Последний довод побежденных - Сергей Лапшин

Среди этих живых был и изначально не замеченный Настей немец. Выдохшийся, с побелевшим от напряжения лицом, со связанными перед собой руками, майор выглядел непрезентабельно. Однако всем до единого бойцам Терехова, да и присоединившимся к ним из состава РОА, было известно, что жизнь немца весомее жизни любого из них.

Толково, конечно, что Развалов сумел хоть так предупредить своих товарищей. И плюс к тому Настя достаточно дала информации. Приказ, переданный по рации, понятен, если учитывать действия карателей сразу после его получения. Все силы, имеющиеся в округе, включились в облаву, объявленную на разведчиков.

Терехов прекрасно понимал, что с каждой минутой драгоценное время уходит. В силу характера он не любил принимать решение под давлением обстоятельств. Ведь это почти на сто процентов означало, что выбранный вариант будет на руку врагу, ибо вариант этот является следствием той ситуации, которую создал для тебя противник. И если в рамках войсковой операции еще как-то можно варьировать резервами и иметь возможность маневра, то разведка этого лишена. Какие резервы, имея в подчинении восьмерых бойцов? Какой маневр, если с каждым часом кольцо будет лишь сжиматься?

Был вариант выхода через этот домик, в обход деревни, и дальше по тому пути, которым они выходили на задачу. Теперь этот вариант накрылся медным тазом. Штурмовать лесную сторожку? Это значило связать себя боем, потерять время, обозначить свое положение, а при неудачном стечении обстоятельств еще и понести потери.

Единственным выходом являлось лишь одно — высокий темп передвижения, который позволял элементарно обогнать заслоны, еще только предназначенные к развертыванию. Передвижение по местности, которая неизвестна, сопряжено как минимум с разведкой. С дозором. Разведка замедляет движение, поскольку это остановки в любой момент, в любую секунду, пока подозрительное место не будет проверено.

Терехову заранее все было известно. Он мог перечислить все минусы предстоящего, мог разложить по полочкам и сам рассказать, почему это невыполнимо. Мог рассказать про усталость своих бойцов, про ошибки в самом планировании операции, про внезапно закрытый путь, который заставляет уходить в неизведанном направлении с огромным риском нарваться на засаду. Вместо этого капитан поднялся с травы, потянулся, разминая ноющие, затекшие мышцы и наклонился к девочке:

— Настя, спасибо тебе. Очень ты нам помогла. А вот теперь давай, снимай куртку, Ваня пусть тоже снимает. И втроем, с Данькой, бегите-ка по домам. Дальше нам уходить надо, быстро пойдем, да и опасно может быть. Спасибо. Правда, спасибо, — и улыбнулся.

Впервые увидела Настя его улыбку. Посмотрела снизу вверх и покачала головой:

— Мы же тут живем. Все тропинки, все пути знаем. С вами пойдем.

Видя, что капитан хмурится несогласно, девочка продолжила:

— Хоть один кто-то пойдет с вами! Вы же знать должны, нам по домам сейчас никак нельзя! Если немцы выяснили про выселки, то и про нас знают. Так что лучше уж с вами, всяко быстрее будет!

Уверенно говорила Настя, по-взрослому обстоятельно. Как ей казалось.

Но уверенность ее ничем не помогла:

— Все решено. Расходимся прямо сейчас, — повторил капитан, и, прекращая ненужные споры, отвернулся, обращаясь к остальным: — Сбор. Отдохнули, хватит. Свиридов, забери своих. Считай, что нам черти пятки поджаривают. Пойдем, побежим, полетим при нужде.

Настя, даже видя, как беспрекословно подчиняются все бойцы, поднимаясь с земли, затягивая вещмешки, поправляя одежду, не подумала сдаться. Крепко вцепилась пальцами в рукав командира, заставляя его слушать себя:

— Что за упрямство глупое! Говорю же, мы все тропы знаем здесь. От карт от ваших какой толк, там нету дорожек этих!

Вполне ожидаемо и Данила встал рядом, упрямо, по привычке своей глядя исподлобья, дополнил:

— Провел вас к Лысой, и тут выведу. Товарищ командир, точно говорю!

И Иван, самый молчаливый из них, тихоня, тоже рядом встал.

Следует признать, на секунду даже растерялся Терехов. Нет, разумеется, принимать предложение детей он и не думал. Капитан отдавал себе отчет в том, что начнется сейчас, какая гонка, какие силы нужно будет вложить в бегство, и, наконец, что самое важное, уверен был в том, что без боя не обойдется.

— Скидываем куртки все! — сердито, чересчур даже, произнес Терехов. — Приказ, — добавил он, стараясь смягчить сказанное, — а приказы не обсуждаются. Быстро скидываем куртки — и марш отсюда!

