Двенадцать замечаний в тетрадке - Каталин Надь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошли. Я покажу тебе. На левой ноге подпрыгивай, правой помахивай, вперед… Вот так. Теперь наоборот. Быстрее!
— Смотри, как ребята надо мной потешаются!
— Подумаешь! Зато они не понимают ничего в головастиках.
— Ты, Мелинда, молодчина! Но, знаешь, ведь головастики — это, собственно говоря, лягушки.
— В другой раз расскажешь. Прыгай, помахивай! Теперь на другой! Ну, видишь…
В перерыве подлетела Кати, бросилась мне на шею, по своему обыкновению, и потащила знакомить с папой.
— Моя лучшая подруга — мой лучший папочка.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Мелинда. Мы уже искали тебя. Эти тут словно на иголках были: где ты да что…
— Еще бы, ведь мы расстались, чтобы тут же снова встретиться, — пояснила Кати, не отпуская руки отца. — Да, кстати, кому же у вас принесли цветы?
— Невесте одной.
— Ты ее знаешь?
— Да.
— Вот здорово!
Я вышла в коридор, понимая, что сейчас самое лучшее бы уйти домой. Но было еще рано, у выхода стояли несколько ребят — начнутся расспросы, а что отвечать? Я постояла немного, шаря в кармане, словно ища чего-то. И вдруг в самом деле нашла, хотя лучше бы мне было не находить: в кармане лежали мамины сигареты, те, что я купила сегодня утром для рождественского подарка. Ведь утром еще все было по-другому. Как я клялась мысленно, что заставлю себя полюбить это новое, незнакомое мне рождество, что стану другой ради мамы! Никому это, оказывается, не нужно! И как я восхищалась Шандором Даллошем! Смех, да и только! Он и симпатичный, и вкус у него хороший, и голос красивый. А Кати, ничего не подозревая, сказала даже, что он годится мне в отцы!
— Спички есть? — окликнула я Лали Виду, с разбегу проскользившего мимо, словно малыш какой-нибудь из детсада.
— Не дури!
— Можно подумать, что ты не курил еще ни разу!
— Курил, конечно. Но сейчас, здесь? Не советую.
— Боишься?
— А ты чего петушишься?
— Я не петух, чтобы петушиться. Но спички-то дашь, Ла́йош?
Он дал мне прикурить с самым кислым видом. Спичку поднес неуверенно, а я, не успев затянуться, выдохнула дым, словно начинающий огнеглотатель. Вкус был отвратительный, к тому же я подпалила себе ресницы. И в эту минуту в подъезде показалась тетя Клари, она тоже опоздала, но зато ей повезло: по крайней мере, застукала меня. Замечание было готово в два счета — вернее, обещано, так как записать было не на чем. На танцы я не ношу с собой тетради для замечаний.
Когда я вышла на улицу, как раз заиграл наш ансамбль «Гармоника» — ребята сменили Катиного папу, которому пора уже было на работу. Как они похожи с Кати! Конечно, в этом нет ничего необыкновенного, и никто, кроме меня, над подобными вещами не раздумывает. Но я ведь вообще не понимаю чего-то в отношениях детей — родителей, теперь уж это подтвердилось окончательно.
На улице было темно, будто в полночь, хотя только что пробило половину пятого. Воздух сперва посерел, потом стал лиловым и черным, а туман наплывал такой густой и терпкий, что хотелось кашлять. Все стало каким-то странным, звуки доносились приглушенно, город словно крался на цыпочках. Вечером по радио скажут, что над Будапештом опустилась шапка тумана.
На тебя я тогда даже не сердилась. И только думала: вот бы наступил сейчас конец света!
9. Мелинда сломала отвертку. Надо думать, не нарочно, но убыток следует возместить
(Ф. Т., руководитель занятий по труду)
В понедельник мы встретились в «мотеле». «Губная гармоника» в полном составе усиленно допытывалась, что стряслось со мной накануне после обеда. Мы сидели рядком на диване — со стороны, наверное, похоже было на стайку сиротливых стрижей. Пирошка на кухне растирала с тмином наш любимый овечий сыр — сегодня была ее очередь. Ребята думали, что я молчу из-за Малыша, и посоветовали ему набрать по телефону номер Сказочника и послушать сказки. Идея сама по себе была отличная: Малыш за весь день не вышел больше из комнаты. Наконец Дёзё заглянул к нему сам и увидел: Малыш сладко спал с телефонной трубкой возле уха. Оказывается, под сказку Малыш немедленно засыпает — это у него с младенческих лет привычка. Конечно, с уходом Малыша я разговорчивей не стала, да и раньше не из-за него молчала. Наконец ребята оставили расспросы, но тут я испугалась, что не с кем будет поделиться, обсудить мои дела, а ведь мне это было совершенно необходимо! И я выпалила вдруг ни с того ни с сего:
— Кажется, мне скоро предстоит быть подружкой на свадьбе. На свадьбе у собственной матери! — Вид у меня, наверное, был самый отчаянный.
Все четверо тупо уставились на меня, хотя, в общем, они довольно сообразительные ребята. Кати опомнилась первая: у нее ясная голова, она всегда соображает быстрее других, это даже наш учитель математики признает, хотя и не любит девчонок.
— Значит, это твоя мама получила сирень?
— Она самая.
— И вчера как раз все разъяснилось, да?
— Ну да.
— Теперь понятно, почему ты вчера так завелась.
И она кратко растолковала остальным, какая связь между человеком, который посылал вчера сирень своей невесте, и моим вчерашним курением. У Пирошки сразу показались на глазах слезы, Дёзё беспомощно моргал. Они жалели меня. И мне было это приятно. Все словно замерли. Я чувствовала, что сейчас заплачу. Вдруг заговорил Андриш.
— И ты, видимо, оскорблена? — спросил он сурово.
— Кажется, я имею на это право?
— Твоя мама тоже имеет право выйти замуж.
— Я считала тебя своим другом.
— А я и сейчас твой друг.
— Не слишком ты чуткий!
— А ты думала, я жалеть тебя буду? Ты сама себя достаточно жалеешь!
— Неправда!
— Нет, правда! Ты
