Синие московские метели - 2 - Вячеслав Юшкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поиски рабочего общежития были недолги и вот мы уже стучим в двери комнаты, где проживает Лысков и нам не открывают. Прямо такая неожиданность. Сарказм. Двери мы выносим и вот и наша похищенная девушка. Смотрит на нас с пренебрежением и сообщает — она дочь заместителя наркома вооружений и по какому праву мы вламываемся в её комнату. Но мне не она нужна была, мне нужен был Лысков. Где Лысков спрашиваю эту жертву похищения. Хотя какая она жертва, что то тут совсем нечисто с этим похищением. Не знаю был мне ответ. Не знаю я где Паша он вышел куда-то. Ладно с ним разберемся позднее и начинаем обыск комнаты. Но никаких денег мы не нашли, в углу стоит большая коробка, перевязанная веревками, и я спрашиваю, что за коробка. Ответ уже привычный для меня. Не знаю, не моя коробка. Развязываем узлы и открываем коробку и находим в этой коробке самого Лыскова Павла. В добром здравии и твердой памяти. Расклады по делу Паша понял сразу и сразу до него дошло — он уже судим за политику и вот теперь похищение члена семьи первого лица, это террор в отношении первых лиц. Мера социальной защиты по этой статье только одна — высшая мера социальной защиты и при его биографии расстрел без вариантов. И Паша стал говорить сразу и без утайки и хитростей. Очень уж жить Паше хотелось. Он всё спрашивал остался ли жив сотрудник, которого он порезал. Каюсь я сказал остался живой. Обманул Пашу.
Лысков выполнял приказы прикрепленного сотрудника, у которого он был на связи. Никаких сомнений приказы сотрудника государственной безопасности у Паши не вызывали, и он выполнял все полученные приказы безо всякого обсуждения и промедления. Предоставил свою комнату в общежитии для якобы похищенной девушки и ходил за выкупом и что бы его не задержали без колебаний ударил ножом сотрудника НКВД. Паша был готов на все только что бы был доволен куратор. Но теперь пришла пора отвечать за все совершенные преступления. И Лысков не хотел, чтобы его расстреляли одного и теперь топил своего куратора по полной. Девушку погрузили в легковой автомобиль и отправили домой в дом на набережной. Лыскова же мы погрузили в другую машину и на этой «Эмке» отправились обратно в Москву.
На трассе нас и ждали. Не доезжая до Москвы примерно десять километров нас на дороге, остановил Орудовец / так сейчас называют сотрудников ГАИ в будущем/ но беда в ом, что его обмундирование не соответствовало тому, в котором те ходили. То, что будет засада и нас будут убивать на дороге это было ясно с самого начала. Предотвратить раскрытие своего преступления — прикрепленный не смог и теперь был только один выход убить нас вместе с Лысковым и на этом зачистить все нити ведущие к нему. Я не знал, что одноглазого уже зарезали в камере и у меня нет свидетелей кроме Лыскова. Слова же мои против слов сотрудника государственной безопасности — это несерьезно. Потому я и прихватил с собой три автомата Томсона с запасными дисками. Небольшой количество таких автоматов было в НКВД они были получены еще при врагах народа ныне разоблаченных и расстрелянных, но автоматы остались и мне их выдали. Вот сейчас и наступило время их использовать. Свои машины сотрудники госбезопасности спрятали на обочине, но, как всегда, схалтурили и поленились заезжать в лес и бросили автомобили на обочине. Что-либо объяснять водителю и охраннику Лыскова не надо было. Они слышали его показания и теперь понимали свое положение. Если я не довезу свидетеля, то мы все будем арестованы и пойдем на конвейер и там уж признаемся — что копали туннель Бомбей — Лондон и готовили убийства членов Политбюро. Вот потому и взял я с собой автоматы. Вопрос стоял так — или мы или они. Сотрудники ГУГБ приехали за нами без автоматов, они понадеялись на свою страшную репутацию и совсем не ожидали сопротивления. Отсутствие каких-либо документов на наше задержание их не беспокоили. Ещё не было случая, чтобы их спросили за несоблюдение норм социалистической законности. Вот только сейчас у нас было три автомата и никакого желания покорно идти на убой. И стрелять мы стали первыми. Сотрудников государственной безопасности было четверо и когда автоматы заработали они ничего сделать не смогли. Ливень огня, прямо-таки свинцовый ливень смел этих чекистов с лица земли. Теперь нам надо было проверить карманы этой группы и убедиться, что никаких документов на наше задержание нет. Если такие бумаги имеются, то у нас нет иного выхода как бежать в глубь страны без оглядки. Никаких иных вариантов не просматривалось. Но, к нашему счастью, нас хотели просто задержать и расстрелять в лесополосе у дороги. Именно там мы обнаружили свежо вырытую яму. У этой ямы и окончательно покололся Лысков.