И в тот же самый миг со стороны, куда послал Терехов Свиридова, раздался выстрел. Короткий, хлесткий и резкий звук карабина. К которому тут же присоединилось стрекотание ППС. Через пару мгновений, будто окончательно вычерчивая картину катастрофы маленькой группы беглецов, все легкое стрелковое оружие заглушила собой узнаваемая молотилка MG-34.[31]

— Я останусь, — Свиридов не спрашивал разрешения. Всего лишь ставил в известность Терехова. Зло поджав губы и не теряя времени, он осматривался по сторонам, ища позицию. В пятидесяти метрах в глубь леса двое его людей, тех, вместе с кем он решил не расстреливать детей и сдаться красноармейцам, держались против идущих по следу егерей. Захаров был ранен в первую же секунду боя, и Жилов, не желая бросать друга, вступил в огневой контакт. Свиридов же вернулся к месту отдыха лишь для того, чтобы предупредить о нападении и сообщить свое решение.

Терехов коротко взглянул на подбежавших Клыкова и Овсеенко, снявшихся с наблюдения, на детей, моментально примолкнувших при звуке стрельбы, и на пленного со связанными впереди руками, с кляпом во рту, и злыми искрами в темных, водянистых глазах, с растрепанной прической, в напяленной впопыхах форме. И подумал вдруг о том, что жизнь его, этого фашиста, по-честному, и не стоит жизни Свиридова. Но сказать ничего, конечно, не сказал. Только обернулся к своим, и кратко, энергично задал:

— Ходу все. Диляров и Клыков впереди. Овсеенко, Симаков с пленным. Мы с Илюхиным замыкаем.

А затем подал руку Свиридову. Стиснул ладонь бывшего красноармейца и бывшего предателя, а ныне человека, который ценой своей жизни давал ему и его отряду фору. Обойдясь без слов, кивнул, глядя в глаза, развернулся и быстрым шагом бросился догонять уже начавших движение разведчиков.

И ни капли не удивился, когда увидел, что Илюхин, третий боец Свиридова, даже и не подумал уходить. Как и бывший командир его, скинул мешок на землю, и торопливо потрошил его, набивая карманы магазинами к пистолету-пулемету, вытягивая из укладки гранаты, запихивал их в сапоги. Молча пробежал мимо него Терехов, нагоняя своих ребят, и пристроился к хвосту небольшой колонны.

Желания оглядываться не было. Каждый из них, абсолютно каждый знал, на что шел, знал, что его ожидает. В любом случае, кто бы ни был сейчас в противниках, Илюхина и Свиридова просто задавят количеством. На звуки боя наверняка подтянутся те, что остались в засаде на месте домика с ранеными. И брать ребят живыми никто не будет. Как, собственно, и его группу.

Свиридов, пожалуй, уступал разведчикам в мастерстве войны. Он и сам готов был это признать. Все же их натаскивают постоянно, умельцы они, каких мало, и ему с ними не тягаться. Ни ему, ни Илюхину. Так почему именно он остался? Да потому что хватит уже бегать. Набегались так, что стыдно за то, что на свет родился. Другие ведь как — смогли, стерпели, подохли как собаки, с ума от голода посходили, а не предали. Форму вот эту, которая как кожа вторая стала, не надели.

Свиридов устраивался за раздваивающейся толстой осиной, высматривал себе запасную позицию, и на душе у него было легко. Впервые за долгое-долгое время. Когда сдался и подписал, чтобы выйти из лагеря, сомневался. Когда строили на плацу, когда сам генерал рассказывал им о борьбе, о святой миссии русского народа, тоже сомневался. И когда присягу давал, когда надел форму, которую до того ненавидеть привык, тоже — сомневался. А вот в миг, что свел его с Тереховым, сомнения будто стер кто.

И ведь не разговаривал капитан с ним, ни словом не перекинулся, о задании не сказал, не намекнул даже. И от секретов их, если уж быть откровенным, подальше держал. Так — подай-принеси, отойди-не-мешай. Не доверял им капитан. А вот идти за ним хотелось. Все, что есть, положить хотелось на алтарь, или куда еще там, потому как правильно делал Терехов. И по большому счету неважно было Свиридову, для чего нужен этот поганец-майор. Совершенно неважно. Главное, что жизнь свою сам Свиридов заканчивал тоже правильно.

Он поднял пистолет-пулемет, упирая его раскрытым прикладом в плечо. Затаившись, немного переместился вправо, выглядывая из-за дерева. Пусть и не был лейтенант подобен ушедшим разведчикам в подготовке, однако бой собирался дать нешуточный. Проводил прицелом полусогнутую фигуру в маскхалате немецкого образца, чуть передвинул ствол, хладнокровно дождавшись, пока немец сам дойдет, и нажал на спусковой крючок.