни дороги, ни пути. Сам Клыков с такой силой толкнул немца, что тот, получив ускорение, дабы не упасть, пробежал вперед.

Капитан прекрасно понимал, что делает сержант. Он будто мысли его в голове читал. Такая охота, масштабная, категоричная, реактивная, говорила лишь об одном — вся их группа обречена на смерть. Вся, в том числе и пленный. Коли уж на то пошло, коли так совпало, спасение майора — дело десятое. Главное, не дать ему попасть живым в руки советских военных. И потому стреляли сейчас на поражение. Клыков, отталкивая от себя немца, выполнял сейчас роль мишени, которая отвлечет пулеметчика.

В следующую же секунду кучное попадание в грудь и шею заставило разведчика вздрогнуть, сделать еще два шага и безжизненно упасть на пыльную дорогу.

Пленный, не отличающийся скудоумием, со всех ног чесал в лес. Нелепо дергая плечами, прижимая к груди связанные руки. На пощаду со стороны своих в подобной ситуации он явно не рассчитывал. Пулеметчик недвусмысленно показал, что намерен уничтожить всех. Прыти майору придала и третья очередь, свистнувшая буквально за спиной.

Терехов снова не дышал. Мало того, он был готов сейчас оказаться там, за проезжей дорогой, и сам готов был принять предназначавшиеся его ребятам пули. Однако судьба распорядилась иначе, и здоровяк Овсеенко, до конца верный своему долгу, делал сейчас то, что секунды назад совершил Клыков. Широкими шагами догнав немца, чуть ли не летящего над травой, он занял позицию слева от него. Прикрывая своим телом от пулеметчика, бившего короткими, точными очередями.

И когда в него попали, он бежал. Метр, два, десять.

Терехов видел, как колотились пули в огромное тело разведчика, как рвали попаданиями комбинезон, прошивали насквозь рюкзак, и видел даже, как летели в воздух рубиновые капли крови. Даже когда очередь попала точно в голову, дробя в куски черепную коробку, Овсеенко сделал еще ровно четыре шага, перед тем как упасть и открыть для поражения пленного.

И как только он свалился, разорванный пулями, рядом с пленным оказался Диляров. Все также скрыл телом от пулемета, и в несколько шагов преодолев расстояние до леса, втащил немца под прикрытие осиновых стволов.

Терехов, убедившись, что осетин держится на ногах и тащит за собой немца, резко развернулся к Симакову и ребятам:

— Уходим.

Сам, подавая пример, бросился назад, избегая того направления, откуда они пришли.

За спиной разведчиков рассыпались в цепь поднятые по тревоге бойцы гарнизона, каратели и полицейские. Уже два пулемета колотили по лесу, сшибая ветви, дырявя стволы, в надежде хотя бы зацепить стремительно удалявшихся в разные стороны две группы разведчиков. А еще за их спинами остались двое очень хороших ребят, которые никогда не вернутся домой.

— Вот здесь, — тяжело дыша, Терехов остановился, чуть ли не упав, врылся ногами в землю.

В одно движение, стремительно, скинул со спины рюкзак, выдернул из чехла лопатку, и принялся долбить ее острым, отточенным штыком, по корням раскидистого куста орешника. Симаков, ни словом не выразив заинтересованность, последовал примеру командира. Может, кому и непонятно было бы происходящее, но не ему, уже полтора года как разведчику.

То, что их гонят — к гадалке не ходи. Вероятность того, что их найдут, вообще стопроцентная. Шанс уйти в лес, густой и болотистый, они упустили, и сейчас метались по рощице. Да-да, это роща, самое верное название, прозрачная, хорошо просматриваемая. Немцы прочешут цепью, как частой гребенкой, сомкнут кольцо, и уничтожат их в течение ближайших двух часов. Это была данность, страшная, но неизбежная в своей логичности и предсказуемости.

