Следуя высшему замыслу - Алексей Аникин

Чем больше Света перечисляла, тем сильнее в ней нарастала паника, тем сильнее раскрывались её глаза, тем больше слёз лилось. Боже мой, как же много боли она выдержала! И ведь не сдалась.

– Я просто не могла совершить все эти гнусные поступки, иначе меня бы прокляли все, кого я люблю, – продолжала Света говорить, запинаясь и вздрагивая. – Анугираза истязала меня, подначивала, говоря, что мучения закончатся, если я соглашусь. Но прошу тебя, Витя, поверь мне, я бы лучше умерла, чем приняла на себя эту невыносимую ношу.

На мгновение та часть разума, что принадлежит дракону-карателю, прошептала мне: «Но ведь не умерла. Значит, приняла». Я быстро отмахнулся от неё. Это провокация, не более того. Нужно терпеливо слушать дальше, не упуская ни детали.

– Это было просто отвратительно, ужасно, невыносимо. Четыре дня без отдыха Анугираза истязала мой разум, подвергала его испытаниям. Я думала, что у меня остановится сердце, что мой разум разорвётся на куски. Я звала тебя на помощь, надеялась, что ты прилетишь и поможешь мне, понимая при этом в глубине души, что у тебя там, в Новом Риме, свои заботы. Но потом Анугираза вдруг отпустила меня, выбралась из моего разума. Она посмотрела на меня совершенно иначе, так, как мать смотрит на родную дочь. Я не помню, что она сказала мне тогда. Мой разум тогда был на грани распада. Она ушла, оставив меня здесь.

– Родная… – я погладил её по щеке. – Насколько же ужасающие пытки ты вынесла.

– Да, но… – взгляд Светы упёрся в землю. – Я многое поняла. Поняла неизбежность кары, если вдруг совершу порок. Поняла, что не имею права предать никого. Поняла, что у меня есть ты – нерушимая гора, внутри которой таится мой разум. Но мне нужны крепости, что не позволят врагу добраться до меня, поработить, склонить к пороку, к предательству.

Света подняла взгляд. Он уже не был безмолвным, отсутствующим, поражённым. Теперь он теплился слабеньким огоньком уверенности и целеустремлённости.

– Я прошу тебя, дорогой, если ты меня действительно любишь, даруй мне ту часть себя, что творит чудо жизни. Если ты доверяешь мне, даруй её, чтобы я создала в своей утробе достойных тебя сыновей и дочерей. Если ты считаешь меня достойной, доверь мне их развитие, их жизни, их будущее.

Я смотрел на неё удивлённо, вспомнив момент, когда во время моей учёбы она, ведомая низменным инстинктом, с поразительной пошлостью мечтала о том, чтобы я возлёг с ней. От той пошлости не осталось и следа. Её разум в этот миг был незамутнённым, слова – честны, побуждения – непорочны.

У меня не было права отказывать ей. Я действительно любил её, доверял ей, считал её достойной. Поразительна для меня была та интонация, с какой она это сказала, те слова, с какими она просила меня совершить предначертанное самой природой.

Я возлёг с ней прямо на снегу, не обращая внимания на холод и на присутствие неподалёку Анугиразы. Её адаптивный костюм оказался воистину адаптивен ко всему, его даже не пришлось снимать. Поцелуй был ровно один и означал моё немое согласие.

Мы смотрели друг другу в глаза, раскрывая свой внутренний мир, доверяя друг другу, не тая ничего. Я удивлялся не только метаморфозе разума Светы, но и собственным ощущениям. Не было привычных в этом деле стонов, не было возбуждённых лиц, даже дыхание оставалось ровным. Не было смены поз, не было подначивания и поддразнивания, не было ничего лишнего. Не привычная страсть правила нами, а то самое чувство, которое именуют чистой любовью. Драконической любовью.

Из моих глаз потекла кровь. Не от ощущения искреннего молчаливого счастья, что всё повернулось именно так, вовсе нет. Я почувствовал ненависть к той трети разума, что именуется человеческой. Той, к которой я прислушивался раньше беспрекословно, той, что я считал своим моральным компасом.

Глядя Свете в глаза, я полноценно осознал, что человек в своей основе – порочный зверь. Уязвимый, податливый, склонный к мутациям. Ради ощущений он готов предать, ради денег готов убить, ради влияния готов терзать. Это закон природы, но для высших существ, навечно ушедших от «природы» ещё миллиарды лет назад, это порочный закон.

Благо, нега, тепло, сытость, безопасность – ради всех этих явлений уязвимый человек склоняется к преступлению, к мысленному разложению. К счастью, не все люди такие, цивилизация – великое достижение непорочных людей – охраняет их от скатывания в бездну. Но это не значит, что нет иных. Тех, кто разрушал то, что было построено непорочными.

Анугиразус был абсолютно прав, утверждая, что у порока миллиард лиц. И только зрячий может разглядеть их все. В моей голове явилась мысль: прощать – не порок, но прощения заслуживают лишь те, кто не пересёк черту. Всепрощение – не порок, но возможность для порочных совершать свои преступления вновь и вновь.

Лишь в тот миг мной были усвоены все три урока. Я не желал больше ошибаться. Я не желал больше тяготиться неверными мыслями и решениями. Я обязан был изменить в себе кое-что. Измениться навсегда, лишив себя любых троп, ведущих к пороку.

Я уткнул лицо в Светину грудь, чтобы не капать кровью ей на глаза. Быть может, она тогда поняла всё. Поняла моё тайное желание. И, несмотря на его противоречивость, приняла его.

***

И вновь ставший уже родным луг. Вновь зелень вокруг, вновь светит солнце. И вновь я жду Анугиразуса.

Мне постепенно надоедало ждать того, кто, по идее, не должен опаздывать. Но я хранил терпение. Терпение и труд, как известно…

– Вижу, ты наконец выучил мои уроки, Чудов, – сказал Анугиразус, явившись внезапно, пусть и вполне ожидаемо. – Ты позвал меня, чтобы принять судьбоносное решение, не так ли?

– Да. Я хочу, чтобы ты выжег из меня человеческое. Хочу, чтобы я был лишён того лживого пути, который пытается вбить мне в голову порочные мысли. Если ты можешь лишить его меня, конечно.

– Всё возможно, если ты сам этого хочешь, – Анугиразус подошёл ближе. – Что подвигло тебя к этому?

– Нет истины в вечном человеческом бунте, – ответил я. – Нет истины в вечном нигилизме. Нет истины в вечном стремлении к безграничному удовольствию, чрезмерному богатству, абсолютной власти. Это путь к пороку, путь к падению, путь к разрушению. Только в высшем замысле есть истина. Лишь в способности трезво смотреть на мир, чувствовать его, познавать его. К сожалению, даже в России нет