У него больше не было никаких иллюзий о дальнейшей своей судьбе, и он рассказал всю правду. Прикрепленный запутался в женщинах и в долгах. Что бы снять вопросы по женщинам он решил их просто убить, всех трех. Но сначала он решил разыграть похищение и получить выкуп и заплатить свои долги. И у него почти всё получилось — эта якобы похищенная дочь заместителя наркома и не подозревала, о своей судьбе, её планировалось убить последней. Расстрелянных сотрудников государственной безопасности закопали в яме, которую они приготовили нам и двинулись дальше. И ехали мы к наркому Берия, но не в кабинет на Лубянке. На Лубянке нас могли уже ждать и не хлеб соль готовить для встречи. Поехали мы к незаметному особняку в одном из неприметных московских переулков. Подъехали и тормознули неподалёку. Квартировал в этом особняке товарищ Берия со своей семьей. Стояли мы недолго и не успели остыть от дороги как к машине подошла женщина и потребовала старшего. Я вылез и представился, и услышал — Я Нино Теймуразовна, что вы здесь делаете. Что делаю, жду товарища Берию у меня важная информация, но на Лубянку мне нельзя. Там меня ждут заговорщики. Сейчас разберемся и Нино ушла и через весьма короткое время к нам бежит адъютант наркома и приказывает идти с ним. Делать нечего оставил оружие в машине и пошел. Сразу за воротами — двое стоят и с нетерпением ждут — сам нарком и его супруга. Нарком оказывается заехал через другие ворота о которых я не знал и теперь был очень зол. Супруга же его ждала подробностей о важном деле. Пришлось докладывать обо всем им двоим и если нарком просто слушал, то Нино живо переживала все перипетия расследования и когда я закончил рассказ о похождениях этого ловеласа из числа сотрудников государственной безопасности, потребовала расстрелять этого негодяя, который пользовался женской слабостью и доверчивостью. А этого достойного человека разоблачившего недостойного сотрудника — наградить достойно. Оказалось это редкость, когда сотрудник не бегает по бабам и достойно выполняет свой служебный долг. Я уже ожидал поездки на Бутовский полигон- так безапелляционно и так уверенно с наркомом никто не разговаривал, и никто и не мог представить такого. Потому я уже приготовился к достойной награде — расстрелу на полигоне без суда и следствия. Нарком тяжело вздохнул и пошел со мной на улицу и сел в машину и поговорил с Лысковым и тот опять все повторил, о чем рассказывал раньше. Нарком помолчал и спросил у Лыскова — он хочет на следствие или его сразу расстрелять. Лысков на следствие не захотел и я получил приказ — отвезти Лыскова на полигон и расстрелять там. Сейчас многие расскажут, что это неправильно и без следствия расстреливать нельзя. На самом деле идти на конвейер следствия и пройти сквозь муки, чтобы все равно быть расстрелянным это крайне неразумно. Уж лучше сразу пусть убьют без пыток и мучений. Приказ слышали и водитель, и охранник, выбора не было и у них. Террор в отношении первых лиц это по любому расстрел.
Отступление.
Во времена эпохи Хрущева и времена перестройки — очень широко разлетелись истории о Берии, который не пропускал ни одной юбки и ни одной пары красивых ножек и свозил всех понравившихся женщин к себе в особняк и там гнусно насиловал этих женщин. Один из «разоблачителей» дошел до маразма и сообщил читателям — что затем этих женщин убивали и бросали в кислоту. И это всё якобы происходило в особняке, где жила семья Берии. Такой дури никто не верил, кто знал о том, насколько Лаврентий любил свою жену Нино и все эти выдумки хрущевских писак