— Вот здесь рыть будем… потом прикроем, понял? — торопливо обернулся капитан к сержанту. Симаков, не медля ни секунды, кивнул. Он уже видел контуры будущего убежища и понимал задумку Терехова. Затея была неплохой. Вырыть окоп на месте орешника и прикрыть его возвращенными на место кустами. Если немцы не будут с собаками и если не станут сильно приглядываться, номер пройдет. Да даже если егеря пойдут, тренированные, умные, взгляд их будет задерживаться на широких зарослях травы, на поваленных стволах, но никак не на колючем орешнике, заползти в самую середину которого, не потревожив ветви, не переломав их, невозможно. Так что Терехов мыслил верно. Другое дело, что реализация его замысла была и трудоемка, и очень затратна по времени.

Следовало рыть окоп, вырубая корни орешника, прилагая к каждому удару лопаты серьезные усилия. Нужно был не только с корнями бороться, следовало и землю, подобранную в расстеленную рубаху, собирать, да относить в сторону, ссыпать там, где незаметно. Ни Терехов, ни Симаков не жаловались. Напротив, чувствуя, как уплывают стремительные секунды, только ускоряли темп. Не обращая внимания на липнувшие под комбинезонами к телу, мокрые от пота гимнастерки.

— Товарищ командир… стреляют, — негромко позвал Данила.

Терехов, остановившись, чутко прислушался, подняв ладонь. По этому сигналу остановился и Симаков. Утер со лба капли пота, нависавшие на бровях и стремящиеся в глаза. Снял с бока фляжку и прополоскал рот, сделав два экономных глотка.

Действительно, стреляли. Немцы прочесывали подозрительные места из пулемета, не особенно-то скрываясь. Терехов критически окинул взглядом получившееся углубление. Оглянулся на Данилу и Ивана, молча стоявших рядом, и указал на вырытый небольшой окоп:

— Сюда. Садитесь, молча. Ни при каких обстоятельствах не выходите до вечера. — Видя, что Данила нахмурился и, по своему обыкновению, собирается перечить, Терехов безжалостно добавил: — Приказ обязателен для исполнения. Садитесь и молчите.

Данила с места не тронулся. Ванька, взглянув неуверенно на Симакова и Терехова, сделал несколько шагов и устроился в окопе. Сержант, наблюдавший за пацаном, отметил с досадой, что окоп удался не в полной мере, слишком неглубокий. Однако времени на переделку в любом случае не было. Следовало уповать на маскировочные свойства курток, которые отдали ребятам, и густой орешник.

Несколько секунд Данила, нахмурившись, смотрел в глаза Терехова. Капитан не пояснял больше ничего, просто ждал исполнения приказа. Вздохнув, мальчишка сдался. Протянул руку Терехову, и разведчик в ответ крепко пожал открытую ладонь. Затем капитан повернулся, развязал завязки мешка и выудил из его недр толстую, кожаную тетрадь. Через секунду прибавил к ней большую картонную папку с материалами по фортификации Лысой:

— Вот это, парни, постарайтесь нашим передать. Очень важно. Очень.

Данила, приняв тетрадь и папку, кивнул и сразу же после этого ловко спрыгнул в подготовленный окоп. Симаков и Терехов, в свою очередь, принялись за маскировку отрытого укрытия. Вернули на место вырубленные и выдернутые кусты, присыпали в изобилии валявшейся вокруг листвой, скрывая свежие следы копки. Конечно, серьезного экзамена подобная хитрость бы не выдержала. Но Терехов и Симаков имели веские основания, чтобы утверждать, что этого самого серьезного экзамена не последует.

Взвалив мешки на плечи и закрепив их как положено, капитан и сержант в последний раз посмотрели на дело рук своих. Кустарник, колючий, дикий и совершенно неприветливый, выглядел нетронутым. Похоже, дело удалось. Оставалось завершить его. Развернувшись, Терехов, не слишком-то и торопясь, побежал в выбранную сторону. Туда, где совсем недавно слышались выстрелы. Отвлечь немцев от места схрона и увести их в сторону можно было лишь одним способом — навязать им бой.

Ни Терехов, ни Симаков не испытывали иллюзий по поводу его исхода. Однако об иных вариантах даже не помышляли. Они оба готовы были отдать жизнь за то, чтобы ребята спокойно досидели до темноты, а затем выбрались к дому.

— Настя, — слабый, сквозь зубы, голос Дилярова заставил девушку остановиться.